Дело в том, что Владимировой досталась самая отрицательная роль в ленте — злодейки, которая всеми фибрами своей черной души ненавидит животных, в том числе и Белого Бима. И актрисе, по природе своей человеку доброму, приходилось на съемочной площадке влезать в шкуру злодейки. Давалось ей это тяжело. А в роли Бима снимался ирландский сеттер Степа, которого в течение двух недель приучали подходить к Владимировой, находить ее среди большого съемочного коллектива. В итоге актриса даже не заметила, как подружилась с этим прекрасным и умным псом, а потом и полюбила его. Но однажды случилось ужасное. В те самые майские дни настал момент съемки эпизода, где героиня Владимировой кричит на Бима. О том, что произошло в тот день, вспоминает сама актриса:

«В момент съемки, когда он подбежал ко мне, я, следуя тексту сценария, заорала, словно он меня укусил. Если бы вы видели глаза собаки в этот момент, там было все: удивление, испуг, непонимание… И Бим на меня обиделся. И уже ни перепелка, ни другие собачьи деликатесы, которые я носила ему, не изменили наших отношений. Это было ужасно… Я так расстроилась, что впервые посетовала на свою судьбу. И тогда в сердцах дала себе (и записала на странице сценария) клятву, которую и выполнила». (Владимирова завела себе собаку — щенка от сына того самого сеттера Степы, который снимался в фильме. — Ф. Р.)

Тем временем другой кинорежиссер — Алексей Герман — продолжает на «Ленфильме» работу над фильмом «Двадцать дней без войны» — в те майские дни группа снимает натуру в Калининграде (с начала апреля). Съемки идут с огромными трудностями, поскольку Герман привык работать дотошно, неторопливо. А план-то горит. Плюс к этому прибавляются и другие тормозящие факторы: плохая погода, недисциплинированность техперсонала и т. д. В итоге 22 мая директор студии В. Блинов подписывает приказ следующего содержания:

«Съемочная группа фильма «Двадцать дней без войны» работает неудовлетворительно, план в полезном метраже с начала производства выполнен на 70 %, имеется перерасход в сумме 98,8 тысячи рублей. Во многом это связано с плохой организацией съемок, с низкой производительностью труда на съемочной площадке. Приказываю: за плохую организацию Герману А. и директору картины Эскину Ф. объявить выговор. Отменить экспедицию в Мурманск, перенести съемки в павильон недоснятой натуры…».

В эти же дни забавный розыгрыш случился в газете «Известия». Инициатором его стал журналист Павел Гутионтов, который на роль жертвы выбрал своего коллегу финна Валерия X., известного под прозвищем Хил. Несколько дней назад Хил был автором поздравления газете «Пионерская правда» (ей исполнилось 50 лет), чем и решил воспользоваться шутник. Позвонив Хилу в соседний кабинет и представившись сотрудником Министерства культуры Кимом Ивановичем, он сделал ему лестное предложение: написать поздравление английскому журналу для подростков «Феллоу» («Приятель»). При этом было заявлено, что гонорар за публикацию будет весьма щедрым и что журнал очень и очень прогрессивный. Хил, естественно, согласился и попросил контактный телефон для оперативной связи. Гутионтов назвал ему номер домашнего телефона одной своей знакомой, у которой был огромный дог по кличке… Ким.

Спустя несколько минут Хил надумал позвонить своему недавнему визави, набрал нужный номер и, когда на другом конце провода трубку подняла женщина, попросил к телефону Кима Ивановича. А голос внезапно ответил: «Ким сегодня сдох». (Гутионтов потом узнал, что по мистическому стечению обстоятельств, 12-летний дог его знакомой действительно скончался аккурат в день розыгрыша). «То есть как — сдох? — выкатывая глаза из орбит, переспросил Хил. — Я же с ним пятнадцать минут назад разговаривал?!». На том конце провода в ответ раздалась нецензурная брань. Хил положил трубку и в течение нескольких секунд бессмысленно смотрел в стену. Он никак не мог врубиться, почему по адресу своего коллеги сотрудница Министерства культуры употребила термин «сдох», а потом обложила звонившего трехэтажным матом.

