Мы были рядом друг с другом, а все остальное для меня не имело значения.

Но, правда была другой. Догадывалась ли я в тот момент, что смерть притаилась в уголке? Увы.

Я «живу» в сети с Кристиной. У неё каникулы, мы переписываемся по сменам: ночь — лунатик я, а ночь — она. Всё из-за часовых поясов, но я не жалуюсь.

Я: У меня есть потрясающая новость.

Она: Какая?

Я: Я влюбилась по уши!

Она: Наконец-то! Йе-еху-у! Кто, кто, кто он?

Я: Мужчина моей мечты.

Она: Вы «ЭТО» уже сделали???

Я: Иди ты!!!

Место преступления — 6 этаж. 15:30 Мы угнали: одно ведро на колесах, пару резиновых перчаток, две половых тряпки и две швабры уборщика. На этаже разлили воду, подрастерли и катались по коридору.

Нейлу влетело — он попался. Пришлось драить не один этаж. Но, так как равнодушие должно топиться, как лёд на солнце, я по-товарищески морально поддерживала. Ха-ха.

Первые лучи солнца заполнили палату мягким светом.

Я улыбаюсь.

Сегодня мне приснилось, что я летала. Это было чудесно.

Мари принесла домашних гренок. Мы хрустели и перемывали кости всему кардиологическому отделению. Не повезло особо — главврачу. Он половину дня икал. И как так?! Наверно, мы перестарались…

На моих глазах Нейла официально изгоняют из рядов больных. Он недоволен. Но здоров. Теперь целыми днями закидывает меня сообщениями и звонками, а в часы посещения торчит в моей палате. Кое-кто из медперсонала предложил ему поработать на полставки. Он согласился. Я отвесила ему подзатыльник.

Листва шуршит под ногами. Мы гуляем. Вот уже седьмой день, который я провожу с семьей. Когда я столько раз гуляла по Нью-Йорку, была в забегаловках, и жевала хот-дог на ходу, смеялась от души и без всяких сожалений…

Можно ли это считать за счастье?

Да! Да! И еще раз — да!

Я в окружении тех, кого люблю, мне двадцать и я живу. Живу!

У меня поднялась температура, тело ломило, голова болела. Врачи со скорой сказали, что это просто простуда. Мне тоже так казалось…

Кое-кто сказал мне: «В тебя трудно не влюбиться. Именно потому, что я такая, какая есть».

Я не желаю большего, чем то, что у меня есть сейчас.

Я желаю — пусть это длится и длится…

Всегда…

Я ощутила это явственно, что-то близкое к отчаянию. В сердце кольнули иглы тревоги.

Не это ли было то самое — шестое чувство?

Эта действительность действенно беспощадна. Когда доходишь до определенного пункта в своей жизни.

Я простонала от неожиданно нахлынувшей боли, у меня перехватило дыхание и ослабели колени, и я упала на асфальт, корчась от боли, которая чувствовалась всё сильнее: грудь раздиралась на части, сердце бешено билось в груди, словно прося, чтоб его выпустили, а голова закружилась с новой силой, выдирая меня из этого мира…

Глядя с больничной койки, размытые лица близких становились узнаваемые.

Я уставилась на темный экран ноутбука и испугалась отражения. В темно зеленых глазах — боль, тревога, отчаянье.

На сайте я вывесила запись:

«Ну почему все должно рушиться в самом конце.

Страшно умереть и заново не родиться».

«Я хочу быть чем-то более значимым во вселенной и за её пределами».

Я стала сильнее, но мой организм начинает умирать. Эта боль, которая постепенно обладает всем моим телом — ноет, ноет, ноет во мне.

И что мне делать этими страшными ночами в этой глухой бездонности?

За мной смерть ведет слежку.

Я пытаюсь заглушить свой страх. Но он растекается по всему телу.

Если приложить руку к моему сердцу, нельзя почувствовать стук. Можно почуять, как будто, что-то перекатывается внутри, медленно, с треском…

Да. Моё сердце уже не стучит. Оно тихо влачит своё существование.

Хватит бояться. Хватит!

Комната наполнилась звуками: в желудке неприятно заурчало. Завибрировал телефон. Ноут издал пищащий, настойчиво-жалостный звук, потребовав зарядки. Где-то внизу кто-то кого-то окликнул. Птица ударилась о стекло, упав замертво. Таксист снес пожарный кран, вода залила «Хаустон-стрит».

Смерть играет на моих нервах.

— На кого я похожа? Нет. Не надо отвечать. Я и так знаю. На законсервированный труп.

Мама взяла мою руку и ободряюще сжала её.

— Я не отпускаю… — прошептала она и поцеловала меня в щеку, без сомнения оставив на ней пятно помады. — Не отпускаю!

— Мама, — говорю я ей, — ты никогда не потеряешь меня, отпустить меня не значит попрощаться.

В больнице пахнет омелой, смеются медсестры, дети шуршат обертками от сладостей.

Страна празднует Рождество.

И я молю о чуде… для каждого в этом мире.

Санта Клаус дарит мне ящик Пандоры…

И я открываю его.

«Всё покрыто снегом: город, я и моя душа».

Где-то бьют куранты.

И в моем сердце они слышны, даже на другом конце света.

Я должна… должна кое-что еще написать.

Это мой последний пост в группе.

Сайт отображает:

«Хотите «рецепт на счастье»?

Это для всех, кого раскритиковали, оставили и позабыли.

Выберетесь живыми!».

Хоть бы не свихнулась, хоть бы выжила, хоть бы дожила. Не могу. Не знаю.

Ожидание. Злость. Неужели, я не продержусь неделю? Только неделя!!! Немного!!! Каждая секунда ударяет молотом по голове.

Итан целует мои губы, и я шепчу ему:

— Прости, но, кажется, я не смогу сделать тебя счастливым…

Он плачет. И не верит. Он борется за нас. И поэтому, я держусь.

Сегодня я слышала его голос или мне показалось.

Нейл, он говорил со мной:

— Ты не позволяла мне любить себя. Если б только позволила, если б только разрешила… я любил бы тебя, как никто другой. До последнего удара сердца, до последнего вздоха, до последней капли крови. Нет, я уже люблю настолько сильно. Живи. Пожалуйста, только живи. Ты мне нужна. Ему. Ты всем нам нужна.

— Прости, — отвечала я, хрипя собственными легкими, — за всё.

Я просыпаюсь с восходом солнца…

Я спасаюсь от бесконечной темноты, называя их имена…

Я скрещиваю пальцы с надеждой, что все сбудется…

Сколько всего в голове. Кадры, как в фильме. Это мои шаги во времени. Но, почему всё так быстро? Мелькает, дребезжит, кружится и взрывается. Бал недоразумений. И я лечу сквозь него на сверхзвуковом реактивном самолете. Но, это моя жизнь и я встречаю её с улыбкой на губах.