Между тем в 1977 году в стенах союзного МВД во всю мощь засияла звезда фаворита генсека Юрия Чурбанова, который начал активно теснить в сторону первого зама Щелокова Константина Никитина. С этого времени началась и вражда между Чурбановым и Крыловым. Это и понятно: амбиции умудренного опытом Крылова не могли позволить дать спуску какому-то молодому выскочке, даже если тот и являлся зятем самого Брежнева. Щелоков же в «битве» двух генералов занимал выжидательную позицию, что в принципе и предопределило ее исход. Молодость взяла верх над зрелостью и опытом. В начале 1979 года комиссия МВД в количестве 71 человека во главе с Чурбановым забраковала работу Академии МВД. Более того, комиссия уличила Крылова в хозяйственной нечистоплотности, барстве и карьеризме. По словам самого Ю. Чурбанова:
«Крылов постоянно находился в плену каких-то несбыточных (для органов внутренних дел) идей. В аппарате его не любили. Но он полностью очаровал Щелокова: какие-то его идеи Щелоков потом выдавал за свои, я и мои товарищи (члены коллегии) считали их не только сомнительными, но и вредными… Когда Крылов появился в стенах Академии, там начался полный хаос. Ко мне стали поступать серьезные сигналы о самоуправстве Крылова, о его неуважительном отношении к людям, о кадровой чехарде и т. д… Мы сформировали авторитетную комиссию, в нее вошли начальники ряда управлений: была поставлена задача объективно проверить Академию по всем позициям. И чем глубже мы копали, тем больше находили негатива. Смена кадров, протекционизм, но в самые большие дебри мы влезли, когда знакомились с вопросами финансово-хозяйственной деятельности Академии. Мебельные гарнитуры, которые покупались для Академии, перекочевали в квартиру Крылова, там же оказались два цветных телевизора, принадлежавших учебным классам, — вот если взять только один аспект хозяйственной деятельности, против Крылова можно было возбудить уголовное дело. Министр ушел в отпуск и отдыхал в Подмосковье. Крылов пытался к нему прорваться, но министр его не принял, как бы давая понять: решайте без меня.
19 апреля я вызвал Крылова к себе, спрашиваю: «Что будем делать, Сергей Михайлович?» Кроме меня в кабинете находился начальник кадров генерал Дроздецкий. Надо отметить, что Крылов вел себя очень нервно.
Мне он сказал, что готов расстаться с должностью, но просил оставить его в Академии преподавателем, я говорю: «Хорошо, вернется министр, решит все вопросы». Крылов вышел из моего кабинета, поехал в Академию, где в этот момент проводилось торжественное собрание, посвященное очередной годовщине со дня рождения Ленина, прошел через весь зал и передал генералу Варламову, который вел собрание, записку, что он хотел бы попрощаться со знаменем Академии. Одним словом, бред какой-то. Варламов почувствовал что-то несуразное, быстро закончил собрание — но в этот момент Крылов уходит в свой кабинет, закрывается на ключ, и там раздается выстрел.
Мне тут же позвонили домой. Из МВД туда были направлены генералы Дроздецкий и Заботин, заместитель министра, а из Прокуратуры поехал то ли Каракозов, то ли еще кто-то. Я думаю, самоубийство — продуманный шаг со стороны Крылова, тем более что после его смерти вскрылись еще и амурные дела…»
В Москве тем временем продолжается чемпионат мира и Европы по хоккею с шайбой. После двух неярких матчей в начале турнира наша сборная вроде бы «раскочегарилась»: выиграла у шведов 9:3, у канадцев 5:2. В субботу, 21 апреля, судьба свела наших хоккеистов с их извечными соперниками в борьбе за «золото» спортсменами из Чехословакии. Игра, естественно, вызвала огромный ажиотаж, на матч приехал сам Леонид Брежнев. Обе команды вышли на лед, преисполненные желания сыграть на пределе своих возможностей, поскольку исход его мог серьезно повлиять на дальнейший ход чемпионата. Как выяснилось, лучшим настрой был у наших хоккеистов.
