Между тем остановились, едва начавшись, съемки фильма «Розыгрыш». Поводом к этому стало недовольство высокого руководства игрой одной из актрис — Евгении Ханаевой, снимавшейся в роли классной руководительницы 10-го класса Марии Васильевны Девятовой. Собственно, это недовольство имело давние корни: еще на стадии кинопроб Меньшову настоятельно рекомендовали взять вместо Ханаевой другую актрису — народную артистку СССР, но он это мнение проигнорировал. Меньшов очень тепло относился к Ханаевой, пересмотрел все ее роли на сцене МХАТ и мечтал, чтобы она играла у него одну из главных ролей. Начальство ему этого не простило. В итоге 8 января съемки были приостановлены. «Убирай Ханаеву!» — потребовал гендиректор «Мосфильма» от Меньшова, но он вновь отказался. И решил действовать хитростью. В течение следующих пяти дней он провел пробы с обеими актрисами, во время которых преимущество Ханаевой стало просто очевидным. Когда эти пробы увидели в Госкино, Меньшова спросили: «Это ты специально так облажал народную артистку?» Но после этого речи о замене Ханаевой больше не заходило. Самое интересное, что, когда фильм выйдет на широкий экран, Ханаева будет признана одной из лучших актрис, сыгравших в кино учительницу. «Учительская газета» пригласит ее принять участие в дискуссии о системе народного образования, а на Всесоюзном съезде учителей Ханаеву изберут в почетный президиум. Но мало кто знал, что у этой интеллигентной женщины в жизни произошла серьезная драма. В начале 70-х она полюбила своего коллегу по театру Льва Иванова и вынуждена была уйти из семьи, где у нее рос сын. И в течение 15 лет мать и сын не смогут общаться друг с другом даже по телефону.

В пятницу, 9 января, в семь часов вечера по ЦТ началась трансляция матча хоккейной Суперсерии между ЦСКА и «Бостон Брюинз». Последние горели желанием «положить на лопатки» самый именитый клуб Советского Союза, даже несмотря на отсутствие в их рядах травмированного Бобби Орра. Однако и ЦСКА был заинтересован в победе: в случае их успеха общая победа в Суперсерии доставалась советским клубам (на тот момент оба наших клуба набрали 7 очков).

Матч начался с яростных атак ворот Третьяка. О настрое бостонцев говорит хотя бы то, что в первом периоде они произвели по воротам соперника 19 бросков. Однако пробить армейского голкипера так и не сумели. Но только в первом периоде. Во втором после коварного броска Форбса, шайба нашла-таки лазейку в защитных редутах Третьяка. Но радость хозяев, в была недолгой — спустя несколько минут Харламов восстановил равновесие. Однако канадцы еще малость поднажали — и красная лампочка за воротами Третьяка зажглась вновь. И все же сил «медведей» хватило не намного, и на второй перерыв они ушли, проигрывая 2:3. А в заключительной двадцатиминутке армейцы их дожали, забросив две безответные шайбы (Харламов и Мальцев).

Несмотря на то что по общим показателям советские клубы стали теперь недосягаемы для канадцев, последние две игры они постарались записать на свой счет. Но одного желания было мало. «Нью-Йорк Айлендерс» как ни старался, но 10 января так и не сумел одолеть «Крылья» — 1:2. Зато «Филадельфия Флайерс» на следующий день победила ЦСКА. Правда, ценой невероятно грубой игры. Буквально с первых же секунд матча (обе последние игры советских команд транслировались по ЦТ в воскресенье, 11 января) игроки «Флайерс» устроили настоящую охоту на игроков ЦСКА. В ход шли самые грязные приемы: тычки клюшками, удары в лицо, зацепы. А судьи безучастно взирали на это. В конце концов нервы армейского тренера Константина Локтева не выдержали, и он в первом периоде прервал игру и увел команду в раздевалку. Судьи бросились улаживать конфликт. Пауза длилась 16 минут, после чего Локтев согласился-таки доиграть игру. Однако армейцы откровенно доигрывали оставшееся время, прилагая усилия только к тому, чтобы их проигрыш не был разгромным. Так и вышло: «Флайерс» победила 4:1. Но для канадцев это было слабым утешением, поскольку общий итог Суперсерии был за нашими ребятами: из 8 игр они выиграли 5, две проиграли и одну свели вничью. Клубный результат выглядел так: ЦСКА — 2 победы, одно поражение, одна ничья, «Крылья Советов» — 3 победы, 1 поражение.

