Согласно плану Саблина, «Сторожевой» должен был идти в Кронштадт, а потом в Ленинград, чтобы там потребовать от правительства возможности выступить по телевидению с изложением своих требований. Саблин полагал, что его инициатива должна найти горячий отклик у военных моряков, а также у рабочих ленинградских заводов и предприятий. Ну, а за Ленинградом должна была подняться и вся страна.

В ночь на воскресенье, 9 ноября, «Сторожевой» начал движение вдоль устья Даугавы. За ним по пятам двинулись сторожевые пограничные корабли с расчехленными орудиями.

Вскоре Саблин, расположившийся на командирском месте, на ходовом мостике, получил депешу, где его запрашивали о цели выхода корабля в море. Он ответил: «Мы не изменники, идем в Кронштадт». Вскоре БПК в сопровождении пограничных катеров вышел в Рижский залив, взяв курс на север, к Ирбенскому проливу. Позднее именно это поставят ему в вину: мол, хотел сбежать в Швецию. Но это было не так: Саблин выбрал этот путь до Кронштадта, поскольку он был самым безопасным, в то время как кратчайший путь — через Моонзундский пролив — для такого большого корабля как «Сторожевой», был опасен — из-за узкостей, мелей и банок.

Той же ночью весть о восстании на «Сторожевом» достигла ушей главкома ВМФ Горшкова, и он доложил об этом выше — министру обороны Гречко. Тот в свою очередь информировал о происшедшем высшее руководство страны. Правда, Брежневу сообщили об этом позже всех, поскольку он в те часы еще спал, приняв перед сном сильную дозу снотворного. А когда узнал, сильно расстроился. Между тем помощники не стали ему докладывать о том, что с борта мятежного корабля всем членам правительства поступило предложение… посетить «свободную территорию» корабля, с тем чтобы обсудить конкретную программу переустройства общества в СССР.

По боевой тревоге в Прибалтийском военном округе были подняты в небо два авиаполка — в Тукумсе и Румбуле, расположенные возле Риги. К «Сторожевому» устремились 12 истребителей-бомбардировщиков «Як-28» с полным боекомплектом авиабомб (а это 3 тонны 250-килограммовых «дур»), подвесных ракет и пушечных снарядов. А из Лиепайской военно-морской базы на перехват БПК была направлена большая группировка военных кораблей. Кольцо вокруг мятежников сжималось.

Первыми приказ остановить мятежный корабль силами своих боевых орудий получили экипажи пограничных кораблей. Но прежде чем открыть стрельбу, они передали семафорами требование остановить движение. Саблин в ответ по наружной громкоговорящей связи объяснил морякам-пограничникам свои намерения. И — о, чудо! — пограничники отказались от применения оружия. Тогда в дело была пущена авиация. Летчики стали заходить на БПК звеньями из трех самолетов и сбрасывать бомбы с высоты 300–400 метров аккурат перед носом корабля и по корме (за это ювелирное бомбометание, а также за выполнение приказа летчики затем будут удостоены боевых наград). Однако, как ни старался Саблин маневрировать кораблем, прорваться сквозь взрывное «кольцо» ему не удалось: корабль отвернул с курса, замедлил ход и стал описывать циркуляцию на месте.

В это время из своего «заточения» выбрались офицеры-отказники — старший лейтенант Сеидов и еще один офицер. Пробравшись в оружейку, они вооружились пистолетами и отправились освобождать командира корабля, запертого в трюме. И уже под его руководством они бросились арестовывать Саблина. Едва приблизившись к мятежному капитану, командир корабля выстрелил в него из пистолета. Но, видимо, рука стрелявшего дрогнула и пуля угодила Саблину в ногу. Но и этого оказалось достаточно, чтобы тот упал на палубу, после чего ему скрутили руки и уволокли в одну из кают. А спустя еще полчаса на палубу БПК высадились десантники. Весь экипаж был выгнан наверх и взят «на мушку». Раненого Саблина вывели на палубу, чтобы конвоировать на берег. Один из десантников грязно выругался в адрес мятежного офицера, на что один из сопровождавших Саблина матросов среагировал следующими словами: «Запомните этого человека на всю жизнь! Это настоящий командир, настоящий офицер советского флота!». Сам Саблин, подойдя к трапу, крикнул на прощание матросам всего две фразы: «Прощайте, ребята! Не поминайте лихом!». Его доставили в Ригу, где на следующий день, 10 ноября, с ним лично беседовали главком ВМФ Горшков и начальник Главпура Епишев. В тот же день Саблин и все моряки «Сторожевого» были отправлены самолетом в Москву. Причем, если моряки шли свободно, то Саблин был в наручниках, а по бокам его сопровождали двое дюжих особистов.

