Ох. Вот это да. Ужас. На самом деле я никогда особо не задумывалась о том, как именно все выглядит, когда наркотики прячут внутрь надувных шариков. Но если рассуждать логически, в кишечнике резиновый шарик разложиться не мог, но зато легко проходил по изгибам кишок. И все-таки… Ужас-ужас.

— Понятно. В общем, ты прошла в торговый центр, нашла клиента, потом пошла в туалет, и… — Я не договорила. Мне пришла в голову жуткая мысль. — А какой торговый центр?

Мария кивнула. Поняла мой вопрос.

— «Пальмы-близнецы».

Я невольно прижала руку к губам. Но я сама не поняла, что хотела сдержать — крик или смех. И девочка, похоже, сражалась с той же смесью чувств.

— Этой весной там туалеты переоборудовали, — выдавила я.

Мария кивнула и снова залилась слезами.

— Я там очень давно не была. Наша семья не может себе позволить такие дорогие магазины. И я никогда не видела туалет, где все смывается автоматически.

Полное дерьмо. В прямом и переносном смысле. Она покакала шариками, а они… п-ш-ш-ш-ш! — смылись. Вместе с дурью.

— Стало быть, у тебя теперь ни наркотиков, ни денег и… А что дальше было? Ты убежала? Ты с кем-то объяснилась или просто убежала?

Марии пришлось основательно высморкаться, а потом она ответила:

— Я убежала. А к Хорхе пошел Мануэль. Он с ним раньше работал. Он пытался уговорить «Гадюку», чтобы тот дал еще шанс. Объяснял, обещал, что мы вернем деньги. Но этот… ублюдок не стал его слушать. — Голос у девочки стал хриплым, слушать ее было больно. — Он застрелил моего брата и бросил тело перед нашим домом, а к груди Мануэля приколол записку.

Я почему-то догадалась, что записка была приколота к груди в буквальном смысле.

Я вздохнула.

— И ты — следующая.

Мария кивнула. У нее дрожала нижняя губа.

Беда была в том, что ей действительно грозила смерть. «Гадюка» славился тем, что в злобе слов на ветер не бросал. Я не могла находиться рядом с девочкой каждую минуту круглые сутки. Судя по тому, что я читала об этом мерзавце, в данный момент Мария для него стала личной мишенью. В отличие от боссов итальянской мафии он не доверял грязную работу своим подручным. Любил сам испачкать руки в крови. Но если в ближайшие дни он не заполучит Марию, очень может случиться так, что потом ему это надоест, и он даст своим людям поручение убрать ее. Тогда за ней начнут охотиться десятки, если не сотни убийц. И она умрет.

— Когда это случилось? Когда погиб твой брат?

Мне больно было смотреть на девочку.

— Два дня назад. И тогда я пошла к мистеру Рону. Он помог моей маме купить наш дом, и я подумала: может быть…

Но Рон был адвокатом по недвижимости, а не по уголовным делам. И даже адвокат по уголовным делам мало чем мог бы помочь — ну разве что попытался бы уговорить Марию сделать то, о чем ей сказала я:

— Ты в полицию звонила? Ты им рассказала, что тебе известно о «Гадюке»?

Мария замотала головой — сначала медленно, потом все быстрее и быстрее. Она словно хотела вытряхнуть самую эту мысль из головы. А значит, она об этом думала. Может быть, даже телефон набирала.

— Нет. Не могу. Полицейские его боятся. Они никогда не появляются в нашем районе. Он их тоже убьет, и они это знают.

Я старалась никогда не думать плохо о городской полиции. Они делали потрясающую работу. Но что да, то да: сообщений о кровавых преступлениях на Федеральном бульваре поступало куда больше, чем об арестах и передаче дел в суд. То ли Энкарсион вправду так талантливо скрывал улики своих преступлений, то ли копы его побаивались. Мне казалось, что таланта тут было больше, чем страха. А значит, если я возьмусь за эту работу, жизнь моя может очень сильно укоротиться.

— Ты могла бы где-то пожить какое-то время? Уехать из города?

Эти мои вопросы, скорее, имели отношение не к реальности, а к признанию поражения.

Мария не стала возражать, а значит, была не такой уж храброй — что в данном случае было ей на пользу.