11 января в Театре имени Вахтангова играли премьеру — спектакль о чилийских событиях «Неоконченный диалог». Роль Сальватора Альенде в нем играл Юрий Яковлев, а роль его дочери Тати исполняли попеременно Екатерина Райкина и Валентина Малявина. На последнюю все происходящее на сцене действовало удручающе — уж больно конъюнктурная была пьеса. Во время банкета, который состоялся сразу после завершения спектакля, на состояние Малявиной обратила внимание Белла Ахмадулина (ее муж Борис Мессерер был художником спектакля). Обняв актрису за плечи, она отвела ее в сторонку и внезапно предложила: «Вам надо отвлечься. Поедем к Володе Высоцкому». И Малявина с радостью согласилась, поскольку была в приятельских отношениях с Высоцким еще с начала 60-х.

Когда они вошли в подъезд дома № 28 по Малой Грузинской, их встретил суровый вахтер: «Вы к кому? — грозно насупив брови, спросил он. — К этому? К Высоцкому?» — «К нему, к нему», — практически на бегу ответила Ахмадулина, увлекая за собой актрису. Дверь им открыл сам хозяин квартиры. Увидев Малявину, расплылся в широченной улыбке: «Ба, кого я вижу». Обняв и расцеловав обеих, пропустил их в квартиру. А там народу — уйма.

— Боже, Володя, сколько гостей у тебя! — удивилась Малявина.

— Все дороги ведут в Рим! — рассмеялся Высоцкий и попросил: — Сядьте, пожалуйста! Ничего не вижу за вашими спинами.

А видеть он хотел Женю Евтушенко, который читал свою новую работу. Далее послушаем рассказ В. Малявиной:

«Мы уселись. Я, по счастью, оказалась рядом с Володей. Мне было уютно на низком пуфике. Володя сидел на полу. Мы внимательно дослушали Женю и долго аплодировали ему.

Огромная луна тоже слушала Женю. Она прямо-таки ввалилась в комнату и не оставляла нас целый вечер. Я рассматривала дивные портреты Марины Влади, обернулась и увидела фотографию Валеры Золотухина. Володя сказал:

— Я люблю Валеру. И еще Ваню Бортника. Женя Евтушенко попросил Володю спеть:

— Володя, прошу тебя! Что-нибудь из своей классики.

И Володя запел «Кони». Он пел стоя и глядел в окно на сумасшедшую луну. Меня трясло… Володя сказал мне:

— Пойду позвоню Марине. Идем со мной. Мы пришли в другую комнату. Большой письменный стол у окна, напротив — постель, телефон на полу.

Помолчали. Володя говорит мне:

— Только что заступился за тебя. Одна актриса… неважно кто… там, в комнате, сказала, что ты пьешь. Я спросил ее, словно не знаю тебя: «А книжки она читает?»

«Да… и много, наверное», — ответила актриса.

«Говорят, она рисует?» — интересуюсь я.

«Да-да, я видела ее работы».

«Она что-то сочиняет-пишет?» — продолжаю я.

«Говорят», — отвечает.

«Играет много в театре… и хорошо», — наступаю я.

«Да-да, много… и хорошо», — соглашается она.

И тогда я спросил ее:

«А когда же она пьет?»

Мы расхохотались, и Володя стал звонить Марине в Париж. Я повернулась к столу. На столе лежали совсем новые стихи Высоцкого, записанные простым карандашом. Он предложил мне почитать их. Стихи о больном человеке, о срыве, который с ним приключился. Мне думается, они были написаны Володей после гастролей в Болгарии, где он плохо себя чувствовал.

Володя дозвонился Марине. Нежно, очень нежно говорил с ней. Потом спросил:

— Ну, что стихи?

— Страшно.

— Да. Это все страшно. Очень страшно. Лучше расскажи мне о Румынии.

— Что, Володя, рассказать? В Румынии было хорошо! Сару Монтьель любил Ион Дикисяну. Меня — Флорин Пиерсик. (В середине 60-х Малявина снималась в Румынии в фильме «Туннель». — Ф.Р.)

— А Марину? (Она снималась там же в фильме «Безымянная звезда». — Ф.Р.)

— Кристи Авраам.

— Действительно здорово.

Мы вернулись к гостям. Пили красное французское вино. Беседовали. Постепенно гости расходились.

— Не уходи, — попросил меня Володя.