Между тем в Ленинградском БДТ в самом разгаре репетиции нового спектакля — горьковских «Дачников». Вот-вот должны начаться прогоны, поэтому в театре невероятная спешка — все суетятся, боятся что-нибудь недоглядеть. Со стороны это напоминает тараканьи бега. Одну из главных ролей в спектакле — инженера Суслова — играет Олег Борисов. 24 апреля он делает в своем дневнике следующую запись:

«Как всегда, особые отношения с Лебедевым. (Играет моего дядюшку.) Лезет целоваться, хотя его никто не просит. Говорит, что это ему нужно «для разогрева». Я вспоминаю чеховский этюд о Даргомыжском, который терпеть не мог, чтобы к нему «приставали» лица непрекрасного пола. Достаточно было кому-то чмокнуть в щеку, как он начинал браниться и вытирать рукавом место поцелуя. Рассказываю это Лебедеву, он клянется, что больше «липнуть» не будет. Но тут же его рука опускается на мое колено… Я придумал замечательный способ его «вырубить». Вернее, само придумалось. Я бью со всей силой ребром своей ладони по его руке — попадаю чуть выше запястья. Получается органично, он взвизгивает от неожиданности. Держит руку в подвешенном состоянии, кисть болтается. «Я же тебя предупреждал, Женя…» Поскольку это в характере Суслова, предлагаю Либуркину мизансцену закрепить. Лебедев клятвенно обещает, что теперь будет садиться на скамеечку на почтительном расстоянии…»

В ночь на воскресенье, 25 апреля, в России праздновали Пасху. Хорошо помню этот день, поскольку той ночью специально отпросился у родителей, чтобы вместе с друзьями взглянуть на Крестный ход. До ближайшей Елоховской церкви от нас было десять минут быстрого хода, поэтому дошли мы туда без проблем. Двигались дворами, чтобы не попасться на глаза милиции, которая с вечера оцепила все прилегающие к церкви окрестности и отлавливала всех подростков, желающих пробраться к месту предстоящих событий. Когда мы добрались-таки до перекрестка на пересечении улиц Карла Маркса и Новорязанской, то увидели, что таких, как мы, подростков там уже собралось несколько десятков. Как и нас, их не заставило остаться дома даже то, что по ЦТ специально пустили в тот вечер два боевика — «Инспектор уголовного розыска» и «Достояние республики».

Между тем длинная колонна верующих вытянулась вдоль всей Новой Басманной, а впереди стояли церковные служители с огромными хоругвями в руках. Эти хоругви меня особенно потрясли: они буквально светились золотом при свете ночных фонарей. В 12 ночи колонна начала движение к Елоховке. Помню, что кто-то из толпы стал зазывать нас присоединиться к ним, но мы даже не пошевелились — тогда мы были убежденными атеистами и к церкви пришли из чистого любопытства. 25 апреля во Фрунзе завершился Всесоюзный кинофестиваль. Называть всех победителей не буду, ограничусь лишь некоторыми. Большого приза был удостоен фильм Болотбека Шамшиева «Белый пароход»; специальный приз достался режиссеру Георгию Данелия за фильм «Афоня»; Главный приз разделили две ленты: «Сто дней после детства» Сергея Соловьева и «Когда наступает сентябрь» Тиграна Кеосаяна. Приз за лучшую кинокомедию был присужден фильму Наны Мчедлидзе «Первая ласточка»; приз за разработку военно-патриотической темы получила лента Леонида Осыки «Тревожный месяц вересень». Лучшими актерами были названы: 1-я премия — Давид Абашидзе («Первая ласточка»), 2-я — Николай Пастухов («От зари до зари»), Юрий Горобец («Время ее сыновей»); лучшие актрисы: 1-я премия — О. Ниязбердыева (фильм «Наследник»), 2-я — Елена Проклова («Единственная»), Ж. Куанышева («Храни свою звезду). Лучшие мультфильмы: 1-я премия — «Ежик в тумане», 2-я — «Фантик».

