Джон Ди не ждал гостей и не готов был проявлять к ним вежливость.

Что? — спросил он, поднимая голову от каких-то заметок, по которым ожесточенно черкал пером. — Что еще?

— Ничего, сэр, — вежливо проговорил Тенебрикус, — просто мы хотели побеседовать… проконсультироваться со знаменитым астрологом… за плату, — добавил он, хорошо зная, что такие рассеянные, погруженные в науку люди, как Джон Ди, всегда нуждаются в деньгах.

— А! — отрывисто проговорил Джон Ди. — Хорошо. То есть, нет — плохо! — Он бросил перо и в ярости уставился на Тенебрикуса. Что вам угодно? Почему вы все не можете оставить меня в покое? Неужели вам мало того, что эта шлюха меня обворовала и выставила на посмешище!

— Какая шлюха, сэр? — не понял Тенебрикус. — Как это — обворовала?

— Ну конечно, теперь вы притворяетесь, что вам ничего не известно! — Ди вцепился в свои волосы и несколько раз сильно дернул, так что они встали дыбом.

— Нам действительно ничего не известно, — подтвердил Тенебрикус. — В противном случае мы не стали бы тревожить ваш покой.

Ди вскочил и забегал по комнате, хрустя осколками стекла и фаянса.

— Она помогала мне. Она что-то видела там, в глубине черного зеркала, — бессвязно выкрикивал он. — Понимаете? Что-то видела! Духи разговаривали с ней. Они не хотели разговаривать со мной, потому что я не мог сосредоточиться на работе. А она… Ей все давалось легко. Ей было довольно глянуть на человека или в зеркало — и она сразу видела все, что хотела. Духи разговаривали с ней. Правда, они бранили ее. Но все равно — что-то они ей открыли. Она не все мне пересказывала, теперь это очевидно. И когда настал момент, она попросту сбежала.

— А книга? — быстро спросил Тенебрикус.

Джон Ди остановился и дико взглянул на него. Глаза астролога сверкнули, а губы задергались, словно он был зверем и готовился нервно оскалить клыки.

— Обе! Она украла обе книги!

Тенебрикус одним прыжком пересек комнату и схватил Джона Ди за локти.

— Как они назывались? — властно спросил он.

Ди дернулся несколько раз, а потом вдруг обмяк под змеиным взором, устремленным на него из-под капюшона.

— Как они назывались? — повторил Тенебрикус тише и мягче. В его голосе не звучало никаких человеческих ноток. Так разговаривала бы змея или ящерица, если бы они умели говорить. Противиться этому тону было невозможно.

Ди пробормотал:

— Вы делаете мне больно…

Тенебрикус сжал пальцы еще сильнее.

— Как?! — повторил он в третий раз.

Ди прошептал:

— «Стеганография» Тритемия и моя «Монас Иероглифика»… И кристалл. Кристалл — тоже. Она забрала все самое ценное.

— Как ее имя?

— Соледад Милагроса… Я думаю, она отправилась куда-нибудь на юг Испании. Может быть, в Магриб. Я не знаю, где она может быть! Клянусь вам. Если вы — посланец святой инквизиции, то…

— Но мы не в Испании, — сказал Тенебрикус, выпуская Джона Ди из своей железной хватки.

Тот отшатнулся к стене, потирая локти, где наверняка останутся синяки после пальцев Тенебрикуса.

— Ну да, конечно… не в Испании, — с горечью сказал Джон Ди. — Однако у инквизиции длинные руки, а я католик, и ищейки Филиппа…

— Я не из инквизиции и не ищейка Филиппа, — сказал Тенебрикус спокойно. — Мне нужны ваши книги и кристалл. Собственно, за ними мы и прибыли. Вы должны отдать их нам по доброй воле, и тогда в вашей жизни больше не случится… неожиданных бед. Это не угроза. Просто предупреждение. Владеть некоторыми вещами опасно.

— Да говорю же вам — их стащила эта шлюха, это ведьмино отродье Соледад! — воскликнул Ди. — Неужели вы мне не верите? Посмотрите на меня! Я в полном отчаянии! Я не могу и шагу ступить в моих исследованиях без этих вещей!

— Вот и хорошо, — молвил Тенебрикус. — Запомните наш разговор. Забудьте о своих книгах. Забудьте о кристалле. Ваша жизнь отныне будет посвящена совсем другим вещам. Прощайте.

