В начале апреля Федор Федорович Сыромолотов был отозван в Екатеринбург. Виктор Иванович, пережил это событие с великой болью и почувствовал себя осиротевшим. Железная воля Федича, умение убедить и повести за собой людей очень были нужны городу в дни новых жестоких испытаний.

С двенадцатого года Виктор Иванович шел об руку с надежным Федичем. С ним веселее работалось, из всех безвыходных положений непременно отыскивался выход. Теперь увяз Данин в каторжной беспросветной трибунальной работе, и силы, казалось, вот-вот иссякнут. Давно больные легкие совсем ослабли. Похудел. Кашлял отчаянно, с закатом, порою до слез, но курил так же много, как и раньше.

Да и вообще дела пошли как-то вразнобой, между командирами отрядов то и дело возникали раздоры на личной основе, а это нередко нарушало согласованность в боевых операциях и приводило к лишним потерям. И было удивительно, что даже при таком командовании плохо вооруженные и необученные солдаты революции неизменно побеждали, хотя почти всегда выступали в меньшем числе.

Был получен приказ о реорганизации Красной гвардии в Красную Армию. 17-й Сибирский стрелковый полк переименовали в Уральский. В армии вводилось единоначалие. В мае пришло известие о захвате Челябинска чехословацкими войсками. Совет рабочих и крестьянских депутатов, созвав экстренное заседание, решил направить троицкие отряды к станций Полетаево, чтобы вызволить из беды Челябинск.

Но никто не знал, что там за сила объявилась роковая, сколько ее. Почему не удержались челябинцы? Для выяснения обстановки послали двух делегатов под Полетаево. Вернувшись, один из них, по фамилии Померанец, доложил исполкому Совета, что сила там стоит несметная и надо избрать ликвидационную комиссию, чтобы передать все дела чехам.

— Ты не ПомЕранец, — ответил ему военком Степанов, — а ПомИранец, и помирать придется тебе одному, потому как, ежели еще скажешь такое где-нибудь, я пристрелю тебя на месте.

Несколько красногвардейских отрядов срочно были отправлены под Полетаево. И вначале потеснили они белочехов, но те получили сильное подкрепление, и пришлось троицким отрядам попятиться по железной дороге. Но отходили организованно. Двое суток, не смолкая, гремел кровопролитный бой под станицей Еманжелинской.

И еще держались бы красные бойцы, но с тыла и флангов из степи начали появляться казачьи отряды. К тому же, между командирами произошел раскол. А отряд железнодорожников самовольно снялся с позиций и ушел охранять родную станцию в Троицк. Но и в этих условиях красные бойцы отступали без спешки, без паники, сдерживая напор врага.

В эти же дни в Троицке усиленно формировались новые отряды, но в городе удалось набрать всего около четырехсот человек. Пришло время и за уезд взяться. Во все рабочие поселки, крестьянские деревни, хутора были разосланы уполномоченные Троицкого Совета. Только с Кочкарского прииска пришло на оборону города около двух тысяч человек, в основном шахтовых рабочих и старателей. Подходили из деревень.

Виктор Иванович отдавал все иссякающие силы работе в трибунале. В тюрьме содержались дутовские шпионы, провокаторы, буржуйские саботажники. Следователям нужно было время, а его не хватало. Нескольких старших казачьих офицеров, схваченных после боя у Черной речки, пришлось расстрелять, испросив на то разрешение исполкома Совета. В свой хутор Виктор Иванович не смог поехать, послал туда бывшего поручика Алексея Малова. Антона Русакова, так и жившего под фамилией Петренко, взял к себе в помощники.

Несколько раз Николай Дмитриевич Томин от имени казачьей секции требовал начать сбор казаков-фронтовиков, чтобы формировать из них красные казачьи отряды, но руководители Совета отказывали, боясь измены казаков. Наконец, 2 июня, когда из рабочих поселков и деревень уже шло пополнение, уездный и городской исполкомы согласились с предложением Томина. Это решение было утверждено центральным исполнительным комитетом города и городским комитетом партии.

Через два дня Совет утвердил пять пар агитаторов, снабдил их полномочными документами и направил в казачьи станицы по разным маршрутам за сто-сто пятьдесят верст от города.

