Спустя десять минут к месту происшествия прибыла милиция. Однако потрясенные случившимся аптекарши не сумели толком описать нападавших. Из их слов стражи порядка сумели выяснить только, что один из налетчиков (тот, что с обрезом) был светло-русым, кудрявым, другой — темноволосым и в вишневой рубашке. Пришлось искать бандитов по этим скудным приметам.

Наталья Абрамова подключилась к поискам спустя час после налета. Ее попросили обойти свой участок и навестить всех подростков, вернувшихся на свободу по амнистии. Таких было несколько человек, и вся работа заняла у Абрамовой не больше часа. Но именно ей улыбнулась удача. Когда она навещала последнего подростка (поскольку того дома не оказалось, инспектор беседовала с его родителями), в квартиру заглянул незнакомый парень. Просунув свою светло-русую, кудрявую голову в дверь, он спросил Петушка. Однако, увидев милиционера, опешил и попытался ретироваться. Но Абрамова успела задержать его на несколько минут. Поинтересовавшись его именем, инспекторша обратила внимание, что парень явно обескуражен встречей и несет какую-то чушь. Затем под предлогом того, что ему надо бежать на какую-то свадьбу, он покинул квартиру своего приятеля. Абрамова решила за ним проследить.

Удача в тот день явно сопутствовала инспектору. Не успела она выбежать во двор, как увидела светло-русого в компании еще двух молодых людей: миловидной девушки с сумкой в руках и парня… в вишневой рубашке. Вся троица сидела на лавке спиной к Абрамовой и о чем-то оживленно беседовала. Стараясь не привлекать к себе внимания, Абрамова приблизилась к троице и заглянула им через плечо. То, что она увидела, рассеяло последние ее сомнения: из сумки торчал ствол обреза. Однако поняв, кто перед ней, инспектор не решилась задерживать их в одиночку. Если парни не пустили в дело обрез в аптеке, кто даст гарантию, что они не сделают это сейчас.

А светло-русый засек слежку и коршуном ринулся на инспектора. «Ты что здесь выслеживаешь? — процедил он сквозь зубы. — Тебе чего надо?». Абрамова сочла за благо отойти в сторону. Но едва троица направилась со двора, тут же засеменила следом. Троица просекла этот маневр и попыталась оторваться от преследования — побежала в сторону проспекта. Но если парни бежали достаточно резво, то их спутница уже через пару минут выдохлась. И парням пришлось сменить бег на ходьбу. Абрамова не отставала. И тут ей вновь улыбнулась удача. На перекрестке она заметила такси, притулившееся на обочине. Добежав до него, Абрамова показала водителю свое удостоверение и попросила помочь ей задержать преступников. Водитель (им был К. Мантров) оказался мужчиной не робкого десятка и вызвался помочь милиционеров. Он взял на себя миссию задержать парня в вишневой рубашке (светло-русому удалось скрыться), а Абрамовой досталась девушка. Обоих задержанных доставили в ближайшее отделение милиции. Там у девушки изъяли сумку, в которой помимо обреза была обнаружена и часть таблеток, похищенных в аптеке. За проявленное мужество и смекалку Н. Абрамову вскоре наградят медалью «За отличную службу по охране общественного порядка».

Но вернемся в август 75-го.

В четверг, 14 августа, в Москве состоялись похороны выдающегося композитора Дмитрия Шостаковича. В тот день было холодно — всего 11–12 градусов тепла, небо затянули тучи. Траурная панихида состоялась в Концертном зале имени Чайковского, что на площади Маяковского. Гроб с телом покойного был установлен на черном постаменте, покрытом бархатом. По словам очевидцев, Шостакович лежал с просветленным лицом, на устах застыла улыбка. Будто он был счастлив наконец разделаться с этим миром. Рядом с гробом был установлен стол, на котором лежали подушечки с наградами покойного. Кто-то играл на рояле произведения усопшего, какая-то певица и трио исполняли его циклы. Проститься с выдающимся композитором пришли немногие — в столице время отпусков, жители находятся за пределами города. В час дня началась гражданская панихида. Члены Союза композиторов занимают свои места слева от гроба перед микрофоном. Первым берет слово глава Союза композиторов Тихон Хренников. Он скажет хорошую проникновенную речь, которую на следующий день в газетах опубликуют в отредактированном и урезанном виде. Далее выступали замминистра культуры Кухарский, немецкий музыкант Эрнст Майер, композитор Родион Щедрин и другие.

