– Я обожаю рок-музыку, построенную вокруг рифов, – говорит Джек. – Я вырос на «Deep Purple» и «Zeppelin» и прочих металлических группах из Англии. Музыка, которую я начал слушать в старших классах, – ранние «Blue Cheer», «Cream» и Джими Хендрикс – была близка в инди-року, насколько тогда вообще можно было об этом говорить; страшная, тяжелая музыка, которую не ставили на радио. Эта демо-запись походила на типичный риффовый рок 70-х с небольшой угловатостью, идущей от постпанка; Дэйл был плоть от плоти металлическим барабанщиком, а Курт строил песни вокруг интересных риффов. Что выделяло их из массы другой музыки – вокал. У Курта был очень харизматичный голос, и он очень своеобразно воспринимал мелодии – он не повторял риффы голосом, как какой-нибудь среднестатистический идиот. И уже тогда у Курта круто получалось кричать. Мне кажется, внимание Джонатана [Поунмэна] он привлек и этим тоже.

Я: Зачем вы отнесли кассету в «Sub Pop»?

– Мне очень понравилась эта запись.

Я: Вы часто относили пленки в «Sub Pop»?

– Ну, «Sub Pop» на тот момент существовал не так давно, и я общался с ними ежедневно. Это произошло буквально на следующий день после того, как я записал «Touch Me I’m Sick» [сингл группы «Mudhoney»].

Я: Дэйл на самом деле бил по барабанам сильнее, чем кто-либо другой?

– Нет, это не так, – улыбается Джек. – Он просто уникальный ударник: он самоучка и у него очень своеобразный стиль. Такое ощущение, что у него вместо рук барабанные палочки. В любом случае, когда они стали собираться уходить, я сказал: «Мне очень понравилось, можно я сделаю себе копию?» Парни пришли в полдень, ушли в шесть, поехали в Такому, отыграли там концерт, и после этого Дэйл в этом не участвовал – он уехал в Сан-Франциско, встретился с Баззом, и они возродили «Melvins».

– Сиэтл, как и любой другой отдаленный угол Америки, – это магнит для бездомных и обездоленных, – говорит Джонатан Поунмэн. – Многие из них едут сюда, становятся серийными убийцами или радикальными экстремистами. Это очень прогрессивный город, здесь всегда были популярны социалистические движения, наука, и здесь всегда найдутся чокнутые провинциальные радикалы. Получается очень воспламеняемая – и уникальная в целом – среда.

Родившийся в Толедо (штат Огайо), бывший музыкант Поунмэн переехал в Сиэтл в середине 80-х. Он устроился на работу ведущим передачи о местной музыке на радио «KCMU». Через своего друга Кима Тэйла из «Soundgarden» он познакомился с Брюсом Пэвиттом, и в 1986 году они объединили усилия и создали «Sub Pop records».

– Впервые я услышал о Брюсе, когда купил одну из его кассет, – вспоминает Джонатан. – Это было восхитительно. Он блистательно и элегантно воссоздавал контекст американского провинциального инди-рока – рассказывал о таких группах, как «The Embarrassment» из Лоуренса, штат Канзас, или «Pylon» из Афин, штат Джорджия, не говоря уж о «The U-Men». Позднее мы подружились. Мы мало в чем походили друг на друга, но нас сближал черный юмор.

В 1988-м Сиэтл был практически неотличим от остального мира: дождь, хороший кофе, «Боинг», рыбный рынок и красивая линия горизонта, в центре которого к Всемирной выставке 1962 года была построена башня Спейс-Нидл. Это был большой город с провинциальным характером; с одной стороны он был отгорожен Олимпийскими горами и Тихим океаном, с другой – заливом Пьюджет-Саунд, с третьей – Канадой, и отрезан от остальной Америки Каскадными горами и 2 тысячами миль бесплодных земель, кукурузных полей и Скалистых гор.

Как в любом крупном городе, здесь были тусовщики и куча крутых мест: Кэпитол-Хилл, район красных фонарей на Первой авеню – тут находились клубы «OK Hotel» и «The Vogue»; здесь Пэвитт крутил мощный гаражный рок в противовес диджейским сетам в стиле хип-хоп. Первым виниловым диском, выпущенным на «Sub Pop», стал сборник 1986 года – «Sub Pop 100». На нем было всего лишь несколько музыкантов с Северо-Запада («Wipers», «U-Men», Стив Фиск). И только следующим летом, после выпуска EP-альбома «Green River» «Dry As A Bone», Брюс заинтересовался местными группами.