В тот же день в Катовице состоялся матч между сборными СССР и Чехословакии. Для последних эта игра уже ничего не решала — набрав 18 очков, они досрочно завоевали золото мира и Европы. Нашим же нужна была победа, чтобы взять серебро мира и Европы. Но чехословаки сделали все от них зависящее, чтобы испортить нам обедню. Несмотря на то что уже после первого периода они проигрывали 1:3, в двух последующих двадцатиминутках они не пропустили ни одной шайбы, а сами забили две. Итог — 3:3. Наши взяли «серебро» чемпионата мира и только «бронзу» Европы («серебро» досталось шведам). Для нашей сборной такой результат считался провальным (от чехословаков мы отстали на целых 6 очков!). Разбирая потом причины этой неудачи, специалисты упрекнут тренеров сборной Бориса Кулагина, Константина Локтева и Владимира Юрзинова в том, что они сделали ставку на «старичков», в то время как надо было смело экспериментировать с молодежью. Анатолий Тарасов, к примеру, писал: «Считаю, что со времен Олимпийских игр в Саппоро в сборной появился лишь один сильный хоккеист — Виктор Шалимов. Не бедно ли это для многомиллионного советского хоккея? А такие игроки, как Анисин, Лебедев, Бодунов, Репнев, Котов, о которых долгие годы говорилось как о талантах, как об игроках очень перспективных в двадцать лет, теперь, в расцвете сил, они списаны из сборной…»

И еще одно событие, датированное 25 апреля, хотелось бы отметить: в тот день в Москве было совершено нападение на известного поэта (в Союз писателей его рекомендовала сама Анна Ахматова) и переводчика Константина Богатырева. В половине девятого вечера он возвращался из ближайшего магазина к себе домой, в один из многоэтажных корпусов писательского дома на Красноармейской. В руках у него была сумка с бутылкой сухого вина и каким-то печеньем. Не успел он сделать и двух шагов от двери лифта к своей квартире, как кто-то ударил его чем-то тяжелым по голове, проломив череп. Соседи, услышав шум, застали Богатырева истекающим кровью на лестнице и немедленно вызвали «Скорую». Та увезла пострадавшего в больницу, где он спустя почти два месяца и скончается. В диссидентских кругах это нападение было немедленно связано с происками КГБ, которое таким образом мстило поэту за его правозащитную деятельность (Богатырев в молодые годы сидел в сталинских лагерях, затем был реабилитирован). Вот как об этом пишет А. Сахаров:

«С самого момента ранения Богатырева очень многими стало овладевать глубокое убеждение, что Костю убил КГБ. Не случайные собутыльники (были у него и такие при его свободной и «легкой» жизни), а подосланные убийцы, по решению, сознательно и заранее принятому в кабинетах Лубянки. Какие доказательства? Зачем? Надо прямо сказать, что на оба этих вопроса нет сколько-нибудь исчерпывающих ответов. И поэтому на главный опрос «Кто убийца?» тоже разные — хорошие и честные — люди отвечают по-разному. Даже мы с Люсей (Еленой Боннэр. — Ф.Р.) стоим тут несколько на разных позициях. Она, при отсутствии прямых доказательств вины КГБ, склонна подозревать случайную ссору с пьяными друзьями-врагами. Я же, интуитивно собирая в уме все факты, считаю почти достоверным участие КГБ. А совсем достоверно я знаю следующее: объяснить случайными хулиганскими или преступными действиями «людей с улицы» все известные нам случаи убийств, избиений, увечий людей из нашего окружения невозможно — иначе пришлось бы признать, что преступность в СССР во много раз превышает уровень Далласа и трущоб Гонконга! Что же заставляет меня думать, что именно Константин Богатырев — одна из жертв КГБ? Он жил в писательском доме. В момент убийства постоянно дежурящая в подъезде привратница почему-то отсутствовала, а свет — был выключен. Удар по голове, явившийся причиной смерти, был нанесен, по данным экспертизы, тяжелым предметом, завернутым в материю. Это заранее подготовленное убийство, совершенное профессионалом, — опять же в полном противоречии с версией о пьяной ссоре или «мести» собутыльников…

О возможных мотивах убийства Богатырева КГБ. Богатырев был очень заметный член писательского мира, являющегося предметом особой заботы КГБ… Вел он себя недопустимо для этого мира свободно; особенно, несомненно, раздражало КГБ постоянное, открытое и вызывающее, с их точки зрения, общение Богатырева с иностранцами в Москве. Почти каждый день он встречался с немецкими корреспондентами, они говорили о чем угодно — о жизни, поэзии, любви, выпивали, конечно. Для поэта-германиста, говорящего по-немецки так же хорошо, как по-русски, и чуждого предрассудков советского гражданина о недопустимости общения с иностранцами, — это было естественно. Для КГБ — опасно, заразно, необходимо так пресечь, чтобы было неповадно…»