Да и к образу жизни этой особы она, как ни странно, начала привыкать – много курила, спокойно и уверенно отдавала распоряжения, научилась ходить целый день на каблуках и не лезть пальцами в накрашенные глаза. К своему навязчивому поклоннику она также несколько попривыкла – хотя как можно было привыкнуть к гранате с выдернутой чекой? К бомбе с часовым механизмом? Но Юшко почему-то не торопился, вел себя как обыкновенный влюбленный – назначал свидания, дарил цветы. Они встречались сегодня уже шестой раз – не многовато ли?
«Либо у него кишка тонка, либо убийца – другой, а он, так сказать, только готовит плацдарм, – думала она ночью. Финя, как всегда, бесшумно спал под боком. – Но зачем тогда он так долго за мной ходит? Достаточно было показать меня кому надо, и все. Да, как же я забыла! Им ведь нужен несчастный случай! Несчастный случай…»
Больше всего она боялась оставить своего поклонника наедине с ключами от квартиры и поэтому никогда не бросала сумку без присмотра, а потом и вовсе аккуратно пришила к нескольким вещам потайные карманы и прятала ключи там, хотя это было ужасно неудобно. Но уберечь ключи стало ее манией. Боязнь того, что они завладеют ключами и снимут дубликат, дошла у нее до какого-то болезненного состояния. И только ночью, вернувшись наконец в квартиру, она чувствовала себя в относительной безопасности. Однако иногда ей казалось, что она слышит скрежет ключа в замке, и Катя обливалась холодным потом, хотя точно знала, что ключи все время были при ней и ее навязчивый поклонник не имел к ним доступа. Из-за такого странного, неестественного образа жизни она практически перестала спать, хотя всю неделю замещала в «Париже» болеющего завхоза.
По ночам, измотанная дневной работой и вечерними свиданиями, она, тем не менее, совершенно не спала. По совету врача пробовала пить снотворное. От него она ненадолго засыпала, но сон был тяжелый, рваный, и утром у нее едва хватало сил, чтобы подняться. У нее притуплялось внимание, голова была как чужая, и поэтому от снотворного она категорически отказалась. И Лысенко, и Банников, и даже сам Степан Варфоломеич советовали ей пока бросить ресторан – но из какого-то дикого упрямства она продолжала ходить и исполнять обязанности завхоза. Да и не могла она пообещать и не сделать! Тем более она знала, что действительно там нужна. Инна носилась целыми днями по каким-то делам, увольнялись не пришедшиеся ко двору люди и набирались новые, не хватало то уборщиц, то гардеробщиц, все время приходилось изворачиваться, крутиться, а завхоз и не думала выздоравливать от какого-то особо зловредного гриппа. Наталья звонила каждый день и также уговаривала ее бросить все и отдохнуть, видимо по голосу слыша, что Катя находится на пределе физических возможностей. Но как она могла трусливо сбежать после всего, что Наталья для нее сделала? И неважно, какие у Натальи Антипенко отношения с Банниковым, – у нее с Натальей свои счеты. И Катя работала, трудилась на совесть, быстро освоив несложную, но отбирающую много сил, кропотливую и мелочную службу завхоза.
Все их свидания с Юшко проходили практически одинаково – встреча в сквере, под бдительным оком наружки, недолгая прогулка по центральным, хорошо освещенным и людным улицам, и ужин в каком-нибудь кафе – по предварительному выбору начальства. Потом он отвозил ее на такси к дому. И каждый раз делал попытку пройти дальше порога, становясь все настойчивее и настойчивее. Вчера Юшко вел себя с ней просто по-хамски, и она подумала, что сейчас он ворвется, несмотря на ее холодный тон и решительное «Спокойной ночи!». Но в последний момент он почему-то отступил – то ли не имел опыта общения с такими особами, то ли у него не было четких инструкций на этот счет.
– Смотри, с огнем играешь! – высказался Лысенко. – По-моему, Катька, лучше бы ты его впустила. Мы уже наготове были. Сразу бы и повязали. Все равно придется его провоцировать на какие-то действия. Вот тут-то мы его теп леньким и возьмем, и поплывет он как миленький сразу, – мечтал Лысенко. Даже Банников, как руководитель операции, такой план, похоже, одобрял. Не одобряла план только сама Катя – квартира была единственным местом, где она чувствовала себя в безопасности.
