– Ну что, парни, теперь – ноги в руки…

Начальник райотдела милиции нервно затягивался сигаретой, прислонившись к крылу желтых «Жигулей» с синей полосой вдоль борта, на крыше которых безмолвно мигал проблесковый маячок.

Тела погибших, накрытые простынями с красно-бурыми пятнами впитавшейся в ткань крови, лежали на носилках.

Покореженную машину не без труда оторвали от ствола дерева. Для этого пришлось просунуть в дверцы с опущенными стеклами толстое бревно и подцепить к его концам крючья подъемного крана. Заурчала лебедка, стальные тросы натянулись, и стрела поднялась вверх.

«Шестерка» оторвалась от земли, и, мерно покачиваясь, остатки машины опустились в кузов специально вызванного грузовика-эвакуатора.

Подъехала перевозка – зеленый фургон «уазик» с красными крестами, а за ней – еще одна милицейская машина, из которой вышел майор и направился к начальнику.

– Уточнил? – затоптав носком ботинка окурок, поинтересовался начальник райотдела.

– Так точно, товарищ подполковник, – козырнул подчиненный. – «Волга» первого секретаря райкома партии Старостина. Двигатель был еще теплый, но машина, естественно, уже двое суток из гаража не выходила. У самого Виктора Петровича и у его шофера Васи – железное алиби. Как полагается…

Подполковник поморщился и перевел разговор на другую тему:

– Что насчет пострадавших? Майор заглянул в папку с бумагами.

– Капитан второго ранга Мазуров Александр Тимофеевич. Большой сторожевой корабль «Стремительный», второй помощник капитана. Его супруга, Мазурова Елена Николаевна. Проживают… Проживали в Балтийске… Вчера вечером вернулись из Воронежа, с похорон ее матери. Ехали в Донское. Там у друзей, в семье офицера-пограничника, они дочку на время оставили. Девчушка семи лет.

– Откуда такая подробная информация?

– С капитаном корабля разговаривал. Он обещал своих людей прислать. Так что мариманы скоро здесь будут. Ну и военная прокуратура, особый отдел – все как полагается…

Подполковник стал чернее тучи. Он понимал, что злой рок втягивает его в пренеприятнейшую историю, и чем она закончится, он сейчас судить не брался.

– Товарищ подполковник, – майор вывел его из задумчивого состояния, – а что с теми будем делать? Ну, кто сообщил…

Полковник оттянул пальцем рукав кителя и посмотрел на наручные часы.

– Мы и так дали им три часа форы. Свяжись с ГБ! Немедленно!

Уже смеркалось, когда прозвенел дверной звонок, и Наташа, с утра ожидавшая приезда родителей, бросилась в коридор.

Но вместо папы с мамой в квартиру вошли сразу несколько сослуживцев ее отца. Наташа с удивлением посмотрела на мужчин, которые, несмотря на то что их было много, вели себя настолько тихо, что не создавали никакого шума.

– Здравствуйте, – вежливо, но настороженно поздоровалась девочка.

Вместо ответа один из моряков подхватил ее сильными, пропахшими табаком руками и прижал к своему плечу. Наташа попыталась отстраниться – больно колол в щеку погон. Но у нее ничего не вышло – офицер продолжал крепко прижимать ее к себе. Она слышала его прерывистое дыхание, и девочке показалось, что мужчина чуть слышно всхлипывает.

Наташа даже слегка удивилась.

– Ребята, в чем дело? – сорвавшимся от страшного предчувствия голосом спросила вышедшая в коридор Таня.

Ее муж, вошедший в дом последним, взял ее за плечи, увел на кухню и плотно закрыл за собой дверь. Послышался шепот, а потом раздались приглушенные рыдания хозяйки квартиры.

Они не выходили несколько минут, а затем Татьяна показалась на пороге с мгновенно появившимися черными разводами вокруг глаз и пригласила пройти в комнату гостей, принесших страшную весть.

– Ну что ж вы стоите? Заходите, пожалуйста… Не в силах сдержать себя, она вновь захлебнулась плачем и, схватив Наташу, убежала с ней в комнату к своему заплакавшему грудному ребенку.

Татьяна допоздна сидела у дивана, на котором постелила Наташе, и поглаживала девочку по волосам. Она не включала свет, а на все вопросы девочки давала лишь короткие и односложные ответы.