Вспоминает Г. Соболева: «После панихиды гроб вынесли по центральному проходу. Черный с белым, он был вынесен на плечах композиторов. Д.Д. в последний раз покидает столь дорогой ему зал.

На улице военный оркестр играет «Грезы» Шумана. Под эту мелодию гроб вносят в специальную машину.

«Зеленой улицей» проехали мы до Новодевичьего кладбища. Здесь уже расставили на всем протяжении главной аллеи привезенные раньше венки. На площади оркестр военных музыкантов играет похоронный марш Шопена. Последние минуты прощания.

Выступают Отар Тактакишвили и Андрей Петров, родные прощаются с Д.Д… Поднялся ветер, закрапал дождь, раздались ужасные звуки забиваемых в гроб гвоздей. Крышка навсегда закрыла великого человека.

Вот на плечах композиторов его понесли на старое кладбище, вглубь, направо. Там, под раскидистой рябиной и сиренью, лихие могильщики в синих блузах… очень ловко подхватили гроб и мигом опустили на постромках вниз.

Ирина Шостакович только успела взмахнуть рукой и схватиться за подбородок.

Максим (сын композитора. — Ф. Р.) стоял в середине, прижимая к себе маленькую жену и сына. Жена его, востроносенькая блондинка, испуганно смотрела на работу могильщиков.

Семья Шостаковичей, все похожие между собой — мужья, братья, сестры, дети, внуки, стояли осиротелые, не зная, что же делать дальше…

А дюжие могильщики укладывали на могилу венки. Они горой их уложили на маленькое пространство, и поднялось это цветочное возвышение выше деревьев. Венков было около ста, и все огромные, тяжелые. Последним приставили венок от правительства СССР. Двойной, выше человеческого роста…

Публика стала расходиться. Мы вышли с кладбища и увидели, как милиция сняла охрану улиц. Тотчас к кладбищу устремилась огромная толпа народа. Но ворота Новодевичьего были закрыты. На видном месте висело объявление: «14 августа Новодевичье кладбище закрыто для посещения».

В тот же день, 14 августа, в «Комсомольской правде» была опубликована заметка А. Пальма, в которой рассказывалось о диком преступлении, совершенном несколько дней назад на окраине Днепропетровска. Там пенсионер К. Любченко выстрелом из ружья застрелил 14-летнего подростка Володю Янчева, заподозрив его в посягательстве… на свою огородную картошку. Причем убийство произошло средь бела дня, на глазах у еще нескольких огородников, которые копались на своих грядках. И ни один из них даже не подумал броситься на помощь к смертельно раненному ребенку — вместо этого огородники спешно покинули место трагедии. К истекающему кровью Янчеву поспешил на помощь его друг Володя Геймор, но все его старания были напрасны — мальчик умер от потери крови до того, как к нему примчалась «скорая».

Тогда же Елена Боннэр вторично готовилась к отъезду из Советского Союза. Как мы помним, первый раз она собиралась сделать это 9 августа, но внезапное несчастье с внуком заставило ее отложить поездку. За эти дни Мотя успел поправиться, и Боннэр ничто уже не держало в Москве — на 16 августа у нее был куплен билет на поезд. Как вдруг за сутки до отъезда ей по почте пришло устрашающее послание. В большой конверт были вложены жуткие фотографии, вырезанные из фильмов-ужасов, причем все они имели косвенное отношение к глазам: выкалывание глаз кинжалом, череп с ножом, просунутым через глазницы, глаз, на фоне зрачка которого — череп и т. д. На конверте письма стоял обратный адрес некоего жителя Норвегии. Позднее через знакомых корреспондентов Сахаровы установят, что адрес подлинный: по нему проживал литовец, у которого в Литве осталась жена и который послал просьбу о воссоединении со своей второй половиной Брежневу, а копию письма — Сахарову. Вот тогда и появилась версия о том, что его именем воспользовался КГБ: комитетчики вынули его письмо и положили в конверт свои ужасы. Однако эта попытка сорвать отъезд Боннэр сорвалась — она уехала в назначенное время.