Жиллиман кивнул.
— Скажи ему, что остальное, пока ты здесь, малефик, — сказал Фаффнр.
— Тем не менее, он думает, что не будет с вас глаз спускать, повелитель, — сказал Прейто.
— Не можешь и дня прожить без примитивных угроз, Фаффнр? — спросил Жиллиман. — В самом деле? Опять? Я один против десяти космодесантников? Если ты пропустил недавние события, должен сказать, что я уже справился с этим.
Фаффнр Бладбродер пожал плечами.
— Они были из Альфа-Легиона. Не Волками.
— Я сделал это без оружия.
Фаффнр оторвал взгляд от Прейто и посмотрел на Жиллимана.
— Я никогда не говорил, что это было плохо сделано.
Прейто улыбнулся.
— Вы позволите моей стае охранять свой зал, ярл? — спросил Фаффнр. — Мы проделали долгий путь ради сохранения покоя Императора.
— Думаю, эта обязанность отлично выполняется, — пророкотал Город, выдавливая слова одно за другим через вокс шлема, словно крупнокалиберные снаряды из оружия с ленточным питанием.
— Похоже, что не достаточно хорошо, — ответил Фаффнр.
— Совершенно не достаточно, — добавил Бо Сорен.
— Вы можете пройти за порог, Волки, — сказал Жиллиман. — Можете сесть у очага. Я разрешаю. Но не мешайте Городу и его людям. Вы согласны на это?
Фаффнр кивнул. Его люди расступились.
Жиллиман вошел в комнату, в которой едва не погиб.
Мебель превратилась в щепки. Искромсанный большой стол походил на метеорит. Стены, пол и потолок испещрили следы от болтов. Разорванные картины попадали с подвесов. Один портрет Конора все еще висел, но участок с лицом и плечами исчез. В слабо циркулирующем воздухе висели обрывки полотен и древесных щепок.
Все трупы унесли, но кровью Легионес Астартес по-прежнему были пропитаны ковры и запятнаны стены, напоминая высохшую черную краску или капли смолы. Стены и часть тяжелой мебели были пронизаны осколками керамита, разлетавшихся подобно шрапнели при попадании болтов в доспехи. Главные окна покрылись паутиной трещин. В одном месте они выглядели, как свернувшаяся змея, многоголовая свернувшаяся змея.
Жиллиман глубоко вдохнул. Он знал, что слегка возбужден и видит символы и знамения в незначительных вещах.
Повелитель Ультрамара закрыл глаза. На миллисекунду в памяти воскресли грохот яростного покушения, каждый миг вернулся в ярком, живом…
Он снова открыл глаза.
— Милорд? — обратился Прейто.
— Я в порядке, — ответил Жиллиман. Он огляделся и пошел дальше, каждым шагом с хрустом вдавливая в ковер осколки стекла. На полу лежали разбитые обломки когитатора Конора и места, на котором он стоял, раздавленные упавшим телом Альфа-легионера.
Жиллиман минуту смотрел на обломки. Живая история Макрагга, расцвет Ультрамара, успехи Пятисот Миров — все эти события записывались и отслеживались древним устройством. Странно. Казалось, его потеря вызвала больший эмоциональный всплеск, чем вид испорченного портрета отчима. Жиллиман неожиданно ощутил приступ сентиментальности.
— Мне понадобится… — начал он слегка хриплым голосом.
— Замена для него, — быстро закончил мысль Прейто. — Я сейчас же поговорю с адептами Механикум о доставке для вас новой когитаторной системы и дополнительного устройства когнис-сигнум, которое ускорит обработку информации.
Жиллиман кивнул.
— Я чувствую… — начал он и остановился. У дверей их ждал Город, за ним стояли Волки. Жиллиман отошел к окнам в дальнем конце комнаты и повернулся спиной к дверям, глядя наружу. Прейто последовал за ним.
— Вы чувствуете боль и печаль, — сказал Прейто, — и не хотите, чтобы другие нечаянно услышали это.
Жиллиман снова кивнул.
— Это запоздалая реакция, повелитель, — пояснил Прейто.
— На нападение? Я пережил войны, Прейто, сражался с демонами и собственными братьями. Получал более тяжелые раны, чем эти.
— Я не это имел в виду, повелитель.
— Тогда что? Потерю старого когитатора?