– А когда приедут мама с папой?

– Скоро приедут, скоро…

– А где они сейчас?

– Я не знаю… Они еще не приехали… Должны позвонить…

– Когда?

– Завтра.

– Тетя Таня, а почему вы плачете?

– Я не плачу, Наташенька.

– Но у вас слезы на глазах.

– Ты не можешь видеть, тут темно…

– Не правда, сквозь дверное стекло свет проходит.

– Ну да, слезы. Это так… просто… Я – слабая женщина, вот и все.

– А почему тогда плакал тот дядя в коридоре? Он тоже слабый?

– Нет, конечно, он сильный…

– Тогда почему?

– Спи, Наташенька, уже поздно. Тебе надо поспать.

Они надолго замолчали, и Татьяне показалось, что девочка наконец заснула. Стараясь не скрипнуть рассохшимися половицами – стройбат дом зимой строил, – она осторожно поднялась и вышла.

Но Наташа не спала. Она еще очень долго прислушивалась к разговору мужчин – их голоса отчетливо доносились в ночной тишине из кухни.

– Чинуша паршивый! Квасил армянский коньяк где-нибудь всю ночь, жирный боров, а потом убил двух человек, девчонку сиротой оставил! А сам – в кусты.

Алиби у него, паскуды, видите ли!

– Может, разберутся, докажут все же?..

– Да не будет никто ничего доказывать!

– А наша флотская прокуратура?

– Позвонят сверху и прикажут замять дело. А если что – накажут этого секретаря райкома, отправят секретарем обкома куда-нибудь в глубинку на понижение. Ничего, не потонет это дерьмо. Рука руку моет. У партийцев это дело хорошо налажено.

– А может, докажет милиция?

– Милиция?! Смотри, чтобы там не «доказали», будто это Сашка сам пьяный за рулем ехал!

– А КГБ?

– КГБ – это передовой отряд партии… Послышалось негромкое позвякивание стекла – мужчины пили водку, но никто даже не захмелел. Не брала той ночью горькая.

– А все эти проклятые деревья, – в сердцах воскликнул один из моряков.

– И почему их до сих пор не повырубают?!.

– Так как же их вырубишь? Немцы специально сажали.

– Зачем?

– Все очень просто. Мне один инженер объяснил. Дело в том, что в Калининградской области грунтовые воды залегают очень близко к поверхности, постоянно размывают почву. А деревья своими корнями ее сушат, выпивают всю лишнюю воду. Вот потому у нас здесь дороги такие классные – не разбитые, не проваленные хотя им – вон сколько лет уже. Немцы – они не дураки.

– Да когда эти недураки деревья сажали, они только на повозках и ездили!

– Ну, положим, не только на повозках, но в общем ты прав…

– Вот только для Сашки нашего эта дорога последнею стала…

Наташа была уже разумная девочка. Поняла, что ее родители погибли. Всю ночь девчушка тихо проплакала в подушку.

К утру в квартире все стихло: кто ушел, кто лег спать на расстеленных прямо на полу одеялах, укрывшись шинелями.

Когда встало солнце, Наташе стало легче. Она даже удивилась этому. Как всякий маленький ребенок, она не представляла, что может потерять родителей. А когда это случилось, в душе осталось лишь оцепенение, словно она сжалась в маленький комок. И ни одной мысли в голове.

Нет, одна мысль оставалась, не давала покоя…

Девочка тихо поднялась, оделась и, никого не разбудив, вышла из дома.

Она направилась к морю и спустилась на пляж прямо вниз по обрыву, там, где спускаться ей никогда не разрешали. Ее всегда водили далеко в обход, где из старых автомобильных покрышек было выложено что-то наподобие пологих ступеней.

Подойдя к самой воде, девочка принялась доставать из кармана кусочки янтаря и пригоршнями швырять их в набегавшие волны, так далеко, как только могла.

Через два часа ее, жутко продрогшую и наглухо замкнувшуюся в себе, отыскали перепуганные взрослые, успевшие к тому времени поднять на ноги весь поселок.

На похороны Наташу не взяли.

Так и провела она все эти дни у тети Тани. Потом, повзрослев, когда бывала на могиле родителей, Наташа могла только представлять их похороны.