Наконец ему показали на некую особу, которая ничем не выделялась среди прочих, и назвали ее ведьмой. В отчаянии он обратился к ней и предложил ей довольно крупную сумму.

Ведьма согласилась и отвела его в лес, где росло одно дерево. Там, в дупле, ближе к вершине, находилось гнездо — наподобие птичьего, — и оно было полно того, о чем мы с тобой говорим… от самых разных людей. Были там и большие, и поменьше, и потолще…

— Я понял, — Ди поморщился. — Чем же закончилось дело? Получил он желаемое?

— Он так разволновался, что схватил первый попавшийся, довольно крупный, и, показав его ведьме, спросил, может ли взять себе этот. Но та, стоя внизу, крикнула, чтобы искал свой, ибо этот принадлежит приходскому священнику…

И Милагроса засмеялась.

Ди смотрел на нее с грустью и досадой. Эта женщина, несомненно, обладавшая очень большим талантом, была тем не менее вульгарна и не отличалась склонностью к серьезному, глубокому занятию наукой. Но она была нужна Джону Ди, поскольку превратилась в его «глаза» во время опытов. И потому ему приходилось терпеть ее пьянство и скабрезности.

Хорошо еще, что она не мужчина, думал он иногда, не то пришлось бы выискивать такого помощника по всем публичным домам Лондона. И в пивные она почти не ходит.

Работала она неохотно. Ей было неинтересно. Ничего нового или такого, что поразило бы ее, Милагроса не видела в глубинах темного кристалла. Духи, которые ей являлись, невзлюбили ее и часто пытались над ней зло подшучивать, причем Милагроса не оставалась в долгу и отвечала им тем же.

Джону Ди, сидящему рядом с восковыми табличками и палочкой, приходилось записывать перебранки и более чем удивительный «обмен любезностями».

Милагроса, впадая в транс, передавала весь диалог, говоря попеременно то за себя, то за отвечающих ей духов, и Ди быстро записывал все подряд, а затем просиживал над своими заметками по целым дням, разбирая их и пытаясь понять, что к чему и нет ли тайного смысла в том, что говорили духи.

Склонившись над черной блестящей поверхностью, Милагроса бормотала:

— Я желаю знать, существует ли вещество, способное обращать все предметы в золото. Не для себя, но для королевства. Твое королевство не здесь и тебе нет дела до Англии. До Англии мне дела нет, но я желаю золота, и ты ответишь мне. Глупость — это болезнь, от которой нет исцеления. Не тебе судить возможности человеческого ума. Ты не видишь того, что у тебя перед носом. Я знаю, кто ты. Кто я? Ты — дух. Ты, должно быть, полагаешь, что я жена ювелира, коль скоро на мне столько драгоценностей!

Последнюю ироническую фразу, явно принадлежавшую духу, Милагроса произнесла с особенным ядом в голосе.

Джон Ди на миг отложил заостренную палочку, которой делал по воску заметки, и сказал:

— Передай ей: «Я считаю тебя посланницей Иисуса, потому что Иисус приобрел сокровище вечной жизни ценой Своей драгоценной крови».

Милагроса произнесла эти слова, и Ди увидел, что ее передернуло. Затем ее лицо исказилось, и грубым голосом — явно подражая тому, кто возразил ей из кристалла, — она промолвила:

— А ты вчера напилась в трактире и опять рассказывала историю о гнезде, в котором жили мужские члены…

Ди в отчаянии отложил свои дощечки.

— Столько времени мы с тобой занимаемся этим делом — и ни разу еще духи не сообщили нам ничего по-настоящему важного или полезного! Неужели ангелы настолько недобры к человеку? Неужели они не хотят поделиться со мной знанием, которое я использовал бы на благо человечеству? Но почему?

— Может быть, это не ангелы? — предположила Соледад, зевая. — Может быть, это дьявол посылает нам своих слуг под видом ангелов света?

— Этого не может быть! — горячо возразил Ди. — Не может быть, чтобы мне после молитвы и обращения ко Господу являлись злые духи вместо светозарных посланцев Господа.

— От заблуждений не защищен никто, — отозвалась Соледад Милагроса. — Предполагай худшее — и почти наверняка не ошибешься. Но если ты будешь Надеяться на лучшее — попадешь впросак и больше не взберешься. Впрочем, мне все равно, пока ты платишь за работу. Я не верю твоим ангелам, вот и все.

— Но они должны знать тайну — горячо проговорил Ди. — И они поделятся со мною своим знанием!

— Ничего они не знают! А если и знают, то не откроют… Они смеются над тобой, Ди! — Соледад покачала головой. — Как ты этого не видишь! Все доискиваешься тайны. Тайны никакой не существует. Тайна — это то, что постепенно раскрывается, все глубже и глубже. А то, к чему ты так стремишься, — это всего лишь секрет. Секрет скрывается все тщательнее и тщательнее. Он оберегается от посторонних глаз, потому что если его раскрыть, он потеряет свою ценность. В отличие от тайны, которая лишь увеличивается и делается все прекраснее по мере ее постижения другими людьми.

— Кажется, ты умнее, чем я думал, — задумчиво произнес Ди. — Но что-то в твоем рассуждении вызывает у меня протест.

— Наверное, то, что оно тебе не по нраву, — сказала Соледад. — А ведь я говорю правду.

Но она говорила правду лишь отчасти, потому что на самом деле имелось одно маленькое видение, которое Соледад утаила от хозяина.

Это случилось во время длинной скучной перебранки, когда являющиеся в кристалле духи то насмехались над Соледад, то обличали ее блудный образ жизни, то напоминали ей о каких-то давних прегрешениях, вроде кражи жемчужного ожерелья у госпожи, которая обвинила в похищении другую служанку и отдала ее для наказания кнутом… Порой духи превозносили Джона Ди, его нрав и намерения и давали обещания, которые явно не собирались исполнять. А затем вдруг мелькнуло видение крылатого ребенка. Он проплыл в кристалле несколько раз, остановился и, глядя в глаза Милагросе, прошептал:

— В Испании ты найдешь зарытое в землю и принадлежащее только тебе. Я буду там, когда это случится — не в вашем воздухе, но внутри кристалла. Торопись!

Милагроса на миг побледнела, поняв, что духи вняли ее домогательствам и обещают ей открыть клад. Но делиться этим кладом с Джоном Ди она не собиралась. Глупый чудак заберет все найденное в земле золото себе и израсходует на алхимические опыты и построение разных механических диковин, к чему он всегда имел великую склонность. Нет уж. Она отправится в Испанию одна и ни словом не обмолвится Джону Ди о том, что сообщил ей во время видения ангел.

В тот вечер Джон Ди вернулся домой после традиционной неспешной прогулки, во время которой он предавался обычным для себя размышлениям, и обнаружил, что Соледад куда-то ушла. С ней такое случалось, поэтому он лишь бегло заглянул в комнату к своей матери и между прочим спросил, не видела ли та, куда отправляется Милагроса.

— Твоя страхолюдина? — переспросила госпожа Уэлшмен, которая невзлюбила Милагросу с первого взгляда и твердо придерживалась своего мнения по поводу этой особы. — Да уж часа два как ушла. Как ты за порог, так и она — юбки задрала повыше и гулять. Тьфу! Одна срамота! Когда ты женишься и оставишь все эти глупости? Ты — ученый, умнейший человек, а от твоего камня одна только смута. Ни богатства он тебе не приносит, ни положения при дворе. Покойный отец хоть и небольшой пост занимал при дворе его величества Генриха, а все же был достойным и уважаемым человеком. И многие его знали и ценили…

— Меня, матушка, тоже многие знают и ценят, — возразил Ди, немного уязвленный. — Когда мои исследования увенчаются успехом…

Госпожа Уэлшмен скроила гримасу, выражавшую крайнюю степень недоверия.

— Да, успехом, — повысив голос, продолжал Ди, — тогда мы с вами заживем в роскоши, и вы будете представлены королеве. Я осыплю вас жемчугами и золотом!

— Я занята, — сообщила госпожа Уэлшмен. — Ужин будет через полчаса. Я подам в столовую.

— Лучше в кабинет, я буду работать.

— Покушай, а после будешь работать. Человеческий ум должен отдыхать, иначе в нем заводятся вредные насекомые.

— Ну что за суеверия, матушка! — упрекнул родительницу Ди и отправился к себе.

Кристалл ждал своего часа, накрытый шелковым платком. Ди несколько раз бросал на него жадные взгляды, однако к платку не притрагивался. Он не хотел лишний раз тревожить духов. Кто знает, возможно, они действительно считают его надоедливым и потому — от раздражения — произносят столько ненужных, нелепых и просто злых фраз? Не оставить ли на время в покое? Если они станут скучать по разговорам с человеком, по живому общению, — не решатся ли они тогда, испытав радость от возвращения Джона Ди, открыть ему вожделенный секрет?