— У меня есть тетя в Айове. Так, значит, вы считаете, что надежды нет? А как же мои мама с папой?

— Надежда есть всегда. — Я в это верила и всеми силами старалась убедить в этом Марию. — И если бы ты была не просто доставщицей, надежда была бы больше. Если бы ты знала что-нибудь важное, что можно было бы обменять у властей на защиту…

Я подвесила фразу в воздухе, молясь о том, чтобы Мария пришла ко мне не с пустыми руками.

Она уставилась на мой перекидной календарь, кусая нижнюю губу. Я взволнованно наблюдала за ней. Мне так хотелось, чтобы она выкарабкалась из этой жути — ведь ради нее уже пожертвовал собой ее брат. Хоть бы эта жертва не оказалась напрасной!

— Я знаю, что Хорхе в субботу ночью будет в порту, в Смоллмаут-Харбор. Он будет забирать там груз кокаина из Южной Америки. Он собирается убить капитана и затопить яхту, чтобы не платить за товар.

Ух ты. Я ждала лишь малой толики, а тут такое…

— Ты уверена? Откуда ты знаешь?

Мария пожала плечами. Она снова смутилась и стала растерянной.

— Я шарики долго глотала — трудно было. Наверное, он думал, что я уже ушла, когда говорил с кем-то из своих подручных. А вот подружка у него добрая. Она долго была со мной в ванной — пока я не проглотила все шарики. А меня то и дело тошнило.

Нечего было этого стесняться. Я почти не сомневалась, что меня тоже бы наизнанку выворачивало. Ну да ладно. Сведения были колоссальные. Событие еще не произошло, и можно было действовать. Но кому позвонить?

Я откинулась на спинку кресла и прижала к губам кончики пальцев. Я могла позвонить Алекс. Но если она продолжала заниматься тем делом, на которое ее навела я, то в данный момент она собирала отряд для похода в тюрьму. Это было чертовски важно, и мне не хотелось этому мешать. Но все же Алекс была моим единственным реальным контактом в местной полиции. Я была знакома еще с помощниками шерифов, потому что это ведомство позволяло своим сотрудникам работать по совместительству — потому я и знала кое-кого из этих ребят, подрабатывавших телохранителями. Но заварушка с наркотой в порту не входила в компетенцию шерифов. Очевидно, мне следовало познакомиться еще с кем-то в местной полиции, а поскольку городские копы отхожим промыслом не занимались, действовать нужно было по старинке: заехать в участок и поговорить. Я отложила эту мысль для обдумывания в ближайшем будущем.

Краем глаза я заметила, что Мария разжала губы, и подняла руку.

— Дай мне минутку. Мне надо подумать.

В следующее мгновение у меня мелькнула мысль, и я наклонилась вперед так резко, что напугала бедную девочку.

— Придумала! — поспешно воскликнула я, чтобы Мария не вскочила с криком.

Я быстро порылась в картотеке, нашла раздел на букву «Р» и нашла визитку, прикрепленную скотчем к каталожной карточке. Другой рукой я сняла трубку телефона.

Два гудка — и трубку сняли. Женский голос:

— Федеральное бюро расследований. Кабинет специального агента Риццоли.

Обломчик. Когда я звонила ему в последний раз, трубку он снял лично.

— Он на месте? Мне надо срочно поговорить с ним.

— Мне очень жаль.

Да уж. Вовсе ей не было жаль. Голос был усталый и нетерпеливый.

— Он на задании. Кому он мог бы перезвонить?

Это могло занять десять минут, а могло — неделю. Стоило ли рисковать? Я вздохнула.

— Да, пожалуй, вы могли бы передать ему сообщение. Попросите его позвонить Селии Грейвз. Это срочно. То есть очень-очень срочно.

— Как правильно пишется ваше имя?

Неужели так сложно сообразить, как пишется «Селия Грейвз»? Как бы то ни было, я произнесла имя и фамилию по буквам — медленно и вежливо, на всякий случай: вдруг мне ответила большая начальница. Ведь если я буду говорить с ней грубо, она запросто может выбросить мою записочку для Риццоли в корзинку для бумаг. Из стратегических соображений я добавила:

— Пожалуйста, скажите ему, что речь о Хорхе Энкарсионе. Повторяю: очень срочно.

Молчание. Наверное, повесила трубку.