– Ну, Август, – сказал мистер Попкинс, – ребята всё тебе показали? Я совсем забыл про спортивный зал.

– Мы сами догадались туда заглянуть, мистер Попкинс, – успокоил его Джулиан.

– Превосходно! – кивнул мистер Попкинс.

– А еще мы рассказали о ежегодном спектакле и о курсах по выбору, – затараторила Шарлотта, но вдруг воскликнула: – Ой, мы же не показали ему кабинет изобразительного искусства!

– Ничего страшного, – сказал мистер Попкинс.

– Но мы можем сходить туда сейчас, – предложила Шарлотта.

– А разве нам не нужно забрать Вию? – спросил я маму.

Это был наш условный знак: так я сообщал маме, что пора уходить.

– Ох, точно! – Мама встала. Кажется, даже на часы посмотрела. – Извините. Я совсем забыла о времени. Нам нужно забрать мою дочь из ее новой школы. У нее тоже экскурсия.

Вия действительно сегодня знакомилась со школой, тут мама не соврала. Но вот заезжать за Вией мы не собирались. Ее должен был привезти домой папа, и позже.

Мистер Попкинс тоже встал.

– А что за школа?

– С этой осени она будет учиться в Старшей школе Фолкнера.

– Вот это да! В школу Фолкнера непросто попасть. Она у вас молодец!

– Спасибо, – кивнула мама. – Правда, каждый день ей придется совершать целое путешествие. Сначала на метро до 86-й улицы, а потом на автобусе до Ист-Сайда – все вместе не меньше часа, хотя на машине каких-то пятнадцать минут.

– Но это того стоит. Несколько наших выпускников поступили в школу Фолкнера и очень довольны.

Я дернул маму за карман.

– Мам, мы опаздываем.

И мы стремительно распрощались. Наверное, мистер Попкинс удивился нашему внезапному бегству. Я подумал, вдруг он будет винить в этом Джека и Шарлотту, хотя по-настоящему меня расстроил только Джулиан. Поэтому, перед тем как уйти, я сказал мистеру Попкинсу:

– Они и правда хорошие ребята.

– Жду не дождусь, когда ты придешь к нам учиться. – И мистер Попкинс похлопал меня по спине.

– Пока, – сказал я Джеку, Шарлотте и Джулиану, но не посмотрел на них – я вообще не отрывал взгляда от пола, пока мы не оказались на улице.

Мы отошли от школы на полквартала, не меньше, и только тогда мама решилась:

– Ну и как? Тебе понравилось?

– Мам, не сейчас. Дома, – ответил я.

Как только мы вошли в дом, я рванул в свою комнату и бросился на кровать. Мама, кажется, не понимала, что со мной. И я тоже не понимал. Мне было очень грустно и в то же время чуть-чуть радостно – опять это чувство, когда сразу и плачешь, и смеешься.

Дейзи притрусила ко мне в комнату и принялась лизать мне лицо. А я говорил ей папиным голосом:

– Кто хорошая псина? Кто хорошая псина?

– Все в порядке, милый? – спросила мама. Ей хотелось сесть рядом со мной, но Дейзи растянулась поперек кровати.

– Извини, Дейзи. – Мама ее подвинула. – Тебя не обижали, Ави?

– Да нет. – Я солгал, но только наполовину. – Дети как дети.

– Но как они тебя приняли? Хорошо? Мистер Попкинс уж так их расхваливал – объяснял мне, какие они расчудесные.

– Угу. – Я продолжал смотреть на Дейзи, целовал ее в нос и почесывал за ухом, пока она не отбрыкнула меня задней лапой.

– Кажется, Джулиан из них самый симпатичный, – сказала мама.

– Ну уж нет, он как раз самый несимпатичный. Зато мне понравился Джек. Вот он хороший. Я подумал, что у него двойное имя, Джек-Тот, а на самом деле он просто Джек.

– Погоди, может, я их перепутала. Кто из них такой темненький, с челкой?

– Джулиан.

– И он вел себя не лучшим образом?

– Ага, не лучшим.

– Ну надо же! – Она на миг задумалась. – Значит, он из тех, кто со взрослыми ведет себя по-одному, а с детьми по-другому?

– Похоже на то.

– Терпеть таких не могу.

– Знаешь, что он меня спрашивал? «Эй, Август, что у тебя с лицом?» – Я не сводил взгляда с Дейзи. – И еще: «Ты на пожаре обгорел или как?»

Мама ничего не ответила. Я поднял на нее глаза – она застыла, совершенно ошеломленная.

– Но он не издевался. Просто спрашивал.

Мама кивнула.

– И мне очень понравился Джек, – продолжал я. – Он сказал Джулиану: «Замолчи уже наконец!» А Шарлотта сказала, чтобы Джулиан не говорил гадостей.

Мама снова кивнула. Она прижала пальцы к вискам, будто у нее болит голова. И щеки у нее горели.

– Прости меня, Ави, – прошептала она.

– Да все в порядке, мам.

– Сынок, ты не должен ходить в школу, если не хочешь.

– А я хочу, – сказал я.

– Ави…

– Правда, мам. Хочу.

И я не врал.

Ладно, чего уж скрывать: первого сентября меня трясло, крутило и мутило. Мама и папа, подозреваю, тоже волновались, но старательно изображали радость и спокойствие, фотографируя нас с Вией. Вия же тоже первый раз шла в новую школу.

Несколько дней назад мы еще сомневались, идти мне в школу или нет. После той экскурсии мама и папа поменялись ролями. Теперь мама говорила, что не надо идти, а папа – что надо. Папа сказал, что гордится тем, как я осадил Джулиана, и что я превращаюсь в настоящего мужчину. И я слышал, как он говорил маме, что она все время была права. Но мама, наоборот, не очень-то верила, что она права. Когда утром папа сказал, что они с Вией проводят нас с мамой до моей школы – это же рядом, а им все равно по пути, – мама вздохнула с облегчением. Она была рада, что мы пойдем все вместе. И я тоже.

Хотя школа Бичера находится всего в нескольких кварталах от нас, я в тех местах почти не бывал. Я вообще стараюсь не соваться туда, где много детей. В нашем квартале все меня знают, и я знаю всех. Я знаю каждый кирпичик, и каждое дерево, и каждую трещину на тротуаре. Я знаю миссис Гримальди – она всегда выглядывает из окна; и старика, который разгуливает по улице туда-сюда, насвистывая, как птица. Я знаю ларек на углу, где мама покупает бублики, и официанток в кофейне, которые зовут меня «лапочкой» и всякий раз угощают леденцами. Я люблю Норт-Ривер-Хайтс. Но сегодня улицы, которые всю жизнь были моими, казались какими-то незнакомыми, и от этого мне было не по себе. Эймсфорт-авеню, на которой я бывал миллион раз, выглядела почему-то совсем чужой. На ней толпились люди, которых я никогда прежде не видел: одни ждали автобуса, другие катили детские коляски.

Вия шла рядом, как обычно, а мама и папа – сзади. Мы перешли Эймсфорт-авеню, повернули на улицу Хайтс-Плейс и сразу же за углом увидели море детей перед школой – сотни детей, которые смеялись и болтали друг с другом, разбившись на группки, или стояли рядом с родителями, а те разговаривали с другими родителями. Я опустил голову.

– Тут все нервничают точно так же, как и ты, – сказала Вия мне на ухо. – Не забывай, что сегодня все новички. Хорошо?

У главного входа учеников и их родителей встречал мистер Попкинс.

Врать не буду: пока ничего ужасного не стряслось. Никто не пялился, никто вообще не обращал на меня внимания. Только один раз, подняв голову, я заметил каких-то девчонок, которые глазели в мою сторону и шептались, но они тут же отвернулись.

Мы дошагали до входа.

– Ну вот, пятиклассник, мы и пришли. – Папа положил руки мне на плечи.

– Удачи! Я тебя люблю. – Вия расцеловала меня и обняла.

– И тебе удачи, – сказал я.

– Я тебя люблю, Ави. – Папа тоже меня обнял.

– Пока.

Потом и мама стала меня обнимать. Но я понял, что она вот-вот расплачется – только этого не хватало! Поэтому я быстро отвернулся и скрылся за дверью школы.

Я понесся прямиком в триста первый кабинет на третьем этаже. Хорошо, что две недели назад мистер Попкинс устроил для меня экскурсию: теперь я точно знал, куда идти, и мне ни разу не понадобилось поднять голову. Конечно, в коридорах на меня таращились. Но я изо всех сил делал вид, что не замечаю.

Я вошел в класс. Учительница что-то писала на доске, дети рассаживались за одноместные парты, стоявшие полукругом. Я выбрал ту, что посередине, самую дальнюю. Я подумал, что так будет труднее меня разглядывать. Голову я все еще не решался поднять, а из-под челки мне были видны только ноги. Свободных парт почти не осталось, но рядом со мной никто не садился. Пару раз кто-то подходил, но в последнюю секунду давал задний ход и садился куда-то еще.