А теперь перенесемся в город Горно-Алтайск, где в среду, 7 мая, произошло убийство. Жертвой отморозков стал уважаемый человек, известный поэт, автор первого алтайского романа Лазарь Кокышев. События развивались следующим образом.

В тот день к 17-летнему учащемуся Горно-Алтайского медицинского училища Виктору Кочетову приехал его земляк Михаил Дроздов. По этому случаю в ближайшем продуктовом магазине были куплены две бутылки самого дешевого яблочного вина, и земляки уселись отмечать это событие в общаговской комнате Кочетова. Сначала они выпивали вдвоем, потом к ним присоединился и второй жилец комнаты — Владимир Ермилов. Опорожнив две бутылки, молодые люди отправились подышать свежим воздухом. Они прошли всего лишь несколько шагов, как Кочетов заметил мужчину, мирно сидевшего на лавочке. Это был Лазарь Кокышев, который, на свою беду, тоже совершал вечернюю прогулку перед сном. При виде его Кочетова потянуло на подвиги. Нетвердой походкой он подошел к мужчине и присел рядом. Заметив, что юноша пьян, писатель счел за благо ретироваться. Но едва он встал со скамейки и сделал несколько шагов в сторону, как Кочетов догнал его и схватил за руку. После чего в руках юноши появилась финка. Приставив ее к горлу писателя, он угрожающе произнес: «Гони деньги». Кокышев выгреб из кармана всю мелочь — 32 копейки. При виде этой суммы Кочетов оскорбился. «Ах ты, гад!..» — зарычал он и ударил писателя кулаком в лицо. Это стало сигналом его дружкам: они тоже стали наносить удары мужчине, — единственная вина которого была в том, что он повстречался им на узкой дорожке.

Избиение продолжалось несколько минут. Писателя били сначала кулаками, а когда он упал, принялись утюжить и ногами. Жизнь несчастного могла оборваться уже тогда, но судьбе было угодно оттянуть этот момент. Поблизости послышались чьи-то голоса, и отморозки бросились наутек. Остановились они только у общаги. Там перевели дух, закурили. Но не успели они сделать несколько затяжек, как из-за угла на них вышел… все тот же Кокышев. Он утирал кровь с лица и явно был не в себе. Увидев его, Кочетов буквально взорвался: «Ты что, гад, нас выслеживаешь?!». Он первым подскочил к писателю и вновь ударил его по лицу. Затем все трое подхватили Кокышева под руки и потащили в темноту. Там отморозки бросили жертву на землю и с еще большим остервенением стали избивать его ногами. Били до тех пор, пока писатель не затих. «Да он, кажется, окочурился», — первым опомнился Кочетов и потянул дружков прочь от места убийства. Однако у этого преступления оказалось слишком много свидетелей: все они видели, как трое юношей избивают мужчину, но никто из них даже не подумал вмешаться. Правда, на следующий день, когда милиция вызвала их для допроса, они не побоялись назвать имя Кочетова. В тот же день убийц арестовали.

8 мая — спустя месяц! — в советской печати наконец-то появилось короткое сообщение о том, что космический полет корабля «Союз» с космонавтами Василием Лазаревым и Олегом Макаровым на борту закончился неудачей. В газетах сообщалось: «На участке работы третьей ступени произошло отклонение параметров движения ракеты-носителя от расчетных значений, и автоматическим устройством была выдана команда на прекращение дальнейшего полета по программе и отделение космического корабля для возвращения на Землю. Спускаемый аппарат совершил мягкую посадку юго-западнее города Горно-Алтайска (о том, какой «мягкой» была эта посадка, мы с вами знаем. — Ф. Р.). Поисково-спасательная служба обеспечила доставку космонавтов на космодром…».

В сообщении не было ни слова об истинной причине прекращения полета, серьезнейшем отказе техники, чрезвычайно сложной ситуации, в которую попал экипаж. Однако люди в те годы умели прекрасно читать между строк и обо всем несообщенном догадались сами. Тем более на определенные мысли наводил и другой факт: впервые (!) за всю историю советской космонавтики космонавты, вернувшиеся на Землю, не были удостоены званий Героев Советского Союза, а получили в награду всего лишь ордена Ленина. «Значит, хреново слетали!» — судачили люди в очередях.

