Наверно, часов десять было, как въехали они в хутор. В редкой избе огонек: не было керосина у крестьян. Во дворе, прежде чем выпрягать лошадей, Тихон спросил:

— Выгружать станем товар али как?

— Да ведь Виктор Иванович подойти должен. Вот он и скажет, что делать.

— Ну, выпрягай лошадей поколь, а я на задах местечко присмотрю. Наверно, спрятать придется.

На заднем дворе подошел Тихон к большому зароду соломы. С ближнего конца, откуда берут ее постоянно, поземкой успело ровно припорошить солому. А в центре темное пятно виднеется, вроде бы пустота. Уж не зверь ли какой ночевать устроился тут? Вернулся, взял вилы и, держа их настороже, стал подходить к зароду, а дырка-то вдруг расширилась.

— Что ты, дядь Тихон, запороть собрался нас, что ли? — послышалось оттуда. А потом поднялись, отряхивая с себя солому, Ванька Данин и Ксюшка.

— Черти вы косолапые! — похолодел весь Тихон. — Нашли местечку. Да ведь я и впрямь пырнуть мог! С ума сошли, негодники… Слышь, Иван, добежал бы ты домой да отца бы сюда кликнул поскорейши.

— А для того я тут и был, чтоб папашке сказать, как приедете.

— Уследил бы ты нас, дозорный, когда б я не зашел сюда.

Ксюшка щукой нырнула в свой двор, а Тихон с Иваном к Антону вышли. Но Иван уж не задержался тут, проскочил к воротам и исчез в снежной замети. Убрав лошадей и развернув сани оглоблями к воротам, пошли мужики в избу. Там Настасья хлопотала об ужине.

— Чего ж вы так долго-то? — ворчала она, бегая от печи к столу. — Я уж думала, стряслось чего. Да и буран вон какой расходился, свету не видно.

Успели мужики и рюмочкой погреться, и щами закусить, но до чая еще не дошло дело. А тут и Виктор Иванович явился.

— С приездом, волк вас задави, путешественники!

— Спасибо. Чай пить с нами, — ответил Тихон. — И стопочку могу поднести по такому случаю. Помиловали нас милиционеры, а она, родная, нам самим с дорожки-то, ой, как сгодилась! До костей просквозило, хоть и в тулупе.

— Уголек, видел я в санях, добрый привезли, — сказал Виктор Иванович, присаживаясь к столу. — Настасьюшка, ты самовар-то поставь нам на стол да иди отдыхать. Чего тебе возле нас маяться? Вставать-то ведь рано.

Хозяйка не перечила. Ушла в горницу и дверь за собой плотно прикрыла, чтобы дым от их проклятущего курева туда не попадал.

— Ребятишки спят? — спросил Виктор Иванович, взглянув на полати.

— Спят.

— Чего задержались-то?

— Туда хорошо доехали, — отвечал Антон, — да поздно вечером уж добрались. А на другой день, пока Блюхера отыскали, пока товар получили — опять уж вечер. За углем на станцию на следующий день заезжали. Бесплатно приказал отпустить угля. Словом, в Ключах оказались мы на шестой день к вечеру. А там — казаки. Не так чтобы здорово привязывались они, но пришлось Тихону Михалычу поработать — коня хорунжему подковал.

— Да там и ковать-то не надо было, — вставил Тихон, — у одной подковы шип сбился. Дак ведь кузнец-то был у их. Проверял он нас…

— Ну, а потом и заночевать пришлось там, чтобы совсем успокоить проверяльщиков, — продолжал Антон. — А тут еще с дороги сбились разочка два. Как понесло вчера, как завертело, тут и без казаков тошно стало.

— А сам Блюхер-то каков? — допытывался Виктор Иванович. — Немец?

— Да что ты, — возразил Тихон, — чисто наш мужик! Обходительный такой. Уж не знаю, как фамилия к ему такая пристала. Нашего вон Кестера и без фамилии признаешь. А тот прямо по духу весь нашенский… Чай-то пейте. Сахарку, извините, нету, а вот с кулагой.

— Вот чего, ребятушки, — поднялся из-за стола Виктор Иванович, скручивая добрую закрутку махорки, — я ведь не пешком пришел, а на Воронке подъехал. Сейчас перегрузим ваш товар в мои сани, сена сверху побольше бросим, и сейчас же… Ты как, Антон, выдержишь?