10 ноября в городе Балтийске, в половине четвертого дня, на квартиру, где проживали жена Саблина Нина Михайловна с сыном, пришла с обыском группа чекистов во главе с двумя следователями Управления КГБ по Калининградской области. Обыск продолжался в течение нескольких часов. В итоге в присутствии двух понятых были изъяты свыше 30 предметов, принадлежащих Саблину. Среди них были: его дипломы об окончании военного училища и академии, аттестат зрелости, удостоверения к медалям, почетные грамоты в количестве 10 штук, записная книжка, тетради с записями, вырезки из газет, книги В. Ленина, К. Маркса и др., фотопленки, кортик и другие предметы.

В тот же день советская милиция отмечала свой профессиональный праздник. По этому случаю в Колонном зале Дома союзов состоялся традиционный концерт, на котором обычно почитали за честь выступать лучшие артисты отечественной эстрады. Список этих артистов всегда составлял сам главный милиционер страны Николай Щелоков и отказать ему никто не осмеливался — себе дороже. На том концерте состоялось рождение новой песни — «День Победы» Давида Тухманова и Владимира Харитонова, которую исполнил Лев Лещенко. Как мы помним, эту песню Лещенко впервые услышал еще в апреле, но вынужден был отказаться от нее по не зависящим от себя причинам: в майском «Голубом огоньке» ее спел другой исполнитель — Леонид Сметанников — и высокое начальство песню забраковало, посчитав ее непотребной: дескать, ряд примитивных строчек, положенных на какой-то современный фокстрот. Однако с тех пор прошло несколько месяцев, и Лещенко, которого пригласили выступить в концерте на День милиции, рискнул реанимировать песню. Успех превзошел все ожидания. Собравшиеся в Колонном зале высокие милицейские чины приняли песню на «ура», а на следующий день на ЦТ косяками пошли письма с просьбой повторить «День Победы» еще раз. Так была снята опала с этой легендарной песни.

11 ноября один из высокопоставленных работников МИДа СССР Александр Огородник отмечал свой очередной день рождения — ему стукнуло 36 лет. По этому случаю на квартире именинника собралась компания его близких друзей и сослуживцев. Был накрыт стол, сервированный самыми отборными деликатесами (благо доступ к дефицитным продуктам у работников МИДа был неограниченный). Между тем Огородник не знал, что вот уже несколько недель находится в черном списке советской контрразведки, которая подозревала его в связях с ЦРУ. Как мы помним, Огородник угодил в этот список летом, когда работал вторым секретарем посольства СССР в Колумбии. Помимо него в подозреваемых значились еще три человека, и каждого из них контрразведка проверяла по своим каналам. Вот и этот сабантуй у Огородника тоже попал на заметку контрразведывательной «наружки». Правда ничего противозаконного выявить тогда так и не удалось. Но именно Огородник и был тем Триононом, которого ЦРУ считало одним из своих самых ценных агентов.

В тот же день, 11 ноября, кинорежиссер Владимир Меньшов приступил к подготовительным работам по фильму «Розыгрыш». Помня о том, каких треволнений стоило ему и сценаристам добиться того, чтобы сценарий благополучно прошел все цензурные рогатки (а сценарий дважды возвращался на доработку), можно себе представить теперешнюю радость авторов. Подготовительные работы начались с просмотра кандидатов на главные и второстепенные роли — их должны были играть столичные школьники. Как мы теперь знаем, в итоге на главную роль — десятиклассника Игоря Грушко — будет найден будущий «гардемарин» Дмитрий Харатьян. Попал же он в картину следующим образом.