— Все-таки хороший он мужик, Гилби. — Получается, из этого мешка тоже не выпало ни одной сотрясающей устои тайны. — То есть, как бы она ни старалась, она не может одолеть добрых чувств к нему. И не может заставить себя причинить ему зло.

Пока что так.

Ну да, нужна ведь ей какая-то опора во внешнем мире. Ей нужен здесь кто-то, о ком она могла бы заботиться. И кому она могла бы позволить заботиться о ней.

Мне приходилось бывать такой опорой. Для Белинды Контагью, безумной королевы Танферских подземелий.

Он понимает это. Он манипулирует мисс Соумз, но очень умело. Он не позволяет ей ступить на скользкий путь, подсовывая ей менее разрушительные возможности. И делает это так, что она не может отказаться, не уронив себя в собственных глазах.

— Я Гилби не первый год знаю. Он не стал бы тратить времени, спасая нечто, что он не считал бы заслуживающим спасения.

Именно так. И как бы она ни пыталась сорваться в колодец погибели, Гилби, похоже, удается сдерживать ее деструктивные порывы. И в этом ему помогает та, вторая Хитер Соумз. Она всерьез увлеклась идеей, связанной с «Миром». Она могла бы стать лучшим театральным менеджером — если только сойдет с дороги, ведущей в ад, на время, достаточное для хорошей попытки.

Хитер Соумз — не первая и даже не десятая из тех травмированных личностей, кого я знаю, и все они в чем-то схожи. Таких просто пруд пруди. Правда, те, что поумнее и посильнее, научились это скрывать.

— Почему так много тех, с кем случается такое?

У твоей породы это чаще всего связано с тем, что приходится перенести в детстве. Особенно от своих же родных.

— Правда?

Это одна из самых жестоких тайн твоей расы, Гаррет. Я видел не один десяток поколений твоих сородичей. Я видел страдания и отчаяние в десятках тысяч человеческих сознаний. Ты бы в ужас пришел, если бы узнал, как много вашего молодняка испытывает жестокое обращение и как часто это происходит.

— Не уверен, что человеческое зло способно меня потрясти. — Впрочем, он был прав. Эксплуатация детей — не редкость и не является нарушением законов — не считая религиозных, моральных. Да и то далеко не у всех религий.

Собственного опыта на этот счет у меня нет, но я знаю множество людей, обладающих оным. И подозреваю, что еще больше таких, кто просто не может рассказать об этом.

Это правда. Ты видишь только ту реальность, что лежит на поверхности. Эксплуатация настолько распространена, что твои сородичи отмахиваются от этой проблемы, как от большинства других проблем взросления. В расчете на то, что жертвы все забудут. И многие забывают — ведь то, что с ними делали, никому не интересно. Однако внутренний разлад никуда не девается.

Мне уже сделалось не по себе. Я буквально ощущал, как в Покойнике закипает этакий жар крестоносца, а только крестового похода мне сейчас и не хватало. Лечить это — дело фанатиков вроде Дила Релвея. Людей, которые видят мир исключительно черно-белым и действуют соответственно. Убеждением перемен не добьешься. На протяжении одной жизни — уж точно.

Я вполне представляю себе многочисленные лазейки в самых лучших законах, какие только могли бы принять власти. Включая тот неоспоримый факт, что вплоть до тринадцатого дня рождения ты официально являешься собственностью родителей — если только у тебя не хватит духу удрать.

Конфликт между тем, что правильно, и тем, что положено по закону, вечен. Чаще всего законы принимаются с самыми благими намерениями — и немедленно становятся камнями, которыми вымощена дорога в ад. Стоит только облечь благородную идею во что-то узаконенное, как по краям ее тут же начинают булькать непредвиденные и непредумышленные последствия.

Ты циничное существо.

— С кем поведешься…

Разумеется.

Просто диву даешься, сколько сарказма умеет Старые Кости вложить в единственную бестелесную мысль.

Извращенные наклонности твоей расы не должны беспокоить тебя — по крайней мере сейчас. Если только подростки из Клики не являются сами продуктом насилия. Что могло бы хорошо объяснить их склонность к подглядыванию. О! Это любопытно.