— Думаю, он был только триггером, милорд. Это была семейная реликвия, и она имела личное значение для вас.
— Тогда что? Запоздалая реакция на что?
— На Гора, — ответил Прейто.
Жиллиман глубоко вздохнул.
— Убедись, чтобы они не приближались, — сказал он Прейто.
Прейто кивнул, позволив невысказанной мысли сформироваться в своем разуме.
«Потому что я не хочу, чтобы эти Волки видели слезы на моих чертовых глазах».
Ойтен нашла его в одиночестве. Прейто ушел на встречу с Механикум, а Города и Волков Жиллиман отослал, чтобы предаться размышлениям. Он услышал, как она, минуя внешние двери, здоровается с Городом и ворчит на дикую волчью стаю.
Он поднял один из больших стульев, лежавший под ногами. Спинка была отстреляна, и искромсанная набивка напоминала лопнувший пузырь. Примарх поставил стул перед треснувшими окнами и сел, наклонившись вперед и опустив локти на колени.
— Ты принесла мне повестку сегодняшнего дня, Тараша? — спросил он, не глядя на нее.
— Нет, — ответила она. — Я разобралась с большинством дел. Вам нужно время подумать.
— Я никогда не перестаю думать, Тараша.
— Тогда вам нужно время сосредоточиться, милорд. Пришло время взять на себя обязательство.
Он бросил на нее взгляд, не поворачиваясь.
— Я уже это сделал. Ты знаешь. Макрагг и Пятьсот Миров… Они и есть Империум. Империум Секундус. Тот вариант развития событий, который нам никогда и в голову не приходил, теперь стал действительностью.
Она кивнула.
— Вы продолжаете избегать моего вопроса, — сказал она. — Я имею в виду: настал момент признать, что это больше, чем просто наши близкие тайны. Вы придумали это, а теперь должны провозгласить Империум Секундус официально и публично. Вы должны быть тверды в своих убеждениях и не отступать перед их более недостойными сторонами. Если у вас не будет веры в вашу идею, тогда ее не будет ни у одной души в Пятистах Мирах.
Он открыл было рот, чтобы ответить, но промолчал.
— В чем дело? Из-за чего вы колеблетесь? — спросила Ойтен. — Из-за страха, что вы посягаете на власть точно также как и Гор? Или из-за…
— Печали, — тихо ответил он. — Печали, что мой отец, Терра и великая мечта об Империуме погибли, и единственный способ для нашей цивилизации выжить — это объединиться здесь. Я никогда не желал подобной ноши, Тараша, а скорбь делает ее тяжелее.
Он посмотрел через потрескавшееся стекло на башни и трубы Макрагг Цивитас, выглядевшие золотыми на фоне отвратительного варп-света.
— Ты думаешь, я должен сделать официальное заявление, потому что выгляжу слабым, ведь так? — спросил он.
— Да, — ответила она, кивнув. Она сдвинула руку на посохе, чтобы сменить позу и расслабить спину. — Моральное состояние Ультрамара никогда не было настолько низким. Калт, Гибельный Шторм, война против сыновей Лоргара и Ангрона — эти события потрясли нас, но покушение на вас… Милорд, оно показало нам, что даже самое ценное, что есть у нас — не в безопасности.
Ойтен осмотрела застывшее опустошение в комнате. Ее глаза задержались на разбитом когитаторе и расколотом бюсте Конора.
— Всего за час до… того, как это случилось, — сказала она, обведя левой рукой комнату, — я убеждала вас, насколько вы уязвимы. Мне жаль, если мой тон был непочтительным. Но мне не жаль, что мои слова оказались верными. Ультрамар — все, что у нас осталось от Империума, а вы — последний драгоценный принц. Вы не можете быть всем тем, кем когда-то были. Вы слишком ценны, чтобы рисковать. Слишком важны, чтобы распыляться на множество ролей.
— Разве этот разговор о провозглашении Секундуса? — спросил он.
— Нет смысла провозглашать Секундус, если у империи будет пустой трон. Вы должны провозгласить себя.
— Что? — спросил он, насмешливо рассмеявшись. — Император Жиллиман?
— По крайней мере, регент, милорд. Не смотрите на меня так. Я знаю, как вы ненавидите это слово.
Он поднялся.
— Ойтен, я не могу. Я не могу командовать и править. Я не могу управлять этой империей и быть ее номинальной главой.