Первой группе — работникам военного комиссариата Попруге и Хомутову — удалось проникнуть далеко на северо-запад, до станицы Кундравинской. Более ста пятидесяти верст проехали они, увертываясь от казачьих застав и разъездов. Решили достигнуть дальней точки маршрута, навербовать добровольцев, тогда вместе с отрядом легче будет пробиться обратно в Троицк.

Но вышло все иначе. Как только уполномоченные, начав агитацию, раскрыли себя в Кундравинской, их тут же арестовали и под усиленным конвоем отправили в Миасский завод, где стоял штаб какой-то части Чехословацкого корпуса. Доро́гой Попруга, пытаясь убежать от охраны, бросился в озеро. Там его и застрелили. А потом, видимо, и Хомутова прикончили, потому как исчез он бесследно.

Вторая пара — Данин и Балмасов из военкомата — направилась на запад, в сторону Верхнеуральска. Тоже маршрут далекий, но в сорока верстах от города, у поселка Подгорного, группа нарвалась на казачьи банды и вынуждена была вернуться.

Третья группа — Томин и Пшеничников — двинулась на восток, в родное Томину Зауралье, с намерением добраться до станиц Усть-Уйской и Звериноголовской. Но отъехали они от города всего двадцать пять верст, и у поселка Ключевского наткнулись на казачий кордон. Пришлось возвращаться ни с чем.

То же самое случилось и с четвертой парой, которая устремилась на север, в сторону Челябинска. Лишь двадцать верст преодолели послы, и у поселка Ямы́ — первого на этой дороге — встретила их казачья застава. Да и бессмысленно было продвигаться дальше, потому как навстречу катилась, тесня красные отряды к Троицку, лава белочешских частей.

Больше всего повезло пятой группе, отправившейся на юг через Надеждинскую, Михайловскую, Алексеевскую, Лейпцигскую, Тарутинскую, Бородиновскую и Катенинскую станицы. Правда, немногих казаков удалось им сагитировать, а в Тарутинской уполномоченного Семена Ловчикова дважды пытались арестовать старики казаки и офицеры. Зато из Кетлинской удалось увести восемьдесят четыре казака, на конях и в полном вооружении. Сам Ловчинов спасся бегством.

Сборный пункт казакам был назначен в поселке Новотроицком, недалеко от города. Уполномоченный Александр Коковин из поселка Соколовского привел туда сорок восемь безоружных казаков-фронтовиков. Туда же приходили крестьянские парни из деревень. Иные на своих конях. Оружие, обмундирование получали на сборном пункте. Были там и лошади, реквизированные у городской буржуазии.

Буквально за полсуток до первого наступления чехословацких полчищ, то есть к вечеру 12 июня, все-таки был сформирован кавалерийский полк имени Степана Разина. Две первые сотни составили из казаков, а третью и четвертую — из крестьян. Лишь те казаки попали в них, какие собрались тут поодиночке из разных станиц. В третью сотню зачислили десять фронтовиков и парней с хутора Лебедевского.

К этому времени был доукомплектован 17-й Уральский стрелковый полк, много раз побывавший в боях под Троицком. Появились новые полки, сформированные из рабочих Кочкарского прииска и из крестьян. Готов был к действию интернациональный батальон, куда вошли добровольцы из пленных немцев, мадьяр и солдат других национальностей. Были там и чехи.

И все это было брошено на позиции, потому как и теперь снова строилась круговая оборона. С севера надвигалось четыре эшелона чехословацких войск. С запада, как саранча, нахлынули дутовские орды. Казачьи разъезды нападали со всех сторон. Внутри города пока оставалась лишь коммунистическая дружина. О численности окружающих войск никаких сведений не было.

Несколько дней назад из Москвы пришло сообщение, в котором говорилось о размахе чехословацкого мятежа, о прямой связи его с Антантой и с российскими правыми эсерами и меньшевиками. Но местные власти еще не чувствовали этой гигантской черной силы. Будто чудовищный троянский конь закатился на стальных колесах в самые глубины России и выпустил из себя едва ли не полсотни тысяч воинов!