— Каков он из себя? — приставала Наташа к Флору. — Ну почему я послушалась и не пошла туда с вами! Мне ведь тоже интересно!

— Ничего интересного, — вмешался Харузин. — Ты бывала когда-нибудь в нарковском притоне? Еще до того, как оттуда продали все вещи?

— Бог миловал, — сказала Наташа высокомерно.

Харузин вздохнул.

— А меня как-то раз занесло… Я не знал, куда иду. Просто мне назвали адрес и попросили привести домой одну девчонку. Там было то же самое. Полный разгром, какие-то безумные люди мечутся, ведутся странные речи, на стенах и полу непонятные знаки нарисованы мелом и кирпичом… И у всех такой вид, будто они заняты чем-то ужасно важным. Постигают главную тайну вселенной, никак не меньше. А при этом несут полную чушь. Приблизительно так и было.

— Ну, не вполне, — возразил Флор. — Мне Джон Ди показался достаточно нормальным человеком. Возможно, он даже не был одержим дьяволом, как мы опасались. Просто заблуждающийся.

— Сейчас ты заговорил в терминах святой инквизиции, — заметил Тенебрикус. — Там тоже разделяет людей на сознательно предавшихся дьяволу, сочувствующих, заблуждающихся… довольно тонкая шкала градаций.

— А вы действительно не член инквизиции? — спросил Харузин.

Тенебрикус повернул к нему голову.

— Действительно. Наш орден имеет гораздо больше полномочий.

— Ну хорошо, — вернулась к прежней теме Наташа, — в комнате у него как у нарка. А сам он из себя каков?

Ничем не примечательный, — сказал Харузин. — Но довольно симпатичный. Если отвлечься от того, что он все время подпрыгивал, взмахивал руками и бегал глазами.

— Ясно. — Наталья замолчала и немного надулась. Ей показалось, что ее обманывают. Впрочем, она хорошо понимала, что это не так. И в самом деле, что хорошего в том, чтобы полюбоваться, как взрослый мужчина подпрыгивает, взмахивает руками и бегает глазами? Она в любом случае может теперь считать, что побывала в доме у Джона Ди.

Соледад Милагроса действительно направлялась в Испанию. Там, в Севилье, жил некий столетний мориск. Этот человек — почти черный, сморщенный, как печеное яблоко, с несколькими серыми жесткими волосками на розоватой лысине, — считался родственником Милагросы, не то ее дедом, не то прадедом. Во всяком случае, он был ее учителем.

Севилья содрогалась под гнетом подозрительной и свирепой испанской инквизиции. Эта карательная организация появилась на Пиренеях еще в конце XV века и была введена для того, чтобы наказывать отступничество новообращенных испанских евреев.

Огромная торговля, которую вели испанские евреи, привела к тому, что в их руки попала большая часть богатств полуострова. Их влияние было значительным при дворе испанских королей. Христиане, которые не могли с ними соперничать, почти все наделали долгов и впали в зависимость от этих людей. Многие из них стали истовыми врагами своих заимодавцев и только ждали повода, чтобы объявить им открытую войну.

В 1391 году в нескольких городах вспыхнули мятежи, и в результате погибло несколько тысяч состоятельных еврейских банкиров и торговцев. Некоторые из них решились избежать смерти и поспешно сделались христианами.

Несчастные жертвы искали спасения в церкви, и храмы наполнялись евреями, кричащими: «Скорее окрестите нас! Скорее приобщите нас к христианской Церкви!» В короткое время тысячи человек приняли веру Иисуса Христа.

Все эти новообращенные евреи назывались «ново-христианами», а народ звал их «переменившими веру»; евреи же употребляли для таких людей слово «мараны», происходящее от слова «Маран-ата» — «Господь наш пришел». Интересно, что это еврейское слово оказалось созвучным с испанским «марано» — «свинья». Как известно, евреи не едят свиного мяса, и Это слово легко могло сделаться бранным для обозначения еврея-выкреста как среди испанцев, так и среди самих евреев.

Многие им не доверяли. Почти все знали, что побудило их принять христианство, — страх смерти и только. Кроме того, им хотелось занимать те же общественные должности, что и христианам. Притом немалое число маранов продолжало тайно исповедовать иудаизм.