– На! – Она бросила ему согнутый пополам плотный белый конверт. – Так и знала, что ты попросишь.

– Спасибо, радость моя. Может, дамочку угостить придется. – Уголки его губ хищно поползли вверх. – Чтобы были незабываемые ощущения… Сколько ей лет, этой… Соболевой?

– Двадцать восемь. Кофе будешь?

– Кофе? Кофе буду, – оживился он. – И вообще, Лин, зачем нужно было дергать меня в такую рань? Семь часов только.

– Работать будешь, когда скажут, хоть в четыре утра. Понял? – холодно заметила Даугуле.

– Понял, – зло ответил он и поджал ноги. – Чего ты сегодня такая… неласковая?

Над туркой уже поднималась ароматная пена, и Лина боялась ее упустить. Ромочка сидел надувшись, как богатая невеста на смотринах. Он всегда считал себя пупом вселенной. Все должны были им восхищаться! В противном случае у этого Нарцисса тут же портилось настроение. Вот сейчас он, как пить дать, выставит на обозрение свои ноги. Не иначе, туфли новые купил. Она ловко сняла турку с конфорки.

– Классные шузы, правда? – спросил Роман Юшко, закидывая ногу за ногу. – Настоящая змея… кучу бабок за них отвалил…

Лина фыркнула. До чего же он любит всякое барахло! Дорогой одежды и обуви у него пруд пруди. Да, все комплексы родом из детства. Вот Роме явно не хватало тряпок. Насколько она знает, мать воспитывала его одна. Интересно, когда именно он понял, что нравится женщинам?

Он очень рано понял, что нравится женщинам. Именно женщинам, а не визгливым одноклассницам, у которых и пощупать было нечего, зато каждая считала себя прям Клаудией Шиффер. Худосочные нимфетки, лолиточки… Никогда они его по-настоящему не привлекали. А вот он их… Каждая смазливая дурочка хотела заполучить его в свое личное пользование, чтобы из школы провожал, в кино водил, сидел по вечерам на лавочке возле подъезда. Нужны они были ему очень, со своими лавочками, кафе-мороженым и костлявыми ключицами! Соплюшки малолетние. Какой ему был толк от этих провожаний? В подъезде, провонявшем кошками, пару раз поцеловаться? То, что он очень красивый мальчик, Рома понял еще в детском саду, а то, что из этой красоты можно извлекать вполне конкретную пользу, пришло ему в голову гораздо позже. И помимо красоты было, безусловно, еще что-то, то, что сейчас называют модным словом «харизма» – врожденное умение расположить к себе, настроиться на волну собеседника, природное обаяние и мощным потоком исходящая, хотя и несколько завуалированная, сексуальность. Несомненно, ему в плюс шло и то, что сам он долго не осознавал, как именно действует на женщин: были в нем какая-то щенячья грация и щенячий же блеск в глазах, а также много от молодого, сильного, еще ни разу не попадавшего в капкан зверя.

Другой бы на его месте упустил все это, отдал нерасчетливо в одни жадные руки, растранжирил по пустякам, испортил данное щедрой природой алкоголем или курением, но он, кроме всех вышеперечисленных качеств, обладал еще и здоровой крестьянской сметкой, доставшейся, наверное, в наследство от дедов-прадедов. И умение извлекать из всего пользу, будь то гектар строевого леса, или участок плодородной земли, или же стройная фигура и выразительное лицо, было, видимо, всосано им с молоком матери.

В четырнадцать лет рост у него зашкаливал за сто семьдесят, и к этому прилагались развитая тренажерами рельефная мускулатура, пробивающаяся растительность на лице и юношеская гиперсексуальность. Но на крохи, которые перепадали от матери, нельзя было купить даже бутылку приличного пива. Правда, мать оплачивала тренажерный зал, куда он ходил с гораздо большим удовольствием, нежели в школу, – да и пользы от бодибилдинга оказалось значительно больше, чем от физики с химией. Его интересовала только одна наука – отношения мужчины и женщины, которые многие по неведению называли любовью и которые были, как он прочитал когда-то в одном журнале, только химией, и ничем, кроме самой простой, элементарной химии.

Как ему хотелось в четырнадцать лет все и сразу – модную одежду, мобильный телефон, плеер, компьютер – словом, то, что делает из обыкновенного, ничем не примечательного юноши с угревой сыпью на лбу настоящего мачо, супермена с большой буквы. Ему невдомек было, что для женщин он притягателен сам по себе – не важно, будет у него в руках телефон, или букетик фиалок, или вообще ничего.