— Что еще?

Еще одна из собранной тобою компании вот-вот выступит на сцену.

— Э? — Все-таки любимый голубоглазый сыночек матушки Гаррет большой мастер ответной реплики. — Что, неужели Тинни вернулась? — Собственно, против этого я не возражал. Я вообще последнее время не возражаю против того, чтобы рыжая находилась где-нибудь здесь, под боком.

Однако вместо Тинни в дверях возник носик Пулар Паленой. Одежда ее насквозь промокла, и вид у нее был настолько сморщенный и жалкий, насколько это вообще возможно для крысюка. Стараясь не привлекать к себе внимания, она шмыгнула на лестницу, откуда сразу же послышался грохот падающих предметов.

— Я что-нибудь упустил?

Несомненно. Эта способность — одно из твоих очевидных качеств.

Хорошо хоть он бодрствовал тогда, когда это могло оказаться кстати.

Она провела эту ночь не дома.

— Ох! — Я сразу же превратился во встревоженного папашу.

Опять-таки, тебе нет нужды волноваться. Она не сделала ничего такого, что могло бы тебя огорчить. И настоятельно напоминаю тебе: она не человек. И как следствие, сопутствующие романтическим увлечениям явления касаются ее в меньшей степени.

— Поверю тебе на слово — на время. Ведь мир нынче кишмя кишит бойкими парнями, каким я был когда-то. Возможно, среди них и крысюки попадаются.

К счастью для Паленой, крысюки мужского пола испытывают интерес к самкам лишь во время течки. Впрочем, женщина-крысюк при желании легко может избежать и этого с помощью нехитрых снадобий.

Но конечно же, мужчина-крысюк тоже может использовать кое-какие снадобья в своих целях.

Надо бы мне с моей девочкой побеседовать о том, с какими типами она может столкнуться уже сейчас, повзрослев.

Старые Кости изо всех сил сдерживал смех.

— Я не готов становиться отцом выводку крысят, слышишь, Весельчак? И это не говоря уже о том, что Дин уволится от нас, если под ногами будут мешаться эти хвостатые отпрыски.

Зато он не против кошек.

— Нет. Он расист. В том, что касается межвидовых отношений.

Я буквально кожей ощущал, как жаль Покойнику, что он мертв и не может нахохотаться вволю.

Я без всякого удовольствия оделся и вышел на улицу. Погода менялась на такую, которая никак не соответствовала моему настроению. Что ж, это даже хорошо. По крайней мере не замерзну.

Первую остановку на пути следования я сделал у мистера Йена. Моя семья затоваривалась у него одеждой на протяжении нескольких поколений — двух по крайней мере. Мистер Йен мог бы помочь мне с новым пальто.

Я шел туда не спеша. В конце концов за мной наблюдали — не мог же я озадачивать наблюдателей, несясь куда-то как на пожар.

Должно быть, мистер Йен назначен на свою портняжную должность лично Главным Распорядителем Стереотипов. Это маленький костлявый старичок, чья армейская служба пришлась, наверное, на первую половину прошлого столетия. У него блестящая макушка, кустистые белые бакенбарды, соответствующие белые усы и ни намека на бороду. Еще его отличает экзотический акцент, наводящий на подозрения, что он мог и вовсе избежать армии. Возраст не притупил его ума. Он сразу узнал меня, хотя я не бывал у него со времени переезда на Макунадо-стрит.

Раскладывая передо мной образцы последней зимней моды, он поинтересовался, чем я занимаюсь. Я расписал ему положительные стороны своей работы; брови его при этом не шевельнулись ни на долю дюйма. Ничто в окружающем мистера Йена мире не могло превзойти драматизмом и накалом страстей его портновского ремесла. Все же время от времени он более или менее уместно, хоть и без избыточного энтузиазма, хмыкал с целью показать мне, что он все-таки слушает.

Я, впрочем, тоже не слишком углублялся в историю. Меня гораздо больше волновало, как бы свести концы с концами, не разорившись на его услугах.