«Подсчеты показывают, что введение рыбных дней при умелой организации дела позволит, не ухудшая качества питания, добиться большого разнообразия блюд и высвободить для розничной продажи в расчете на год 400 тысяч тонн мяса (с учетом военных контингентов). Начиная с августа по декабрь, в период наибольшего наличия овощей, можно было бы, помимо рыбного дня… ввести овощной день… Следует отметить, что из-за недостатка ресурсов мясопродуктов государство вынуждено ежегодно закупать большое количество мяса по импорту. Например, в 1975 году его было закуплено 515 тысяч тонн (без живого скота) на сумму 356,1 млн. валютных рублей…»
Как видим, введение «рыбных» дней было вызвано отнюдь не заботой о советских гражданах. Просто в стране стало не хватать мяса, вот и решили в Кремле насильно «разбавить» рацион совграждан рыбкой и овощами. Но это так и не помогло «разрулить» ситуацию. В Москву, где снабжение считалось самым хорошим, из ближайших провинциальных городов, где было шаром покати, ломанулись толпы изголодавшихся граждан. Ехали они за колбасой и мясом. Такие электрички в народе прозвали «колбасными». Вот как об этом вспоминает актер О. Стриженов:
«Отныне прежнего зрителя сменял новый «театрал» — автобусно-колбасный. Особенно на дневных спектаклях в воскресенье; В театре аншлаг — все билеты проданы. Но в зале пусто. Оказывается, большинство билетов распределили по подмосковным городам. Местная администрация для «культурного мероприятия» выделила автобусы, и люди поехали в Москву. Только не с целью попасть в театр, а накупить в магазинах продуктов. А если кто-то и решится заглянуть на спектакль, жалея, что билет останется неиспользованным, то артисты услышат его по звяканью бутылок или падению тела во время сна…»
Между тем сами «кремлевские небожители» и приближенный к ним спецконтингент никаких перебоев с мясом и другими продуктами, естественно, не ощущали. Они уже давно жили при коммунизме, отовариваясь в закрытых распределителях. Вот как об этом вспоминает дочь секретаря ЦК КПСС М. Зимянина (его подпись стоит под «рыбным» постановлением) Наталья Зимянина:
«Продуктами нас обеспечивала спецбаза, система была отработана, видимо, десятилетиями, и два раза в неделю водитель доставлял мне картонный ящик с любым набором продуктов. Круглый год было все. Свежие баклажаны и кабачки с приклеенной бумажкой — не то «Испания», не то «Португалия», нездешняя цветная капуста, груши, виноград, фейхоа. На день рождения я, договариваясь с мамой о некоторой «роскоши», кормила друзей, например, утиной постромой (такого и названия-то никто не помнил) — копчеными утиными ляжками и поила всеми винами подряд (они все стоили в пределах трех рублей). Все ржали, говорили, что сидим вот тут, как Сталины — и «Цинандали» тебе, и «Телави», и «Кинзмараули»…
Фрукты мои дети ели круглый год по государственной цене. Кроме того, каждую субботу после работы папа навещал нас на квартире и всегда приносил в портфеле гостинцы для внуков. Это я его заставила. А дело было так. Однажды по какой-то нужде я оказалась у него в приемной в ЦК. Смотрю, на столе ваза с шикарными, будто бутафорскими фруктами — ну хоть бы пятнышко! Вымирающие крымские яблоки, бананы, фейхоа, груши дюшес. Когда я спросила у папы, для кого предназначена эта вазочка, он неосмотрительно пожал плечами, и тогда я приперла его к стенке: «Ну неужели ты думаешь, что твои коллеги и просители, сидящие в колотуне в приемной, будут есть эти бананы?» Так фрукты стали перекочевывать ко мне.