Пока Хил находился в прострации, его шефа вызвали к руководству газеты. Вернувшись через несколько минут, он чуть ли не с порога накинулся на Хила: «Ну, Валера, ты доигрался». «А в чем дело?» — не понял Хил. «Кто тебя тянул за руки поздравлять фашистский журнал?». Далее послушаем рассказ самого П. Гутионтова:

«Ну тут, я вам скажу, такое началось!.. С Хилом второй раз за эти полчаса плохо стало. «Гена! Я не виноват! Это Ким Иванович!.. Он скоропостижно скончался!.. Журнал прогрессивный!.. Их организация ближе к КГБ!..». — «Даже и слушать тебя не хочу, — отвечает суровый шеф, — совсем ты уже заврался, давай готовься, завтра на редколлегии отвечать будешь. Я за тебя уже получил свое, но уж и ты, будь уверен, свое получишь… Пошли, Пашка, кофе пить».

И вот пьем мы с шефом кофе, и распахивается дверь буфета, и заходит первый зам. главного, и произносит на весь зал: «Геннадий! Да утихомирь ты наконец своего Хила! Сижу я, работаю, влетает он в кабинет, глаза горят: какой-то журнал, кричит, придерживается прогрессивных убеждений! Кто-то, кричит, умер„. Я ему: да выйди из кабинета!..».

Когда мы вернулись к себе, Валера сидел, уткнувшись лицом в руки: «Он меня даже не захотел дослушать!..» — и нам три дня пришлось всем отделом убеждать его в том, что он пал жертвой вовсе не провокации спецслужб, а веселого дружеского розыгрыша…».

Тем временем Алла Пугачева, вернувшись из Киева в Москву, с нетерпением ждет отъезда в Болгарию на фестиваль «Золотой Орфей». С неменьшим нетерпением ждет ее отъезда и композитор Вячеслав Добрынин, одну из песен которого Пугачева отобрала для фестивального конкурса. Как вдруг в конце мая случился облом — на горизонте у Пугачевой появилась другая песня. Вот как об этом вспоминает виновник происшедшего композитор Алексей Мажуков:

«Моя песня попала на фестиваль совершенно случайно. Алла пришла ко мне вместе с Павлом Слободкиным и попросила сделать аранжировки к конкурсным песням. Я спросил: «Чьи песни ты будешь петь?». Она отвечает: «Добрынина». Я ее упрекнул: «А что же тогда за аранжировками ко мне пришла? Вот к нему и иди!..» Алла Борисовна так заинтересованно: «А у вас есть для меня что-то?». Я предложил «Ты снишься мне», которая ей сразу понравилась, и она взяла ее на конкурс…».

26 мая в Театре на Таганке проходила очередная репетиция спектакля «Вишневый сад» в постановке Анатолия Эфроса. Эту репетицию впервые почтил своим присутствием Владимир Высоцкий (в паре с Виталием Шаповаловым он должен был играть Лопахина), который в течение почти четыре месяцев мотался по заграницам. Появление Высоцкого произвело большой фурор в театре, причем всех без исключения потрясла борода артиста, которую он отпустил за эти месяцы отсутствия. Примерно в течение часа Высоцкий рассказывал коллегам про то, как хорошо оттянулся за кордоном: про Мексику, Мадрид, «Прадо», Эль Греко. Сообщил также, что напел целый диск своих песен (на родине, как мы помним, ему этого сделать так и не разрешили), видел три спектакля Питера Брука, который чем-то сходен с Юрием Любимовым, но все-таки посильнее, и т. д.

Кстати, здесь же, в Москве, находится и Жена Высоцкого Марина Влади и живут они у актера все той же Таганки Ивана Дыховичного. До этого, как мы помним, Высоцкий по большей части жил либо у матери на улице Телевидения, либо снимал квартиры, но когда купил кооперативную квартиру в доме номер 28 по Малой Грузинской, собирался вселиться туда. Однако весной 75-го выяснилось, что жилье еще не готово — строители так постарались, что после сдачи дома в квартире надо было заново перестилать пол, заделывать швы и т. д. В итоге, пока на Грузинской шел аварийный ремонт, Высоцкому предложил пожить у себя Дыховичный, благо его жилищные условия позволяли принимать гостей — он обитал в роскошной квартире своей жены, которая, как мы помним, была дочерью члена Политбюро Дмитрия Полянского.

Вселение Высоцкого и Влади в его квартиру запомнилось Дыховичному на всю жизнь. Дело в том, что Влади приехала из Парижа не с пустыми руками, а привезла на крыше своего автомобиля огромный, как теперь говорят, сексодром — трехспальный квадратный матрац «индивидуальная суперпружина». Вот как об этом вспоминает сам И. Дыховичный: