– До Нового года два дня, а у нас елки нет. Вот сейчас съезжу и куплю елочку.

– Ну хорошо. Только я с тобой поеду. Не могу я одна, понимаешь?

– Ты что? А вдруг Андрей приедет, а тебя дома нет?

– Не приедет он, – тоскливо произнесла Ольга, и Даша увидела, как изменилась за эти дни подруга. Какая горькая складка залегла у губ. На лбу появились первые морщины. Наверное, и седые волосы есть, просто их под краской не видно. Но хуже всего глаза – совершенно тусклые, без огня, без жизни, без надежды.

– А я вот знаю, что он сегодня придет! – с вызовом заявила Дашка. – Конечно, тебе нужно пройтись, воздухом подышать. Елку купим, фруктов каких-нибудь, и к Новому году пора что-то думать. Я торт испеку, и салатов наготовим, и утку в яблоках зажарим, и…

– Даш, давай ничего такого готовить не будем, – неожиданно сказала Ольга. – Помнишь, как мы на первом курсе встречали – картошку в духовке испекли и твоя мама дала нам капусты квашеной и соленых огурцов. И мы к девчонкам пошли в общагу, а там у них сало было, колбаса домашняя и самогон. Хороший был Новый год! Ничего у нас не было, но все были счастливы. А Людка Самохина, помнишь, укрылась одеялом с головой и все проспала. Мы ее будили, будили. И музыка орала, и все орали, а она так и спала.

– Она за Федорука с исторического после института замуж вышла. Помнишь, симпатичный такой? И уехала с ним в Винницу.

– Уехать бы сейчас куда глаза глядят, – задумчиво протянула Ольга. – Да хоть и в Винницу…

Они купили такую пушистую елочку! Ольга несла лесную красавицу, а Дашка тащила два пакета с продуктами. Печеная картошка и соленые огурцы – это хорошо, но еще лучше то, что щеки у Ольги разрумянились, взгляд ожил – предпраздничная суета захватила и ее.

В отличном настроении они добрались домой и принялись наряжать елку. Ольга достала с антресолей игрушки, лампочки, горы блестящего дождя. Даша сходила во двор за песком. Искололи все руки, пока воткнули елку в ведро. Спорили, как закрепить лампочки, потом – какие шары вешать, а какие не нужно. В результате развесили все. Дашка чуть не свалилась с табурета, пока цепляла верхушку. Поужинали бутербродами, попробовав по кусочку от всего, что сегодня купили. Потом снова вернулись к елке и навесили поверх всего серебристый дождь, потому что явно чего-то не хватало. Или что-то было лишнее. Елка стояла языческой скульптурой и пахла на весь дом. Дашка смотрела на Ольгино ожившее лицо и радовалась.

Уже в двенадцатом часу раздался звонок. Даша, которая в этот момент решила, что дождя явно много, помчалась открывать, навертев гирлянду вокруг шеи. Щелкая замками, она почувствовала, как Ольга вышла из комнаты и встала у нее за спиной. Последний замок не слушался чужих пальцев, но Ольга не сделала ни шагу, чтобы помочь. Наконец дверь распахнулась. На пороге стоял Андрей. В руках у него была елка. Не обращая никакого внимания на подругу жены, он протиснулся мимо Даши.

– Оля, я привез вам елку.

– У нас уже есть… – пискнула Дашка, зачем-то стаскивая с шеи переливающийся дождь.

Но Ольга молча протянула руку. Андрей отпустил елочный ствол, а Ольга перехватила его. Елка качнулась, скользя стволом по паркету.

– Оля, прости меня, – вдруг сказал Андрей и сделал шаг к жене. Ольга разжала пальцы, и елка плавно, без шума упала между ними. Дашка поняла, что ей пора уходить.

– До Нового года осталось два дня. Кабанников, ты где Новый год встречать будешь? У родителей – скучно. «Ирония судьбы, или С легким паром», и в час ночи спать лягут.

– Хороший фильм, – вступился Бухин. – Я лично смотрел… ну, раз пять смотрел. Или шесть.

– Или двадцать шесть. Сколько тебе, Бухин, лет, столько ты и смотрел. А давайте за городом! На санках покатаемся, елы-палы! Под караоке попоем!

– У тебя ж слуха нет, Игорек. Страшно слушать, как ты поешь.

– Скучные вы все. Работаете, работаете. Я пошел. Если надумаете, шлите телеграмму. Молнию. Шаровую.

– А у меня можно Новый год встретить, – неожиданно предложила Катерина, когда капитан был уже у двери. – У меня квартира большая. Я бы и приготовила чего-нибудь…

– А что, это мысль! – Лысенко вернулся. – Я и сам люблю готовить этакое…

– Особенно сало с грибами, – съехидничал Банников.

Лысенко покраснел.

– Сбросимся на харчи, а огненную воду мы с Николашей возьмем на себя. Катеринина площадь и тортик, а елку и фрукты пусть Сашка купит.

– У меня искусственная есть.

– Искусственную не надо. Ни вида у нее, ни запаха. И вообще, искусственная елка – это первый шаг к резиновой женщине. Лучше маленькую, но настоящую.

– Хлопушек купим и бенгальских огней…

– Молодец, Сашок. Бенгальских огней обязательно. А хлопушек не надо. Я контуженый и выстрелов боюсь. Лучше лишнюю бутылку водки.

– Водка лишней никогда не бывает, – поправил друга Банников.

– Золотые слова! – Лысенко вскинул белесые брови, и его голубые глаза заблестели.

– Ты чего приехал, Паша? – встретил шурина вопросом Владимир Парасочка.

– Да так. Надоело все, – неопределенно ответил шурин. – Тебя повидать, рыбки половить.

– Так ты ж вроде не ловишь зимой?

– Да вот решил попробовать…

Владимир Парасочка уже около недели жил на даче. Ни о чем не думал, ничего не делал. Только ходил раз в два дня в магазин за водкой и раз в день – в сарай за дровами. Топил печку-буржуйку и пил. Закусывал черным хлебом и рыбой в томате. Хотя в сельском магазине было все – и ананасовые шайбы, и копченые куры, и двадцать сортов колбасы. Ничего не хотелось.

– Ну у тебя тут и… – Шурин поморщился, входя в комнат у.

– Срач, – безразлично закончил за него Парасочка. – Извини, гостей не ждал.

Комната действительно была не в лучшем виде. Пол не метен, затоптан. На столе – банки от рыбы. В томатной жиже – одуряюще вонючие окурки. Пустые бутылки – под столом, возле дивана, у порога. Одна, недопитая, стоит на столе. Парасочка плеснул в стакан.

– Будешь?

– Не откажусь. – Шурин покрутил головой. – Проветрить бы только. А то хоть топор вешай.

– Да ладно, тепло выпускать. Будем, Паша!

Чокнулись. Шурин сноровисто проглотил водку и крякнул.

– Закусывай. – Парасочка пододвинул ему початую банку и нарезанный хлеб.

– Я тут тоже привез кой-чего. – Павел кивнул на объемистую сумку. – Харчей привез. Ленка привет тебе передает.

Ленка, жена шурина, за глаза называла родственников «буржуи́ проклятые», почему-то с ударением на последней букве в слове «буржуи». Владимир сразу понял, что продукты передала Светка, но не подал виду.

– Спасибо ей скажи. Ну что, еще по одной?

– А давай! – Шурин махнул рукой. – Все равно в такую погоду не ловится ни хрена…

Выпили еще. Шурин стал выкладывать гостинцы. Кольцо копченой колбасы. Кусок сыра. Моченые яблоки в полиэтиленовом пакете. Буженина. Корейская морковка. Пачка масла. Кулек конфет. Печенье «союзное», печенье «курабье». Зефир в шоколаде. Вермишель быстрого приготовления. Два белых батона. Пакет сахара. Банка кофе. Банка сгущенки.

– Еле допер от электрички, – пожаловался шурин.

– Все тут можно было купить. – Владимир снова плеснул в стаканы.

– Разве ж ей втолкуешь. – Шурин одним махом опрокинул стакан и занюхал черным хлебом. – Хорошо пошла! – сообщил он родственнику.

Парасочка с мрачным видом кивнул и выпил. Колбаса лежала на столе и благоухала, заглушая вонь многодневного пьянства. Он разодрал пакет с мочеными яблоками, взял одно и откусил. Ленка не любила моченых яблок. А вот Светка и он – любили. Яблоко было свое, из этого вот запущенного сада, за которым он не успевал ухаживать, но яблоки все равно исправно родили, и Светка тоже была своя. «Двадцать шесть лет как один день, – внезапно подумал Владимир, еще раз откусывая от пахучего яблока, – и все коту под хвост. Не простит».

– Не знаешь, мои елку купили уже? – спросил он у шурина, наливая еще по одной.