– В Арманьяке есть место, которое называется Мутуме, – сообщил Бастард. – Больше ничего на ум не приходит.

– «Не подведи нас в этом деле», – зачитала Женевьева последнюю строку послания.

– Билли подхватил эту заразу! – с усмешкой воскликнул Томас.

– Однако мы отправляемся в Арманьяк?

– Как только покончим с делами здесь.

Потому что прежде, чем будут начаты поиски сокровища, граф де Лабруйяд должен уяснить, что за жадность приходится платить.

И Бастард устроил засаду.

В Париже шел дождь. Беспрестанный дождь, вымывший из сточных канав дерьмо и разнесший его смрад по узким улицам. Нищие жались под нависающими над мостовой домами, протягивая тощие руки к всадникам, въезжающим в городские ворота. Это были две сотни солдат, все крупные парни на сильных конях. Всадники кутались в шерстяные плащи, головы их укрывали от капель стальные шлемы. Скача под дождем, они озирались, явно пораженные зрелищем такого большого города, и парижане, прятавшиеся под выступающими верхними этажами, подметили, что выглядели конники странными и дикими, словно воины из дурного сна. Многие не брили бороды, и у всех лица были загрубевшими от непогоды и исполосованными боевыми шрамами. Настоящие бойцы – не свита какого-нибудь большого сеньора, растрачивающая время в сварах в окрестностях замка, но мужчины, не выпускающие из рук оружия ни в зной, ни в стужу, люди на закаленных в сражениях конях с порубленными щитами. Парни, которые зарежут за пуговицу. Среди кавалеристов ехал знаменосец, и на набухшем под дождем штандарте было изображено большое красное сердце.

За двумя сотнями воинов следовали обозные лошади, числом в три с лишним сотни, навьюченные тюками, копьями и доспехами. Оруженосцы и слуги, которые вели обоз, были облачены в одеяла – так показалось очевидцам. Однако то были не более чем накинутые на плечи потертые грубые лохмотья, прихваченные поясом. Штанов у слуг не было, только никто над ними не смеялся, потому как к вышеупомянутым поясам было пристегнуто оружие: либо немудреной работы длинный меч с простой рукояткой, либо зазубренная секира, либо живодерский тесак. Оружие деревенское, но выглядело так, будто постоянно находилось в употреблении. Среди слуг ехали женщины с распущенными волосами и в таком же варварском наряде, их голые ноги были красными и грязными. Ни одному из парижан даже в голову не пришло отпустить шутку, потому как вооружены эти оборванки были так же, как их мужчины, и вид имели столь же опасный.

Конные воины и их слуги остановились у реки в центре города и разделились на небольшие группы, каждая из которых принялась подыскивать себе ночлег, но одна группа из полудюжины мужчин, в сопровождении слуг, одетых несколько лучше прочих, перебралась по мосту на лежащий посреди Сены остров. Они петляли по узким улочкам, пока не добрались до позолоченных ворот, у которых стоял вооруженный копьем стражник в ливрее. За воротами располагались двор, конюшня, часовня и лестница, ведущая к королевскому дворцу. Воинов встретили с поклоном, приняли лошадей, а самих гостей проводили вверх по лестнице и по коридорам в их апартаменты.

Уильяму, вождю клана Дугласов и предводителю двух сотен воинов, предоставили палаты с видом на реку. Окна были затянуты пленками из роговых чешуек, но шотландец сорвал их, запустив сырой воздух улицы в комнату, где в украшенном французским королевским гербом очаге пылало жаркое пламя. Лорд Дуглас стоял у огня, а слуги тем временем застелили постель, принесли вина, еды и привели трех женщин.

– Какую вы выбираете, господин? – спросил дворецкий.

– Беру всех трех, – заявил Дуглас.

– Мудрый выбор, – с поклоном ответил слуга. – Угодно ли вашей милости что-нибудь еще?

– Мой племянник здесь?

– Да, господин.

– Пусть придет.

– Его пришлют к вам, – пообещал дворецкий. – Его величество примет вас за ужином.

– Передайте ему, что я безмерно счастлив в ожидании встречи, – безразлично бросил Дуглас.

