— Николай Петрович, все это, разумеется, так, — искренно согласился Василий. — Но как могут такие вот камешки давать, как вы говорили, энергию целому заводу? Где эта энергия? Откуда возьмется она в этой каменючке?
Рындин опять улыбнулся:
— В этом неказистом камешке скрываются неисчислимые запасы энергии. Некоторые проявления этой энергии вы уже почувствовали на себе, мой друг. Ваш болезненный ожог— результат огромной активности инфрарадия. К счастью, вы не особенно долго были под его влиянием, и этот ожог легко будет вылечить. Вы смажете его маслом и будете лежать в гамаке по крайней мере сутки-двое…
— Ой! — воскликнул недовольно Василий. — Даже двое суток?
— Я говорю, — по крайней мере. Возможно, придется полежать и больше, потому что ожог от радия — очень небезопасная вещь, — продолжал Рындин, как бы не замечая неудовольствия Василия. — И счастье ваше, друг мой, что вы были в скафандре, когда несли эти камешки. Металлическая сетка, покрывающая его прорезиненную ткань, несколько нейтрализовала влияние инфрарадия… Собственно, даже не инфрарадия, а какой-то его соли, то есть значительно менее активного вещества. Потому что эти камешки бесспорно не есть чистый инфрарадий, а лишь его химическое соединение.
— Только соединение?
— Этого нам вполне достаточно. Соединения инфрарадия для нас даже безопаснее, потому что они, повторяю, менее радиоактивны. Я не знаю, каким способом могли бы мы нейтрализовать чистый инфрарадий.
Он умолк, словно обдумывая эту возможность. Но вспомнив про вопрос Василия, продолжал:
— Что касается энергии, то в этих неказистых камешках столько ее, что вы, Василий, просто не можете себе представить. Да зачем, однако, я буду говорить обо всем этом? Лучше показать вам кое-что. Вадим, — обратился он к Соколу, — принесите, пожалуйста, из химического шкафа пробирку со следами радия. Да, да, ту самую, которой мы пользовались во время изучения космических лучей. Давайте ее сюда.
Старый академик с усилием поднялся, опираясь на Гуро. Он взял один из камешков, отделил от него маленькую, едва заметную глазу, крошку и положил ее на мраморную доску.
— Сейчас я, друзья мои, активизирую это химическое соединение инфрарадия при помощи следов обыкновенного радия. Мы поставим их в непосредственную близость. Только… как бы это найти способ моментально разъединить их, если понадобится? Ага, вот что! Борис, вы можете пожертвовать для нашего исследования одним из ваших шомполов? Скажем, вот этим?
Рындин показал на тонкий медный прут.
— Прошу вас, разумеется, Николай Петрович, — с готовностью отозвался Гуро.
— Отлично. Тут, в этой пробирке, даже слишком много остатков радия для нашей цели. Нам хватит и вот чего…
Под заинтересованными взглядами товарищей Рындин погрузил конец медного прута в пробирку со следами радия и сразу же вытащил его обратно.
— Это все. Будьте любезны, Вадим, положите пробирку на место. Не следует оставлять ее тут, в небезопасном соседстве с солями инфрарадия. А мы подождем вас.
Когда Сокол вернулся, Николай Петрович стал как можно дальше от мраморной доски, держа в руке длинный медный прут.
— Внимание, товарищи. Прошу отойти всех подальше.
Подчиняясь ему, все отошли, с любопытством поглядывая на стол, где на мраморной доске лежала загадочная крошечка. Голос Рындина приобрел обычную властность.
— Внимание!
Рындин протянул прут к мраморной доске и приложил конец его к крошке, лежавшей на ней.
Вдруг словно солнце заполыхало на столе. Сверкающее сияние, как от самой мощной вольтовой дуги, ослепило глаза Василия. Невольно он закрыл лицо руками. Сухой жар, как от расплавленного чугуна, обжег его руки. В воздухе запахло горелым.
— Достаточно, Николай Петрович! — крикнул Гуро. — Смотрите, стол загорается!
Послышался громкий треск: то лопнула мраморная доска, не выдержав жара. От стола поднималась синяя струйка дыма: дерево начало тлеть.