Это открытие свалилось на него, пятнадцатилетнего, внезапно, как снег на голову. Однажды, когда Роман сидел, дожидаясь матери в ее конторе, откровенно скучая и листая какой-то невразумительный журнал, он поймал на себе заинтересованный взгляд материной начальницы Аллы Александровны. Он знал ее немного – она бывала у них в доме на днях рождения родительницы и каждый раз приносила ему какой-нибудь милый пустячок.

– А мамы еще долго не будет? – спросил он ломающимся юношеским баритоном, в коем уже проскальзывали те самые бархатные нотки, от которых женщины совершенно теряли голову.

Она пристально взглянула на него и немного помолчала, а он почувствовал, как от ее взгляда кожа на спине почему-то покрывается мурашками.

– Долго еще. – Начальница подошла к нему и словно бы невзначай задела его ногу своим коленом. – А что это ты читаешь? – Она наклонилась, и из глубокого декольте на него так пахнуло, что в голове застучало и он залился краской.

– Выбрось эту чепуху, – сказала она, легонько потянув из его рук журнал. – Все равно ты в этом ничего не понимаешь. Пойдем, лучше угощу тебя мороженым. Хочешь?

Ему хотелось совсем другого, и, видимо, это так ясно было написано у него на лице, что она только молча кивнула, приглашая его идти за ней. И он пошел, обоняя тянущийся вслед за ней мускусный, терпко-тяжелый шлейф ее духов и пряный запах кожи, как молодой пес, обладающий верховым чутьем и вышедший первый раз на охоту, ничего не соображающий и оглушенный стуком собственного сердца, которое почему-то било тяжелым молотом в барабанные перепонки. Она открыла машину, и он сел, не спрашивая, почему они не пошли в кафе за углом, и всю недолгую дорогу до ее дома не знал, что делать с собственными руками, и боялся, и надеялся, и предчувствовал…

Предчувствия его не обманули. В этот день он понял, в чем его призвание – в том, чтобы отдавать женщине то, что в нем самом есть в избытке, а получать… Для начала с Аллой, которая была старше его самого на двадцать с лишним лет, он получал бесценный опыт. Он изучал женщину как объект, изучал страстно, как энтомолог какую-нибудь редкую букашку. Изучал вкусы, жесты, пристрастия. Это было как игра, но какая захватывающая игра! И очень скоро он научился играть в эту игру как гроссмейстер. К тому времени начальница матери уже ничего не могла ему дать. Он потерял к ней интерес, но все еще долго продолжал навещать раз в неделю, из какой-то сентиментальной благодарности. Школу он закончил, поступил в строительный техникум, где у матери был какой-то блат, но учеба оказалась сплошной нудятиной, денег на карманные расходы мать выдавала почти так же мало, как и в школе, правда, Алла частенько что-то подбрасывала. Первый раз это его оскорбило, но она была так ненавязчиво настойчива, что деньги он взял. Взял еще раз, а дальше стал считать это само собой разумеющимся.

Девчонки в их группе, да и в параллельных тоже, западали на него со страшной силой, но так же, как и одноклассницы, они были ему неинтересны. Он видел их насквозь, как видит мастер спорта неуклюжие потуги новичка поставить мат в три хода. Их наивность была почти трогательной, но трогательность не была той чертой, которая его привлекала.

Год неинтересной учебы прошел, впереди были каникулы и лето. Мать купила ему джинсы в качестве поощрения, Алла же сделала просто царский подарок – фирменные кроссовки, явно намекая на то, что летом он будет свободнее. Многие одногруппники собирались подрабатывать: кто на стройке, кто устроился на лоток, ибо почти у всех были те же проблемы – хроническое безденежье. Заманчивое предложение тренера – подкачаться еще и попробовать выступать на соревнованиях – он отмел сразу, ибо видел этих чемпионов, кладущих к пьедесталу победы свои здоровье и потенцию. Без определенного комплекса лекарств достичь нужной кондиции было невозможно. Плюс дорогостоящие протеины, минус посаженная анаболиками печень… На стройку или на базар идти не хотелось, а сидеть все лето у матери на шее было некрасиво. Алла намекала, что в их контору нужен курьер. Он расценил это как попытку иметь его под рукой пять дней в неделю, да и работать курьером, на побегушках куда пошлют…