– Хорошо. У тебя наверняка найдется что рассказать Бриксу, когда я приведу тебя к нему. Он захочет знать о своем враге все, что можно. Кто еще был в твоей группе?

– Никого важного. Только телохранители Цезаря.

– А кто тот, второй мальчик?

– Марк? – Луп пожал плечами. – Что я могу сказать? Он мой друг. Марк обучался в школе гладиаторов, когда Цезарь купил его.

Глаза Мандрака странно блеснули.

– Мальчик-гладиатор, – прошептал он. – Где он обучался? В какой школе?

– В школе Порцинона в Капуе. Так он говорил, – хмуро ответил Луп. – Почему ты спрашиваешь?

– Я тебе потом скажу. Но сначала мы должны найти Брикса. Он очень захочет услышать все, что ты сказал мне, и даже больше.

Мандрак оглядел выживших.

– Наверное, это стоило того, – задумчиво произнес он и снова посмотрел на Лупа. – Может быть, Брикс прав. Пришло время снова поднять штандарт восстания и Спартака…

Аримин был небольшой город на восточном побережье Италии со скромным портом в месте впадения реки в море. По обе стороны от города на несколько миль простиралась широкая полоса коричневого песка. У берега река была мелкая, и Марк понимал, почему летом богатые римляне приезжают сюда отдохнуть и принять участие в играх. Но зимой река превращалась в спокойную заводь, где иногда бросали якорь грузовые суда, а местные рыбаки сидели на песке под укрытием вытащенных на берег лодок и проверяли сети. В миле к северу находился лагерь армии, которой должен был командовать Цезарь.

Двадцать тысяч солдат четырех легионов занимали площадь, намного большую, чем сам город. Лагерь был построен в форме большого квадрата, каждому легиону отводилась четверть этого квадрата. Низкая стена и ров окружали целый город палаток, поставленных с равными интервалами друг от друга. В середине каждой стороны квадрата имелись укрепленные ворота. Две широкие улицы, соединяющие их, пересекались в центре лагеря, где располагались самые большие палатки. Вокруг них рядами стояли палатки из козлиных шкур. В каждой палатке жили по восемь человек. Вне стен лагеря тысячи солдат занимались строевой подготовкой и учились обращаться с оружием.

Это было захватывающее зрелище, но Марк остался к нему равнодушным. Он сидел в седле рядом с другими всадниками и смотрел на открывающуюся панораму с последнего подъема перед Аримином. Прошло три дня после их удачного избавления в горах. Телохранителя, раненного в ногу, оставили в Гиспеллуме, первом городе, что был у них на пути. Хирург-грек сказал, что он поправится, но всю жизнь будет хромать. Марк очень переживал потерю Лупа. Пока он был рабом, ему встретилось совсем немного людей, которых он считал своими друзьями, и потеря еще одного из них лишний раз напоминала ему об одиночестве.

В школе гладиаторов в Капуе, где обучался Марк, таким другом был Брикс. Потом Брикс убежал из школы, чтобы отыскать своих прежних товарищей по восстанию Спартака, но перед этим он узнал, кто такой Марк на самом деле. И теперь эти товарищи тоже знали, что сын их героя жив. Когда Брикс открыл его тайну, это до основания разрушило мир Марка. Он считал Тита своим отцом, восхищался им и любил его, но Тит был одним из тех римлян, кто подавил восстание рабов и убил настоящего отца Марка. Сначала мальчику трудно было это принять, но с тех пор, как он узнал больше о Спартаке, его уважение к отцу, которого он никогда не знал, выросло. Уважение, но не любовь. Любовь он чувствовал к Титу. Разве могло быть иначе?

Когда Марка привезли в Рим, он подружился с Порцией, племянницей Цезаря, которой он спас жизнь. Порция была на несколько лет старше Марка. Ее воспитывал дядя, пока отец воевал в Испании. Ее одиночество и благодарность Марку за спасение сблизили их – необычная дружба между племянницей консула и его рабом. Однако в ее обществе Марк всегда вел себя осторожно. В таких обстоятельствах раб далеко не все может говорить открыто. Марк немного нервничал при мысли о новой встрече с Порцией в Аримине. Конечно, теперь, выйдя замуж за Квинта, она изменилась, и ей может не понравиться напоминание о ее дружбе с одним из слуг ее дяди, даже если ему и дали свободу.