Я: Как вышло, что Брюс Пэвитт так разбогател?

– Ему тупо повезло, – вздыхает Фиск. – Очень сильно – но тупо – повезло. Он не настолько умен. Он не глуп, но и не настолько умен.

Я: А у кого есть эта предпринимательская жилка?

– Ни у кого, – отвечает музыкант и продюсер. – У Брюса были великие идеи. Но он не чертов Тони Уилсон. Брюс хотел создать монструозную, гигантскую корпорацию, не занимаясь бумажной работой. «Sub Pop» был по сути клоном «Factory Records»[90]. Брюс – предприниматель, но ему далеко до Дональда Трампа. Брюс – коммунист. Тогда это была действительно одна чокнутая рок-семья.

Главным фактором, отличавшим Сиэтл от десятков других американских городов, являлась его самодостаточность. Отрезанные от остальной Америки, музыканты на тихоокеанском Северо-Западе вовсе не хотели идти в ногу с модой Лос-Анджелеса или Нью-Йорка, они имели возможность развиваться самостоятельно. Буквально: они думали, что кроме их непосредственных друзей и коллег на них никто не обращает внимания – такая точка зрения усиливалась и из-за политики игнорирования местной музыки, проводимой редакторами музыкальных журналов вроде Чарлза Кросса из «Рокет». Местные группы слушали одно и то же: Игги Поп, «The Sonics»[91] и «The Wipers», «Led Zeppelin», «Black Sabbath» и «Flipper». Мало у кого из них оставалось время на панковскую лаконичность или ханжескую элитарность.

– В большинстве своем эти музыканты работали в шутовских группах, игравших смесь хардкора с панком, – говорит Рич Дженсен. – Через несколько лет они начинали восставать против ленивого псевдобунтарского позерства своих коллег – слишком много ирокезов, слишком много кожаных курток с тупыми политическими слоганами, запрет на гитарные соло… И они начинали буянить, отращивали волосы и вели себя как небожители рока из допанковской эпохи.

В отличие от металла, который выродился в Лос-Анджелесе в идиотскую «волосатую» пародию на самого себя, в этой музыке была страсть. Музыканты из Сиэтла хорошо восприняли уроки пионеров панка в США – «Black Flag», «Minutemen» и женской группы «The Avengers» из Сан-Франциско. Группы с Северо-Запада уже тогда обладали собственным звучанием. «Тяжелая музыка, исполняемая в медленном темпе» – так Курт Кобейн описывал мне его в феврале 1989 года. Равноправными источниками звучания были хард-рок, панк-рок и психоделический рок; в эту смесь добавилась свежесть, что сделало звучание уникальным. Требовалось подобрать слово для описания того, что происходило вокруг: самоуничижительное, сохраняющее гаражную специфику и эксклюзивное. И не пришлось долго думать, чтобы подыскать название, которое подходило бы для описания грязного, резкого звучания «Mudhoney», – гранж[92].

Хотите узнать, кто же придумал это определение? Музыкальный критик Лестер Бэнгс в апреле 1972 года писал в журнале «Роллинг стоун», что группа «The Groundhogs» играет «хороший, среднего уровня, тяжелый гранж». Стив Тернер, гитарист «Mud-honey», утверждает, что это слово употребляли еще раньше – на обложке альбома Джонни Бернетта, пионера кантри-музыки, а также в связи с Линком Рэем[93]. И во времена альбома «Dry As A Bone» «Sub Pop» рекламировал фирменный саунд своего лейбла следующим образом: «Смелый вокал, ревущие усилители „Marshall“, сверхраскрепощенный ГРАНЖ, разрушивший нравственные устои поколения».

– Да, в 1988-м уже говорили «гранж», – подтверждает Доун Андерсон. – И только после того, как термин начали употреблять за пределами Сиэтла, он превратился в шутку.

– Гранж стал возможен из-за того, что в Сиэтле образовалось идеальное сочетание хороших групп, независимых продюсеров, хороших звукозаписывающих студий и фотографов – и все работали за небольшие деньги, – считает Эндино. – Все случилось в нужный момент – когда коммерческий рок стал убогим и предсказуемым.