Резким движением Рындин отстранил медный прут. Сияние сразу погасло. Казалось, в каюте вдруг стало темно. Только светился добела раскаленный конец медного прута, с которого стекали расплавленные тяжелые капли, да горячим жаром дышала лопнувшая мраморная доска. Гуро взглянул на термометр. За несколько секунд температура поднялась в каюте на несколько градусов. Охотник удивленно свистнул:
— Вот тебе и шуточки! Вот тебе и крошечка! На девять градусов подняла температуру, а мы не успели и с места сойти… И надолго ее хватит, Николай Петрович, если она будет вот этак полыхать, этакая крошечка?
Рындин задумчиво ответил:
— Она не горит. Это совсем другая механика. Я не сказал бы даже, что сам инфрарадий разогревается. Возможно, он остается холодным и нагревается лишь механически от вещей, которые раскаляются вокруг него.
— Остается холодным? А эта жара, это сияние?
— Результат освобождения энергии. Под влиянием следов радия инфрарадий начинает разлагаться бурнее, чем обычно. Следы радия активизируют его. И мы видим, как освобождается его внутриатомная энергия. А так как мы приблизили к нему лишь крохотные следы радия, то в данном случае получили лишь скромный световой и тепловой эффект. Если бы мы приблизили большее количество остатков радия, — я не говорю уже про ужасную возможность приблизить чистый радий, то… то возможно, наша ракета не выдержала бы бурного процесса разложения инфрарадия. Ведь чем теснее будет контакт между инфрарадием и радием, этими двумя радиоактивными элементами, тем активнее инфрарадий будет разлагаться. Что касается вашего вопроса, Борис, то я думаю, что в условиях контактирования с этими ничтожными следами радия, наша крошка инфрарадия сияла бы вот так лет сто.
Василий не удержал возгласа удивления.
— Да, да, это очень длительный процесс, — спокойно продолжал Рындин. — Ну, довольно экспериментов. Друзья мои, я хочу сказать вам кое-что. Сядем, больше я не буду активизировать ни одной крошечки инфрарадия. Кстати, Вадим, будьте любезны, сейчас же все-таки соберите все эти «каменючки», как их непочтительно называет Василий, и положите их в какой-нибудь из наших свинцовых шкафов. Я вовсе не хочу, чтоб кто-нибудь из вас последовал примеру Василия и был вынужден лечить ожоги.
Все собралась вокруг стола. Василий посмотрел на почерневшую мраморную доску. Ну и сила!..
— Первая часть нашей задачи выполнена, — сказал Рындин. — Инфрарадий нам удалось найти. Приключения, которые пережил Василий, дали неожиданно счастливые результаты. Дело теперь в том, чтобы набрать необходимое нам количество инфрарадия и сложить его в шкафы ракеты. Не хочу скрывать от вас, что все это довольно опасно. Приносить инфрарадий придется в свинцовых ящиках, чтобы нейтрализовать его вредное влияние на человеческий организм. Вполне понятно, что тяжесть свинцовых ящиков значительно усложнит работу. Но иного способа я не вижу. Стеклянные окна в шлемах наших скафандров сделаны из свинцового стекла. Это тоже поможет нам. На работу придется надевать добавочные свинцовые перчатки…
— Н-да, не совсем удобно, — заметил Гуро, пыхнув трубкой.
— Ничего не поделаешь. Все это касается собирания инфрарадия. Но не менее опасно и его хранение. Вспомните о том, как интенсивно светились камни во время ваших разговоров в пещере. Это влияли на инфрарадий радиоколебания маленьких передатчиков. Нам придется использовать все способы, чтобы как можно лучше изолировать наши запасы инфрарадия. В противном случае могут иметь место разные неприятные неожиданности. Впрочем, мы преодолеем это. Еще раз поздравляю вас, друзья мои, инфрарадий у нас есть! Быстро ли посчастливится нам найти ультразолото? Не знаю, но уверен, что мы его найдем. Итак, за работу, товарищи. И вот еще одно мое пожелание: давайте в дальнейшем будем более осторожными, чтобы не приключались с нами такие случаи, как вот с Василием… Хорошо?
— Есть, — решительно ответил за всех Гуро. — Есть быть осторожнее, есть за работу!..