Еще в числе его друзей были два мальчика – Корв и Луп, с которыми Марк делил комнату в помещении для слуг. Корв работал на кухне. Он часто горько сетовал на то, как обошлась с ним жизнь. Но он был смелым парнем. Он пожертвовал жизнью, защищая Порцию. Луп – мягкая душа. Ему нравились его обязанности, он читал книги и, казалось, всем был доволен. Теперь и Лупа не стало, и Марк снова в одиночестве переживал потерю своего друга.

– Сначала мы направимся в лагерь, – произнес Цезарь, прерывая мрачные мысли Марка, – а уже потом будем устраиваться в Аримине.

Он взмахнул рукой и поскакал легким галопом, оставляя за собой последние мили. Все последовали за ним. Не доезжая до городских ворот, путники свернули на боковую дорогу, которая вела к деревянному мосту через реку. Осенние и зимние дожди в Апеннинах повысили уровень воды в реке, и она, грозясь затопить берега, неслась мимо пилонов, поддерживающих мост.

Ближе к лагерю всадники увидели первую группу солдат – те упражнялись возле деревянных фигур, изображавших неприятеля. Легионеры стояли перед ними, нанося им удары то мечом, то щитом. Марку все это было знакомо с тех дней, когда он учился в школе гладиаторов. Центурион при виде их поднял голову, но не стал приветствовать. На его новом командире был простой плащ, и ничто не указывало на данную ему в Риме власть. Цезарь кивнул в знак приветствия, и они проехали дальше.

Но у ворот в лагерь все обстояло по-другому. Там через ров был проложен бревенчатый мост. Отряд вооруженных солдат стоял на часах в конце моста. Цезарь осадил коня и направил его через мост под гулкий стук подков по бревнам. Дежурный помощник центуриона, подняв руку, встал на их пути:

– Стойте! Что вам здесь надо?

Цезарь остановил коня и сунул руку в сумку, свисающую с луки седла.

– Одну минуту, у меня здесь… где-то…

Помощник центуриона нетерпеливо надул щеки:

– Если ты торговец зерном, которого ждет интендант, тогда ты опоздал, и я предупреждаю тебя, что это ему не понравится.

– Нет, я не торговец зерном, – пробормотал Цезарь, продолжая рыться в сумке.

Наконец он с улыбкой вынул золотой с обоих концов жезл, на который была намотана полоса пергамента, скрепленная большой печатью сената и народа Рима.

– Нашел! Я – Гай Юлий Цезарь, губернатор провинции Галлия и генерал этой армии. Я здесь, чтобы принять командование по поручению сената.

У помощника центуриона расширились глаза и отвисла челюсть. Быстро придя в себя, он отступил в сторону, встал по стойке «смирно» и ударил себя кулаком в грудь, салютуя Цезарю:

– Прости, господин.

– Вольно, – засмеялся Цезарь. – Раньше меня никогда не принимали за торговца зерном!

– Нет, господин. Прошу прощения, господин, – твердил помощник центуриона, краснея.

– Не надо извиняться. Мы уже пять дней в пути. Все правильно, помощник.

Цезарь провел свой эскорт в лагерь. Оказавшись за воротами, Марк поразился, увидев аккуратные линии палаток, протянувшиеся во всех направлениях. От десятков костров и кузней оружейников поднимался дым. Перед ними была длинная широкая дорога до самого центра лагеря. Несколько солдат с любопытством смотрели на проезжающих мимо всадников, но большинство не обращали на них внимания и продолжали заниматься своими делами – сидели у палаток, приводя в порядок свое имущество, или играли в кости.

Когда они доехали до больших палаток в центре лагеря, Цезаря остановил центурион элитного отряда солдат, которым было поручено охранять штаб и старших офицеров. Увидев жезл, он сразу же пропустил всадников. Они спешились у коновязи возле самой большой палатки. На подиуме перед входом стояли штандарты с орлами четырех легионов. Их охраняли восемь человек, чьи шлемы и плечи были покрыты медвежьими шкурами.

В атмосфере лагеря было нечто такое, что взволновало Марка. Опьяняющая смесь обстановки и звуков в сочетании с ощущением силы, которую Рим передал своим солдатам. Эти люди создали великую империю, уничтожая другие империи. Но эти же люди одолели Спартака и уничтожили его армию, напомнил себе Марк. Его волнение улеглось.