Уильяму исполнилось двадцать восемь, но выглядел он на сорок. У него была подстриженная каштановая бородка, лицо с дюжиной полученных в схватках шрамов и голубые, как зимнее небо, глаза. По-французски он говорил свободно, потому как большую часть детства прожил во Франции, обучаясь искусству здешних рыцарей и совершенствуясь в обращении с копьем и мечом, но вот уже десять лет, как вернулся домой в Шотландию, где стал вождем клана Дугласов и лордом, заседающим в шотландском совете. Уильям возражал против перемирия с Англией, но большинство взяло верх, и поэтому вождь Дугласов увел самых преданных своих воинов во Францию. Если им нельзя драться с англичанами на родине, можно натравить их на извечного врага здесь, во Франции.

– Снимайте одежду! – велел он девушкам.

На миг, что длился удар сердца, они смешались, но выражение на лице Дугласа заставило их повиноваться. Мужчина красивый, высокий и мускулистый, но с лицом воина – суровым, как клинок, и не знающим жалости. Ночь обещала быть долгой. Троица закончила раздеваться, как раз когда пришел племянник Дугласа. Он был не сильно моложе дяди, с широким улыбчивым лицом. На нем красовались бархатный камзол, расшитый золотом, небесно-голубые штаны в обтяжку, заправленные в сапоги из мягкой кожи с золотой шнуровкой.

– Во что это ты вырядился, черт побери? – спросил Дуглас.

Молодой человек дернул себя за расшитый край камзола.

– Так в Париже все одеваются.

– Господь милосердный! Робби, у тебя вид как у эдинбургской шлюхи. Что скажешь про этих трех?

Сэр Роберт Дуглас повернулся и внимательно осмотрел девиц.

– Мне вот эта нравится, средняя, – выбрал он.

– Исусе, да она такая тощая, что ее можно вместо иголки употреблять. Мне нравятся женщины с мясцом на костях. Так что решил король?

– Ждать развития событий.

– Исусе, – повторил старший Дуглас. Затем подошел к окну и посмотрел на реку, рябую от дождя. От медленно струящейся воды поднимался смрад зловонных стоков. – Он хоть понимает, что грядет?

– Я ему говорил.

Робби послали в Париж вести переговоры с королем Иоанном, и ему удалось добиться, чтобы воинам дяди заплатили и вооружили их за счет французского государя. Теперь же эти воины прибыли, и лорду Дугласу не терпелось спустить их с цепи. Английские гарнизоны стояли во Фландрии, в Бретани и в Гаскони; принц Уэльский опустошал юг Франции, и Дуглас хотел заполучить шанс убить пару-другую ублюдков. Он ненавидел англичан.

– Ему известно, что этот мальчишка Эдуард, скорее всего, нанесет удар в следующем году? – поинтересовался лорд. Под мальчишкой подразумевался принц Уэльский.

– Я говорил.

– И король ничего не предпринимает?

– Ничего. – Робби кивнул. – Он любит пиры, музыку и развлечения. Воевать ему не по нраву.

– Тогда нам предстоит вселить немного настоящего мужского духа в этого рохлю, а?

В последние годы Шотландия знала только неудачи. В битве при Невилл-Кросс армия шотландцев была разбита, а король Давид оказался в плену у ненавистных англичан; затем пришла чума и выкосила население долин. Теперь, чтобы вызволить короля Давида из лондонского Тауэра, шотландцам предстояло уплатить выкуп столь огромный, что королевство обнищало бы на годы.

Но предводитель клана Дугласов знал, что короля можно вернуть иным путем, приличествующим воину, и это было главной причиной прибытия его людей во Францию. По весне принц Уэльский наверняка выведет из Гаскони очередную армию, и она займется тем, чем занимаются все английские армии: будет жечь, грабить, насиловать и разорять. Цель этого шевоше – заставить французов выдвинуть свое войско, и тогда за дело возьмутся ужасные английские лучники, и французы потерпят еще одно поражение. Знатные сеньоры станут пленниками, и Англия разбогатеет еще больше благодаря выкупам за них.

Но лорд Дуглас знал, как побить лучников, и это знание он принес в дар Франции. И если ему удастся убедить французского короля выступить против мальчишки Эдуарда, появится шанс одержать великую победу. И победа должна заключаться в захвате принца. Уильям назначит за него выкуп, и цена будет равнозначной выкупу за короля Шотландии. Это станет возможно, твердил он себе, если только король Франции вступит в бой.