8 мая в Театре на Малой Бронной шел спектакль «Женитьба» по Н. Гоголю в постановке Анатолия Эфроса. В ролях был занят чуть ли не весь цвет театра: Лев Дуров в роли Жевакина, Леонид Броневой — Яичница, Николай Волков — Подколесин, Ольга Яковлева — Агафья, Михаил Козаков — Кочкарев. Зал на спектакле был забит под завязку и рукоплескал звездному составу чуть ли не после каждой реплики. Был там и актер Таганки Вениамин Смехов. После спектакля Козаков пригласил его к себе домой, где помимо них собралась теплая компания: Олег Даль с женой Елизаветой, дядя последней Игорь Эйхенбаум (во время войны он служил в знаменитой советско-французской эскадрилье «Нормандия-Неман») и ее мама Ольга Эйхенбаум (Олег Даль с женой и тещей в том мае наконец-то перебрались на постоянное жительство в Москву, разменяв ленинградскую квартиру Эйхенбаумов на квартиру в столице). За столом ели судака, приготовленного супругой Козакова Региной, на десерт были ананасы, орехи и другие деликатесы, сроду невиданные в свободной продаже в столичных магазинах.

9 мая вся страна отмечала славный юбилей — 30 лет со дня Побчеды в Великой Отечественной войне. Торжества были поистине всенародными, хотя ожидаемого всеми парада на Красной площади почему-то не состоялось. Зато власти отдали негласное распоряжение стражам порядка: разрешать людям пить даже на улице и в вытрезвители никого не забирать. Кстати, о выпивке. Тот день запомнился музыканту Петру Подгородецкому (он вскоре встанет за клавиши в рок-группе «Машина времени») тем, что он тогда впервые в жизни напился «вусмерть». В тот день в его квартире собралась большая молодежная компания, которая веселилась до утра. Но Подгородецкий, приняв на грудь изрядное количество спиртного, вырубился ближе к ночи и заснул на дорогом арабском диване с ножками в виньетках из слоновой кости. Лучше бы он заснул на полу. Когда следующим утром Петр проснулся и взглянул на диван, ему стало плохо — тот был чуть ли не весь облеван. Пришлось в тот же день отнести чудо-мебель на свалку, поскольку отмыть его не было никакой возможности.

В еще более черные тона были окрашены те праздничные дни для писателя Виктора Доценко (литературного отца «Бешеного»). В те годы он работал на телевидении (помогал режиссеру Евгению Гинзбургу снимать его знаменитые «Бенефисы» и передачу «Артлото»), а параллельно писал сценарий о партизанском движении в годы Великой Отечественной войны. И надо было так случиться, но, будучи 9 мая на Красной площади Доценко встретился с героем войны, знаменитым партизанским командиром Федоровым, который теперь работал министром социального обеспечения Украины. Рассказав ему о своем сценарии, Доценко напросился на встречу, которую Федоров назначил на следующий день в номере гостиницы «Россия», где он тогда проживал.

На встречу с Федоровым Доценко пришел со своим приятелем Олегом точно в назначенное время. Просидели они там несколько часов, и, когда вышли на улицу, было уже около восьми вечера. Поскольку день был праздничный, они решили завершить его в каком-нибудь питейном заведении. Этим местом стало кафе «Печора», что на Калининском проспекте. Причем, поскольку свободных столиков в зале уже не было, им предложили подсесть на свободные места в сугубо девичьей компании. При этом Доценко. заметил, что соседний столик был совершенно пуст, но официантка на его недоуменный вопрос ответила, что за него вот-вот сядут четверо посетителей. И точно: вскоре за него уселись четверо парней, один из которых показался Доценко знакомым. Но где и когда он его видел, Виктор долго никак не мог вспомнить (позднее он вспомнит: этот парень был среди тех чекистов, которые два года назад проводили обыск в его ленинградской квартире, пытаясь найти крамольную повесть «День, прожитый завтра», где Доценко фантазировал на тему развала КПСС и прихода к власти военной хунты).

Тем временем народ в зале затянул песни, соответствующие празднику, — про войну. Люди пели «Катюшу», «Синий платочек» и даже «Вставай, страна огромная». Затянули соответствующую песню и Доценко с Олегом. Но не успели они это сделать, как вдруг их пение было прервано грязным ругательством, которое донеслось из-за соседнего столика. Оскорбленный до глубины души, Доценко поднялся со своего места и подошел к грубиянам: