Лина, похоже, также вдруг засомневалась в нем. Да что Лина! Лина – бездушная механическая кукла. Наверное, никогда никого не любила и не хотела. Да и он тоже никогда никого не любил – но с его работой и любить было невозможно. Просто по техническим причинам. А вот Лина, похоже, такая от природы. А с боссом спит, наверное, потому что так ближе к власти. Такие фригидные дамочки больше всего любят власть. А рыжая как раз не фригидна – в этом он готов был поклясться. Просто у нее другие правила. И он был готов принять эти правила. До сих пор он навязывал ей свою игру. Почему не попробовать так, как хочет она? Может быть, в этом и есть ключ к успеху? Но слова Лины задели его за живое. Влюбился! Готовность играть по другим правилам, конечно, можно истолковать только так. Он не может, не должен влюбляться в эту рыжую, с ее чуть слышным, но совершенно умопомрачительным ароматом белых цветов, с капризным ртом, янтарными глазами хищной птицы. Это будет означать, что она выиграла, а он проиграл. До сих пор выигрывал только он. И Лина права. Деньги. Он получит кучу бабок, если заставит рыжую все-таки играть по своим правилам. Но она не хочет. Он почувствовал, что окончательно запутался.

– У тебя кокс есть? – спросил он сумрачно.

– Для прочищения мозгов? – насмешливо ответила вопросом на вопрос бледная прибалтийская моль. – Ладно. Возьми. Здесь даже больше, чем ты заслуживаешь.

Да много она понимает, чего он заслуживает!

– И что, ты так ни разу с ней и не переспал? – продолжала допытываться Даугуле. – Может, все-таки дело не в тебе?

– Что ты хочешь сказать? – удивленно спросил он. – У нее что, есть кто-нибудь другой?

– Я думаю, что скорее другая.

– Что?!

– Ромочка, ну чего ты так кричишь! Ночь на дворе. А у меня соседи. Еще подумают бог весть что.

– Если ты с самого начала все знала, зачем тогда ее мне подставила?! – зло прошипел Юшко. – Что, выбора другого не было?!

– Я сама ничего не знала. Да что ты так задергался! Это только предположение. Остынь.

Она пристально взглянула на него, и в ее водянистых северных глазах читалось что-то – он никак не мог понять что. Сочувствует она ему? Или все-таки издевается? Или рада, что у него ничего не получилось? Да что же это такое?! Врет она, подставила его, а сама все знала. Вот сука, а? Ключи ей были нужны, вот что. Чтобы пошарить у этой Соболевой. Что-то ей у нее понадобилось. А про деньги просто для отвода глаз. Он ей как дурак принесет ключи, а она ему ничего не заплатит. Договор дороже денег – это Линины любимые слова. И она еще советы ему дает! Хорошенькое дело. Остынь! Да, это, наверное, все и объясняет. Так все и есть.

– Но… она ведь замужем?.. Да? Или нет? – неуверенно и зло спросил он.

– Замужем, – подтвердила Даугуле, с усмешкой наблюдая, как целая гамма чувств отразилась на лице собеседника. – И ее муж платит нам пятьдесят тысяч, чтобы мы его от нее избавили. Я хотела, чтобы эти деньги заработал именно ты. Я всегда к тебе хорошо относилась, Рома.

– Что значит – избавили? – не понял он. – Он хочет с ней развестись? Ему нужен на нее компромат? Но ты же видишь сама, что у меня с ней ничего не выходит…

– Он не хочет с ней разводиться.

Да, времени остается чертовски мало. Придется сказать этому самовлюбленному кретину почти все. Все равно он им больше не нужен. Слишком большой риск, что он когда-нибудь проговорится. А еще он слишком любит деньги. Хотя это даже хорошо.

– А зачем тогда… – Он умолк на полуслове. Понял. Закашлялся. – Лина, я не стану ее убивать.

– А тебе и не нужно будет ее убивать. Дурачок. – Даугуле улыбнулась.

Она подошла к нему вплотную, ласковым жестом взлохматила волосы. От этого жеста, а особенно от улыбки у него мороз пошел по коже – так было страшно, как будто улыбнулась и приласкала его восковая кукла из музея мадам Тюссо.

– Не нужно никого убивать. Не нужно никакой крови. Все должно выглядеть как несчастный случай. Маленький несчастный случай. Просто несильно ударишь ее – и все. Чтобы она потеряла сознание. И сделаешь маленький укольчик. Понял? А потом разденешь, уложишь в ванну и пустишь воду. Все очень просто.

– Она не пускает меня дальше порога, – упрямо повторил он.

– Ну, на порог все-таки пускает? А дальше и не нужно. И денежки, Рома, денежки. Огромные деньги за такую пустяковую работу.

Да, деньги. Она, несомненно, знала его слабые места. Болезненное, замешанное на собственном обожании самолюбие и деньги. Сначала он испугался. Потом испуг как-то незаметно стал улетучиваться. Действительно, человек может поскользнуться в ванне, удариться, потерять сознание и утонуть. Особенно под кайфом. И это ни у кого не вызовет ни малейших подозрений. Милиция? Сборище тупых, ленивых, жадных скотов. Они даже не почешутся, если их не заставить. А кто будет заставлять? Муж? Он будет молчать.

– А она правда лесбиянка? – вдруг спросил он.

– Рома, Ро-о-ма, – благодушно пропела Даугуле. – Ну зачем тебе это знать? Я думаю, что, скорее всего, да. Может быть, скрытая, латентная, так сказать. А может быть…

Больше всего он не любил, когда она при нем умничала. Он не понимал и половины тех терминов, которыми она сейчас сыпала. Обычно, когда при нем говорили о вещах, которых он не понимал, Роман страшно раздражался. Но сейчас это даже как-то его успокоило. Так. Ударить ее по голове совсем не сложно – хоть и на пороге квартиры. Охраны в доме никакой, только кодовый замок. За все время, что они с ней встречались, он ни разу не видел никого из соседей. Плохо, что этаж у нее не последний. Ничего. Главное – все сделать быстро. Реакция у него дай бог всякому, да и силой он тоже не обижен. Не зря столько времени проводит в тренажерном зале. Итак, ударить и быстро затащить в квартиру. Да, двух-трех секунд хватит. Эта рыжая постоянно высокомерно поворачивается к нему спиной, когда открывает дверь и берет на руки своего жуткого кота. Он все равно заработает эти пятьдесят тысяч!

– Слушай. – Он вдруг обернулся и с ужасом посмотрел на темные окна, как будто все его мысли сейчас были озвучены. – А нас тут никто не услышит?

– Ну кто нас тут услышит? Сам посуди – пятнадцатый этаж. Привидения в бетонных домах не водятся. Рома, у тебя совсем развинтились нервы. Это она тебя довела. Я тебя не тороплю. Езжай домой, перевари все. Обдумай. Но ответ должен быть у меня не позже завтрашнего утра. Иначе я буду искать другого человека. И я его легко найду, поверь. Пятьдесят тысяч – огромные деньги. Но… знаешь, я бы хотела, чтобы они достались тебе.

Он с трудом поднялся, как будто разговор отнял у него совершенно все силы. Слишком много она предлагала ему… переварить. Как бы не подавиться. Пятьдесят тысяч – большой кусок. Но… сколько нужно пахать на всяких старых уродинах, чтобы столько заработать? В конце концов, когда-то ему было страшно начинать и то, чем он сейчас весьма успешно зарабатывает на жизнь. Пятьдесят тысяч – большие деньги. У него отложено еще, и если прибавить эти пятьдесят, то уже можно открыть тренажерный зал. Пятьдесят тысяч! Обидно, если они уплывут в другие руки.

Он стоял в маленькой прихожей, одевался. Эвелина смотрела на него из неосвещенной комнаты, отступив вглубь, и он не видел ее лица. На нем были написаны одновременно и торжество, и брезгливость высшего разума по отношению к низшему.

– Слушай, у меня такое чувство, что нас действительно кто-то подслушивает, – сказало низшее существо, у которого инстинкты явно преобладали над разумом. – Очень неприятно.

– Ты фантазер, – ласково успокоила его Даугуле и еще раз напомнила: – Завтра, Рома.

Он кивнул ей, уже стоя в дверях. Сейчас он поедет домой, примет ванну и даже сделает себе дорожку, хотя и не одобряет это занятие. Нет, две дорожки. Но иначе ему не расслабиться. Все время кажется, что на тебя кто-то смотрит и слушает. Противное ощущение.

– Мать твою разтак и разэтак, – длинно выматерился человек в наушниках. – Техника! Блин, на грани фантастики!