Дэл, остановившись у ручейка, помахал ей с берега, поросшего сочной травой, и галопом ускакал к стаду. Грейди и наблюдатели еще не успели подъехать, но сегодня бескрайние просторы не пугали Алекс. Изогнувшись, она достала из-под сиденья костыль, воткнула конец в землю, предварительно помахав костылем, чтобы распугать змей, и сказала:

— Хотела бы я знать ваше имя. А то ума не приложу, как к вам обращаться.

Мужчина нахмурился, словно решал, стоит ли удовлетворить ее просьбу. Затем начертил что-то пальцем в воздухе. Увидев, что Алекс его не понимает, он снова вскинул руку.

— Джон! Так вас зовут?

То, что он сделал в следующее мгновение, буквально парализовало ее. Протянув руку, он похлопал по тому месту, где под юбкой вместо ноги была пустота. Глядя ей прямо в глаза, он приподнял верхнюю юбку, затем нижнюю. Алекс в ужасе замерла, лишившись дара речи. Сердце ее бешено колотилось.

— Не надо, — прошептала Алекс, не в силах пошевелиться.

Самое ужасное, что она оказалась здесь совершенно одна, беззащитная, наедине со странным незнакомцем, задравшим ее юбки. Она думала, что умрет от страха, пока наконец не поняла: в глазах его нет ничего, что грозило бы насилием. Он смотрел на нее с таким глубоким сочувствием, что Алекс невольно прослезилась.

Осторожно придерживая юбки Алекс, он взглянул на обрубок, оставленный хирургом. Она не знала, куда деваться от стыда. Впервые на ее обрубок смотрел не доктор. Алекс оцепенела. Сейчас ей больше всего на свете хотелось умереть. Когда незнакомец дотронулся до ее колена, она вскрикнула; лицо ее вспыхнуло. Однако потрясение каким-то образом вывело ее из оцепенения.

Сгорая от стыда, охваченная гневом, Алекс ударила его по руке и попыталась опустить юбки, но он, перехватив ее руку, заглянул ей в глаза. И снова она прочла в его взгляде сочувствие и понимание. И снова не удержалась от слез.

На сей раз слезы брызнули ручьями — ведь она осознала: его прикосновение к культе, оставшейся от правой ноги, было нежным, как прикосновение любовника; во взгляде же не было ни намека на отвращение. Алекс, всхлипывая, закрыла лицо ладонями.

Он осторожно опустил юбки и взял ее руки. Затем вопросительно посмотрел ей в глаза.

— Вы хотите знать, как я потеряла ногу? — прошептала она.

Алекс была слишком растеряна, слишком потрясена, чтобы связно рассказать о своем несчастье. Она отвернулась, скрывая слезы. Отстранившись, спустилась с помощью костыля на землю.

— Может быть, потом, — произнесла она, не глядя на него.

Потрясение от пережитого утром оказалось столь сильным, что Алекс еще долго не могла успокоиться. Успокоению не способствовала и манера ее спутника постоянно смотреть на нее. Поэтому обед получился из рук вон плохо — кое-кто даже жаловался. Алекс предпочла бы послеобеденное время провести в уединении, но вышло так, что ей не удалось переговорить с Фриско с глазу на глаз и попросить его дать гостю лошадь. В результате Алекс пришлось весь день и вечер провести в обществе своего странного напарника. Теперь уже Алекс старалась даже не смотреть в его сторону и не говорила с ним. Но его взгляд она чувствовала постоянно. И она не могла запретить себе думать о нем. Зачем, зачем он смотрел на безобразный обрубок, оставшийся от ноги? Зачем трогал культю? Культя… Само слово такое безобразное, что произносить противно. Зачем он это сделал?

Перемыв посуду после ужина и разложив по местам все, что могло ей понадобиться утром, Алекс наконец убрала ненавистный костыль и перебралась в кресло. В тот же миг к ней подошел Джон. Взявшись за ручки кресла, он откатил Алекс в тень, туда, куда не проникал свет костра и фонарей, висевших на повозке. Каким-то образом он догадался, что именно там она обычно заканчивала день — вдали от погонщиков и повозки, однако не так далеко от них, чтобы нельзя было наблюдать за происходящим. Джон сел рядом и посмотрел на нее, вопросительно приподняв бровь. Она молчала. Тогда он осторожно дотронулся до того места, где когда-то была ее правая нога.