Уже с первых же минут матча игроки советской сборной прочно захватили инициативу и практически не упускали ее до финальной сирены. Шайбы посыпались в ворота чехословаков одна за другой. Первым отличился на 7-й минуте игры Александр Голиков. Через три минуты Сергей Макаров увеличил разрыв. На 15-й минуте у гостей последовало удаление, которым наши игроки тут же воспользовались: гол забил Хельмут Балдерис. Прошло всего лишь 20 секунд, и уже Зинатулла Билялетдинов вновь зажег красную лампочку за воротами гостей — 4:0. После этого в воротах чехословаков место Кралика занял другой вратарь — Сакач. Но и он оказался бессилен перед натиском нашей сборной. Шла третья минута второго периода, когда Виктор Жлуктов «распечатал» и Сакача — забил пятую шайбу в ворота гостей. К концу второй двадцатиминутки гости уже проигрывали с позорным счетом 9:1. А общий итог игры — 10:1 в пользу сборной СССР. Так крупно чехословаки нам еще никогда не проигрывали.
Брежнев уехал из Лужников в прекрасном расположении духа, чему его соратники были несказанно рады. Дело в том; что незадолго до этого матча, на заседании Политбюро Брежнев внезапно завел разговор о том, что собирается… уйти в отставку. Он сообщил ошарашенным соратникам, что в последнее время ему все труднее и труднее справляться с его обязанностями, что и дикция у него стала плохой, и ноги не слушают. Однако едва он закончил говорить, как члены Политбюро, перебивая друг друга, бросились уговаривать его остаться. Аргументы приводились убойные: мол, без вас может резко осложниться обстановка внутри страны, возникнут проблемы и у международного коммунистического движения. «Вы же наше знамя, Леонид Ильич!» — в сердцах воскликнул кто-то из членов Политбюро. «Но ведь здоровье…» — вновь попытался возразить Брежнев. «О вашем здоровье мы позаботимся, — последовал немедленный ответ. — Политбюро примет решение, что вы будете работать в Кремле не более трех-четырех часов в день, а остальное время можете проводить у себя на даче». Брежнева это предложение вполне устроило.
Между тем победа национальной сборной по хоккею оказалась не последней радостью для Брежнева. 22 апреля, в день 109-й годовщины со дня рождения Ленина, в советских СМИ появилось сообщение, что ему присуждена Ленинская премия в области литературы и искусства за создание мемуарной трилогии. Эту новость народ встретил без всякого энтузиазма, зато придворные писатели, как пел Высоцкий, «извертелись на пупе». Главный редактор журнала «Новый мир» Сергей Наровчатов, к примеру, заявил: мол, нельзя себе представить художественное произведение, которое будет написано в ближайшие годы и не отразит опыт Л. И. Брежнева.
23 апреля Театр на Таганке справлял свой 15-й день рождения. Как всегда в таких случаях, состоялся веселый «капустник», поставленный самими актерами театра-юбиляра. Выступал на нем и Владимир Высоцкий, спевший несколько куплетов, которые он написал специально по этому случаю. Все действо снималось на любительскую кинокамеру, чтобы потом быть показанным участникам «капустника».
24 апреля газета «Советская культура» долбанула по певцу Александру Градскому. На ее страницах было опубликовано письмо заместителя секретаря комитета ВЛКСМ объединения «Химпром» города Усолье-Сибирское Иркутской области В. Апаликова, где тот недобрым словом поминал недавние гастроли певца в их городе. Приведу несколько отрывков из этого послания:
«Впечатление, которое произвел Александр Градский, трудно поддается описанию. Зал в нашем Дворце культуры химиков самый современный, хорошо технически оснащен… Но электронно-акустическую аппаратуру запустили на такую мощность, что у всех сидящих в зале барабанные перепонки напряглись до предела.
Но больше всего поразило отношение артиста к зрителям. В манере поведения Градского сквозили пренебрежение к публике, высокомерие. Программа Александра Градского, мягко говоря, нуждалась в более тщательном подборе песен. Среди них некоторые показались нам малосодержательными и даже бессмысленными. На просьбу из зала спеть популярную песню «Как молоды мы были» артист заявил: «Вот еще один отравлен телевидением». А ведь эту песню мы узнали и полюбили именно в его исполнении. В конце творческого вечера артист стал играть на гитаре и просить, чтобы ему в такт аплодировали. Зал сначала не понял, что от него требуется, на что Градский заявил: «Я подожду, когда вы будете хлопать, у меня терпения хватит».