– Если он тебя попытается под машину толкнуть, тут можно и не успеть, – пугал ее капитан.
– Игорь Анатольич, вы же сами понимаете, что под машину толкнуть – самый ненадежный способ. Даже если машина на меня и наедет, это еще не факт, что со смертельным исходом. Скорее руку сломаю или ногу, и все их планы пойдут псу под хвост. Им надо, чтобы наверняка. Чтоб сразу в морг. А то плакали их денежки, – с фальшивым легкомыслием рассуждала Катя. – Давайте еще потянем. Может, они как-нибудь раскроются?
– Ладно, ты с ним общаешься, тебе виднее, – бурчал Лысенко.
На самом деле «общение» записывалось на пленку, над ним работали аналитики и психологи, и на мнение лейтенанта Скрипковской начальству было, в общем, глубоко начхать. Но в этом случае ее мнение, видимо, совпадало с мнением кого-то важного на самом верху. Сегодняшнее свидание, шестое, ничего не прибавило к данным, уже имевшимся у них. Снова она пожелала господину Юшко спокойной ночи и как-то даже без эксцессов закрыла дверь. Почему-то именно сегодня он не сделал попытки проникнуть на ее территорию – не попросил ни воды, ни кофе, – а просто повернулся и пошел вниз по лестнице, даже не дождавшись, пока она захлопнет дверь.
– Странно, – прокомментировал Лысенко, когда объект наблюдения вышел из подъезда. И пошутил: – А может, он влюбился в нее?
* * *
– А может, ты влюбился в нее, Рома?
– Слушай, давай без идиотских шуток!
Влюбился! Какая глупость! Влюбиться и зависеть от кого-то. Влюбиться и стать слепым, глухим и полоумным. Не замечать ничего, как его мать не замечает, что у ее полкаша пахнут ноги и в ушах растут черные кабаньи волосы. И зачем, спрашивается, нужно влюбляться, если все всегда и у всех заканчивается одинаково – в постели. Значит, если ты оказался с бабой в постели, то ты в нее влюблен? Тогда выходит, он был влюблен во всех своих дамочек: глупых, ненасытных, жадных или, наоборот, слишком щедрых, старых и молодых, во всех скопом и в каждую по отдельности? Да глупости все это! Никогда он не был влюблен и не собирается. Он слишком умен для этого. И вообще, это для него просто работа. Конечно, это его первый прокол, и обидно, что он не смог ничего поделать с этой Соболевой, а сего дня по большому счету даже и не попытался. Не было настроения. Конечно, деньги ему обещаны немаленькие, можно сказать, даже большие деньги, но почему-то именно сегодня на него напала такая апатия.
– Рома, ты понимаешь, что осталась только одна неделя? – Металлический голос с так до конца и не изжитым прибалтийским акцентом вывел его из оцепенения. – У нас было две недели. Ничего не сделано! Даже ключей нет. Может, ты ей не нравишься? – насмешливо спросила она.
Это был чувствительный щелчок по его самолюбию. Да не бывало еще такой бабы, которая, только увидев, не захотела бы затащить его в постель! Кроме самой Лины, конечно. Но к ней он и не пробовал подкатываться. Зачем? Если бы он имел от этого какую-то конкретную выгоду… Но Лина была женщина босса и сама немножко босс, и вообще, она была… неживая, что ли? Слишком правильные и бесцветные черты лица, слишком правильная речь, да к тому же худая и плоская, как доска. Если бы он знал слово «андроид», то непременно окрестил бы им Лину.
А эта, рыжая, – она была как раз в его вкусе. За неделю, которую Лина сейчас ставила ему в укор, он полностью осознал это. Странно, что никогда раньше у него не было рыжих женщин. Кажется, натуральных рыжих не так-то и много. Крашеных полно, а вот натуральных… У нее даже кожа пахнет как-то особенно. Какими-то белыми цветами. Может быть, нарциссами. Или жасмином. И это не был запах духов, это был ее собственный запах, на который духи только накладывались. Ему нравилось в этой женщине все – и то, как она ходит, и как волосы падают ей на лицо, и как она поправляет непослушную прядь, закладывая ее за маленькое розовое ухо, и как сидит, положив круглый подбородок на сплетенные в замок пальцы, и как закидывает ногу на ногу – от этого движения его просто бросало в жар! Он чувствовал, он знал, что эта женщина была создана для него, Романа Юшко, но с его огромным опытом соблазнения она его отвергала!