— Дорожная катастрофа, — сказала она, нахмурившись. — Экипаж перевернулся, мой муж погиб, а мне раздробило ногу.

Он продолжал смотреть на нее так, словно хотел узнать больше.

— Очень странно, — прошептала Алекс, глядя ему в глаза, — но мне кажется, что я вас давно знаю.

Было похоже, что и он ее знал.

— Вы ведь тоже не понаслышке знаете, что такое горе и утраты. — Она прочитала это в его глазах. — Хотелось бы, чтобы и вы о себе рассказали.

Он повернулся лицом к костру. В этот вечер Фредди читала погонщикам монолог из какой-то пьесы, и ковбои внимательно слушали ее, попивая кофе. Через несколько минут все принялись аплодировать. Хлопали они довольно эмоционально, чтобы не обидеть актрису, но все же не очень громко — боялись напугать животных, укладывавшихся на ночь.

Алекс не понимала, почему ее так влечет к этому странному человеку. Конечно, его внимание льстило ей, и она не без оснований полагала, что тот интерес, который он проявлял к ней, отчасти и делал его обаятельным в ее глазах. Но привлекало в нем и другое… Что-то подсказывало Алекс: некогда этот мужчина был настоящим джентльменом. Возможно, именно поэтому она не боялась его по-настоящему, и даже когда он поднял ее юбки, быстро оправилась от страха, — вероятно, чувствовала: в этом смысле он не представляет для нее опасности.

— Кто вы? — спросила она, любуясь его профилем, борясь с искушением коснуться его лица.

Он не ответил, но в его глазах, обращенных к ней, была нежность.

Они молчали, но это молчание их не смущало. Они долго сидели в полумраке, сидели даже тогда, когда погонщики один за другим стали укладываться на ночь. Алекс вспоминала, как они с Пайтоном порой неделями не разговаривали. Но то молчание — следствие взаимных обид — не имело ничего общего с нынешним. Пусть они не могли обмениваться словами, но с этим человеком ей было удивительно спокойно и легко.

Глупо, конечно, но Алекс знала: ей будет его очень не хватать, когда он оставит их в Форт-Уэрте.

— Мне наплевать, что сказал Фриско! Мы не можем позволить себе гостиницу! Нам придется платить за две комнаты, за еду… Если хочешь отдохнуть, можешь отдыхать здесь! — бушевал Уорд, вышагивая вокруг костра с кружкой кофе в руке.

Они остановились в нескольких милях от Форт-Уэрта. Отсюда, с возвышения, Лес видела город, выросший к северу от старой крепости, в честь которой и получил свое название. Место для стоянки Дэл выбрал превосходное. Западный приток реки Тринити снабжал их в достатке свежей водой. Рядом со стоянкой — удобная переправа. Трава по берегам росла особенно сочная. Самое подходящее место и для животных, и для людей.

— Я уже почти два месяца не вижу ничего, кроме пыли и быков, — жаловалась Лес, с тоской поглядывая на дымок, поднимавшийся над городскими крышами. — Я мечтаю о настоящей ванне и настоящей постели…

И о сне без ночных дежурств. Спать на чистой простыне и перине, не чувствовать под собой камней, которые впиваются в тело, и не слышать храпа спящих рядом мужчин…

— Я только что сказал тебе: мы не можем позволить себе две ночи в городе, — заявил Уорд.

— А Лутер говорил, что, по его расчетам, я вполне могу остановиться в городе и отдохнуть.

Лес испугалась собственной смелости; сердце ее забилось чаще. Она видела, что ее упрямство бесит Уорда, видела, как вздулась и забилась голубая жилка у него на виске. Она понимала, что он не посмеет ударить ее сейчас, когда вокруг столько людей и все смотрят на них, но страх был сильнее ее.

— Ты, всегда только ты! — презрительно поджав губы, прошипел Хэм. — Ты никогда не думаешь обо мне!

Он намеревался пробудить в ней чувство вины, чтобы легче было управлять ею, и она понимала это, как, впрочем, понимала всегда. И все же грубая уловка действовала на Лес безотказно. Он и сейчас добился бы своего, если бы в Лес не произошла какая-то неуловимая перемена. Она замерла, закусив губу, словно собираясь с духом. И вдруг проговорила, глядя себе под ноги: