– Я начал играть на ударных со школьными друзьями в 1982 году, в Анакортесе, – вспоминает он. – Мы были настоящей панк-рок-группой. Никаких каверов. Я никогда не хотел играть каверы, потому что у меня было слишком много своего в голове. Одно время, когда мы жили в Якиме, я участвовал в группе, которая играла невнятный, темный нью-эйдж. Затем был «Mind Circus» – я за ударными, Бен Шепард на гитаре, очевидный закос под «Melvins». В семнадцать я перешел в «Stone Crow» – эта группа играла спид-метал и часто выступала вместе с хардкорными [панк-] командами типа «DRI» и «COC»[108].
Как у Курта и Криста, родители Чеда были разведены, а сам он постоянно подрабатывал, кое-как сводя концы с концами. На момент знакомства с ребятами он жил в Бейнбридже и работал поваром в местном ресторанчике. Интересы у новых друзей также были схожие: травка, кислота, вечеринки, панк-рок и набирающая силу местная музыка Олимпии.
– Курту нравились местные группы вроде «Beat Happening». Крист больше слушал рок-музыку 70-х. Каждый из них увлекал друг друга новой музыкой. Я подсадил их на «Shonen Knife»[109].
В 1985 году я нашел одну кассету с альбомом «Burning Farm». Можно сказать, что я подсадил их и на Дэвида Боуи. У меня оказалась виниловая пластинка с альбомом «The Man Who Sold The World» в идеальном состоянии, я записал его на кассету и включил как-то в машине. Курт спросил: «Кто это?» Они познакомили меня с музыкой «The Vaselines». Тогда я уже слушал «Shocking Blue». У «Smithereens»[110] был альбом, который мне тоже очень нравился. А Курту нравилось то, что делал Кэлвин. Нам всем нравилось. Это ведь Олимпия, чувак. Тогда там было много всего клевого.
Хотя первыми открытиями стали некоторые группы из Сиэтла – во многом благодаря знакомству с неугомонным Марком Армом (певшим тогда в малоуспешном «Mr Epp»).
– Позднее я стал слушать «Soundgarden», «Melvins», «The U-Men» и прочее, – вспоминает далее Чед. – Я присутствовал на втором концерте «Soundgarden». Это было реально круто: не металл, скорее какая-то чокнутая гитарная музыка. Чувствовалось сильное влияние трип-хопа. После концерта мы взяли ящик пива и пошли к железнодорожным путям на пересечении 5-й авеню и Джексон-стрит.
Официально Чед познакомился с Куртом и Кристом на последнем концерте «Malfunkshun» в «Community World Theatre», который состоялся 6 мая 1988 года, – там же играли «Lush»[111] и «Skin Yard», которые были хедлайнерами. Познакомил парней общий друг, Деймон Ромеро, участник «Lush» и «Treehouse»[112], студент Эвергрина. Курт помнил выступление группы Чеда на том концерте, где они сами играли под названием «Bliss»: особенно его впечатлила ударная установка из стекловолокна – конусообразные кожухи возвышались над барабанщиком. «Выглядело ужасно, – говорит Чед, – но звук получался очень мощный». Кроме того, группа «The Magnet Men», существование которой ограничилось тем концертом, устроила радиовыступление с Джоном Гудмансоном – его записывал на кассету Курт. Поэтому Курт и Крист пригласили Чеда на их следующий концерт в Эвергрине.
– Они мне сказали: «Хочешь с нами играть?» – вспоминает Чед. – А я ответил: «Было бы круто». Я подружился с этими чуваками. Они казались веселыми и интересными. После концерта мы тусовались около их белого тупоносого фургончика «додж». Именно на нем мы в первые дни ездили по концертам.
Их выступление мне понравилось, – продолжает он. – Большинство песен я знал, потому что они тогда играли номера вроде «Mexican Seafood». Я смотрел за игрой Дэйва и пытался понять, почему они хотят сменить ударника. Он стучал достаточно хорошо. Возможно, дело было в человеческих качествах, и они просто не подходили друг другу.
– Чед им понравился, потому что у него была крутая, огромных размеров, ударная установка[113], – объясняет Слим Мун. – Он был первым, кто их устроил. Были, правда, сложности из-за того, что он собирался писать песни: что-то вроде мелодичное и в духе прогрессив-рока. Они этого не хотели. Плюс чувство ритма у него было не идеальным. Но он вполне подходил, чтобы начать ездить с концертами.
– Первый раз я играл с ними в подвале у Криста, в Такоме, – говорит Чед. – Подвал был примерно с эту комнату величиной, может быть, чуть меньше. Везде был пенопласт – для звукоизоляции, и какие-то куски даже свисали с потолка. Кажется, у них там стоял магнитофон на четыре дорожки. Там было сыро – очень сыро, но опять же, в таких комнатах всегда сыро. В комнате размещалась моя установка, а в углу вроде бы валялись чьи-то старые, разбитые барабаны. Также там был большой красный усилитель Криста. Кажется, Курт был со своим усилителем «Randall», но он не играл на всю мощь 212 вольт в тот вечер.
Хотя новый барабанщик их привлек в первую очередь своей гигантской ударной установкой, Курт и Крист заставили Чеда уменьшить ее – как и в случае с Дэйвом. Группа начала серьезно репетировать: они играли песни с первой демо-записи и новый материал, такой как «School» (очень характерная для Олимпии песня) и «Big Cheese», напоминающий похоронный марш в духе «Melvins», – заглавный герой песни был списан с Джонатана Поунмэна. «В этой песне я говорю о том давлении, которое он оказывал на меня в то время, – он был слишком критичен и субъективен по отношению к тому, что мы тогда записывали», – рассказывал Курт Майклу Азерраду.
«У нас появился ударник, и мы начали постоянно играть в этом маленьком доме, – писал Крист в книге „О гранже и правительстве“. – Мы по-настоящему напряженно репетировали. Выворачивались наизнанку. Все было настолько серьезно, что мы жутко расстраивались, когда нам казалось, что мы плохо играли во время репетиции. Если не удавалось поймать эту волну, это космическое чувство свободы – мы были разочарованы; трудно терять Бога, когда ты его однажды увидел. Мы не играли чужих песен и не устраивали растянутых блюзовых джемов. Это было чистое выражение душевного беспокойства».
Официально Чед никогда не играл в группе.
– Они постоянно звали меня на репетиции, – говорит он. – Но никогда не говорили, что я принят в группу. Нашим первым концертом можно считать выступление либо в клубе «The Vogue» [3 июля], либо в «Central Tavern» [23 июля, на разогреве у «Leaving Trains»[114] и «Blood Circus»]. Ни на одном из этих концертов не было толпы народу.
До того как в группе появился Чед, музыканты успели сыграть в мае несколько концертов: один в «The Vogue»; в другой раз друг попросил их выступить в Эвергрине на вечеринке, посвященной его 18-летию, – это было 14-го числа, там Курт сыграл кавер на песню группы «Scratch Acid» «The Greatest Gift». Был еще один концерт 5 июня в «The Central Tavern» в Сиэтле, организованный опять же Поунмэном.
Я: Что вы можете сказать о ваших ранних концертах?
– Там никого не было, – утверждает Чед.
Я: Были ли какие-нибудь драки, беспорядки?
– Не особенно. Мы сами бесновались на сцене и ломали аппаратуру, но не с самого начала. Это началось, может быть, концерте на третьем. И я не придумывал этого намеренно. Я лишь присоединился к тому, что уже творилось на сцене. Но было реально весело. Не то чтобы мы договаривались: «Так, Крист, ты, короче, прыгаешь высоко-высоко, бросаешь басуху вверх и ловишь ее башкой. А ты, Курт, падаешь на пол и начинаешь извиваться, как червяк». Нас просто уже тошнило, выворачивало от этого стадионного рока, его спецэффектов и всего того, что полагалось делать на сцене – и чего мы делать не хотели.
Я: Вы когда-нибудь играли пьяным?
– Никогда! А вот Крист играл. Об этом все знали. Я никогда не пил во время концерта. После – пил, но очень редко напивался.