— О чем разговор…

— …И сейчас же двинемся дальше.

— А не нарветесь на казаков? — тревожно спросил Тихон.

— Нет, — твердо ответил Виктор Иванович. — До солодянских дозоров мы не доедем, а ежели и нарвется шальной, в такую погоду не полезет доискиваться. К тому же у нас револьверы есть на крайний случай… Да в такую ночь никто нам не встретится, скорее всего.

Уголь отвезли к кузнице и там сгрузили. Винтовки уложили в данинские розвальни, прикрыли теми же брезентами, а сверху сена положили и веревкой привязали.

Тихон в душе гордился содеянным. Ведь здоровые люди, не калеки, едва ли смогли бы сделать то, что он сделал. Но, как проводил товарищей в пургу, в ночь беспросветную, иное подумалось: ведь они каждый день, много лет по острию ножа ходят, на каждом шагу стерегут их опасности. В дальней дороге рассказал ему Антон и о побеге из троицкой тюрьмы, и о фронтовых делах многих.

Не дремали в городе подпольщики. Тайно формировались отряды Красной гвардии. Хоть и с великим трудом, но собиралось оружие. Федич звал, убеждал своих товарищей готовить вооруженное восстание, поднимать народ на борьбу с белоказаками.

В начале второй половины декабря удалось даже организовать и провести многолюдный митинг. На него собрались не только городская беднота, но и пленные немцы, чехи, мадьяры, содержавшиеся на Меновом дворе. Митинг потребовал передачи власти в руки Советов.

В те же дни, по настоянию Сыромолотова, был создан подпольный штаб по подготовке вооруженного восстания в городе. Главой его стал двадцативосьмилетний Терентий Дмитриевич Дерибас — человек, хотя и молодой, но уже с большой биографией подпольщика.

В то же время из Петрограда, сформированный по указанию Ленина, шел Первый Северный экспедиционный летучий отряд, в составе которого было шестьсот балтийских моряков, 17-й Сибирский стрелковый полк, шесть бронеавтомобилей.

Сводным отрядом командовал молодой отважный моряк, мичман Сергей Павлов — большевик и участник штурма Зимнего. Пройдя через Вологду, Вятку, Пермь, Екатеринбург, отряд устремился на юг и двадцатого декабря прибыл в Челябинск. Всюду на своем пути он подавлял контрреволюционные мятежи и способствовал установлению Советской власти.

Через Троицк отряд должен был пройти в Оренбург, разгромить дутовские банды и открыть дорогу сибирскому, тургайскому и уральскому хлебу в столицу и центральные голодающие губернии.

Челябинскому военно-революционному комитету стало известно, что со стороны Бузулука готовится наступление красногвардейских отрядов на Оренбург. Председатель военно-революционного комитета Блюхер предложил немедленно начать наступление на Троицк, с тем, чтобы в дальнейшем Северному летучему отряду и красногвардейцам двинуться на освобождение Оренбурга.

Выступив из Челябинска, отряды сбили казачьи заставы, а потом с непрерывными боями стали продвигаться на юг. Днем и ночью жестокая, кровавая шла борьба. Свирепствовали по степному Южноуралью вьюги, трещали рождественские морозы. Не щадили они ни белых, ни красных. И люди друг друга не щадили.

Не выдерживали яростного напора красных отрядов казаки, отступали вдоль железной дороги на юг. Вышибли их со станции Еманжелинской, а потом и Нижне-Увельской. Впереди — Троицк. Но до него еще более сорока верст. Дойти надо. И, понятно, не все дойдут. Чья-то кровь с метелью, с колючим снегом смешается, кому-то из раненых мороз поможет навсегда смежить веки.

В этой рассыпавшейся по метельной степи лавине красных отрядов малой песчинкой, будто гонимой северным ветром, двигался к родному городу и Рослов Макар. 17-й Сибирский полк, расформированный за бунт, после февральской революции был сформирован снова. И не только вернулись туда они с Андроном Михеевым, но свое отделение из разведкоманды перетащили с собой. А потом и поручик Малов у них оказался. Ротой теперь командует.

Поздно ночью с двадцать четвертого на двадцать пятое декабря в Троицке началось восстание, подготовленное подпольщиками. Красногвардейцы заняли почту и несколько других учреждений в центре города. Революционно настроенные солдаты гарнизона арестовали офицеров и захватили оружейный склад.