Потрясало искусство кремлевских мастеров-кондитеров. По праздникам мама заказывала внукам на особой кухне 60—100 штук пирожных «Малютка», на один кус каждое. В продолговатой белой коробочке ручной работы, перевязанной крест-накрест импортной веревочкой со свинцовой печатью на главном узле, покоились просто-таки произведения искусства. Например, крошечные эклеры-лебеди с выгнутыми тонкими шеями и даже глазками и клювиками; миниатюрные, чуть ли не с пятак корзиночки, в которых разноцветный калейдоскоп фруктов был залит желе. Сейчас я уже и забыла все эти чудеса, но было их не менее 10 видов, не только изысканно-вкусных и красивых по форме, но и изумительных по окраске. Например, эффект зеленой травы вокруг ножки грибочка создавался с помощью тертых шоколада и фисташек. Пекли на особой кремлевской кухне и маленькие медовые пряники, мягкие и крохкие одновременно, с подлинным ароматом и привкусом меда, политые хрустящей (оказывается, она должна хрустеть!) глазурью; миндальное печенье размером с юбилейный рубль; делали изумительный пирог «Черносмородиновый» — это был круглый красавец на 6, 12 или 24 персоны из очень тонко раскатанного жирного, хрустящего теста, наполненный домашним вареньем, смешанным с грецкими орехами, накрытый, как и положено русскому пирогу, ромбовидной сеткой из тонких полосок теста и посыпанный зелеными фисташками…
Распределитель все называли по-разному, чтобы как-то завуалировать его суть: лавочка, секция, ателье, дырка (оно было в смежном помещении). В принципе он был маленьким супермаркетом, каких теперь полно в Москве…»
Тем временем 23 мая в первенстве страну по футболу состоялся матч, которому суждено будет стать причиной большого скандала. В тот день в Киеве встречались тамошние динамовцы и их одноклубники из Тбилиси. Победили хозяева с минимальным счетом 1:0. Во многом этой победе киевляне были обязаны своему новому голкиперу Александру Прохорову, который творил в «рамке» настоящие чудеса, беря даже неберущиеся мячи. Прохоров совсем недавно верой и правдой служил в «Спартаке», но затем решил сменить цвет своей футболки. Причин было несколько: во-первых, родной «Спартак» тогда был в числе аутсайдеров, а киевляне на коне, во-вторых — переезд в Киев автоматически зачислял Прохорова в состав национальной сборной. Однако на пути Прохорова стеной встали спартаковские начальники, которые пригрозили вратарю в случае перехода суровыми карами. Но тот не испугался: в мае собрал свои нехитрые пожитки и уехал в Киев. И, несмотря на протесты Москвы, за два дня до игры с тбилисцами СТК разрешил Прохорову играть за киевлян. Но тут вышла накладка: телеграмма об этом решении была послана в Киев лишь 24 мая, то есть на следующий день после игры. Именно эта оплошность и станет поводом к большому скандалу, который разгорится спустя несколько недель в футбольном королевстве страны. Но об этом чуть позже.
В среду, 26 мая, в Москве едва не погиб хоккеист Валерий Харламов. Меньше двух недель назад он женился, и вот на тебе — вместе с женой разбился на собственной «Волге». Авария произошла утром на Ленинградском шоссе. За рулем автомобиля был Харламов, который на одном из участков трассы решил обогнать грузовик. Навстречу шла другая грузовая машина, но Харламову показалось, что он успеет проскочить между ними. Спортсмен ударил по газам, но в следующую секунду увидел, что из-за встречной машины выскакивает, идя на обгон, еще один лихач на такси. Харламов вдавил ногу в педаль тормоза, однако было поздно — его «Волга» врезалась в телеграфный столб.
В этой аварии сильнее всех пострадал Харламов: у него оказались сломаны правая нога, несколько ребер, и было сильнейшее сотрясение мозга (Ирина отделалась переломом пятки и сотрясением мозга). Пострадавших доставили в 67-ю городскую больницу, а изуродованную «Волгу» привезли на территорию Дворца спорта ЦСКА. Когда в клубе узнали об этом, тут же позвонили домой врачу команды Олегу Белаковскому. На удачу, тот оказался дома и примчался сначала в ЦСКА, а потом помчался в 67-ю. Быстро договорившись с тамошними врачами, он уже через пару часов перевез Харламова и Ирину в более комфортабельную лечебницу — в военный госпиталь. Там за выздоровление пострадавших взялся хирург-виртуоз Андрей Сельцовский.
В день, когда разбился Харламов, Владимир Меньшов переснимал очередной эпизод фильма «Розыгрыш» — в бассейне. До этого у этой сцены было иное решение и действие ее происходило в физкультурном зале. Но из-за того, что худсовет забраковал актера, исполнявшего роль учителя физкультуры (тот якобы грубо комиковал в кадре), пришлось находить нового исполнителя и переносить эпизод в другие интерьеры. Новым местом стал один из столичных бассейнов.
