— Ложись скорее, Отто, — сказала Долорес. — Нам всем пора спать.

Следующим утром за завтраком всё вокруг продолжало оставаться странным и страшным. Отто случайно уронил бутерброд на пол. Никто не сказал ему ни слова. Поначалу родители вообще не разговаривали друг с другом. Надевая пальто, Альберт Тиш ласково щелкнул сына по носу.

— Я видел единорога, — сообщил Отто.

— В самом деле? — спросил Альберт.

— Отти, единорогов не бывает, — сказала Долорес.

— Но он шел по улице, мимо наших окон.

— Тебе это приснилось.

— Нет, не приснилось. Он был черный, а рог у него блестел.

— Если он говорит, что видел, может, так оно и есть, — сказал Альберт. — Раньше их было полным-полно.

— Единорогов не бывает, — повторила Долорес. — На днях Мэр давал интервью о таких вещах. Если ты и впрямь что-то видел, наверно, это была рогатая лошадь.

Альберт Тиш изумленно ахнул.

— Ты что, серьезно?

— Конечно, серьезно. Их так и называют — рогатые лошади. И если ты видел рогатую лошадь, надо сообщить в полицию. Ее поймают и отпилят ей рог.

Отто, всеми позабытый, наклонился под стол за оброненным бутербродом. Бутерброд упал вареньем вниз.

Почему-то Альберта особенно ужаснула новость о рогатых лошадях.

— Нельзя их трогать, — тихо сказал он. — Это всё равно что убийство. Нельзя так!

— Да ну тебя, Альберт, чушь какая! Лошадь с рогами — это урод, и лучше удалить рог, чтобы сделать ее такой же, как другие лошади. Куда хуже быть неискренним со своей семьей, вырастить детей в неведении о том, кто они такие на самом деле. Они считают себя Добропорядочными людьми, а на самом деле…

— Они СОВЕРШЕННО НОРМАЛЬНЫЕ! — взорвался Альберт.

Сидя под столом, Отто обнаружил, что к намазанной вареньем стороне бутерброда прилипли крошки, волосы и всякий мусор. Сам виноват, что уронил…

— Я говорю о крови, Альберт, о крови, которая течет у них в жилах. ТЫ оказался не тем, кем я тебя считала до вчерашнего дня. И ОНИ тоже. Скажешь, нет? Что ты можешь возразить?

Отто видел ноги отца — тот размашистым шагом вышел из кухни. Заскрипели половицы в коридоре, грохнула входная дверь. Некоторое время в кухне царила тишина.

— Отто, я пойду разбужу близнецов, — сказала, наконец, мать, и мальчику показалось, что она чуть-чуть (едва слышно) всхлипнула. — Если их сейчас не поднять, они вечером не уснут.

Отто остался один. Он тихонько сидел в своей пещере между ножками стула, отгороженный от внешнего, внезапно ставшего таким враждебным, мира спускающимся до самого пола краем скатерти. Ему ужасно хотелось остаться здесь, получить новый бутерброд и снова стать маленьким, таким, как раньше. Хорошо бы пожить здесь, под стулом, подольше, подумал Отто.

Если вдруг выясняется, что твои сестры умеют летать, жизнь, надо полагать, уже никогда не станет прежней, и к этому надо приспосабливаться.

Семья должна сплотиться.

Действовать слаженно.

Объединиться перед лицом трудностей.

У семейства Тишей это никак не получалось.

Первое время Альберт и Долорес постоянно ссорились. Потом слегка поостыли и стали спокойнее. Альберт проводил долгие часы в библиотеке, часто оставаясь работать и в выходные. Времени строить мобили вместе с Отто у него уже не было.

Долорес перестала следить за собой. Изо дня в день она ходила по дому в одной и той же одежде. Ее прекрасные черные волосы превратились в гриву спутанных косм. Она с неохотой делала домашнюю работу, а иногда звонила матери и плакала.

Они перестали включать верхний свет, потому что хрустальные висюльки люстры под потолком действовали на Гепси, как красная тряпка на быка. Шторы приходилось держать задернутыми, а окна закрытыми, чтобы малышки, не дай Бог, не врезались в стекло или, того хуже, не выпорхнули прямо в небо над Ответной улицей. Каждая прогулка оборачивалась кошмаром. НИКТО не должен был знать, что близнецы умеют летать. Квартира Тишей превратилась в тюрьму.

Отто старательно ухаживал за сестрами. Готовил им завтрак (размятые фрукты и мороженое), читал им книжки, играл. Его ни капельки не раздражал вид маленьких девочек, без устали вертящихся в воздухе. Это было здорово. Почти всё равно, что уметь летать самому.

А близнецы тем временем радовались высоким потолкам квартиры и мягкой серебристой пыли, обнаруженной на кухонном буфете.

— Отти, лети к нам! — звали они, порхая по широкому коридору от стены к стене.

Но Отто не умел летать. Он мог только бегать внизу, давать советы да криками предостерегать малышек от опасности.

На Ответную улицу пришло лето, а вместе с ним навалилась изнуряющая жара. Семейство Тишей мучилось от невозможности открыть окна в квартире.

По ночам только в комнате Отто окно оставалось широко распахнутым. Тяжелые бархатные шторы были подняты.

Окно было высоким, почти от пола до потолка.

Иногда Отто садился на подоконник и подолгу смотрел на Ответную улицу.

Он не оставлял надежды, что когда-нибудь снова увидит рогатую лошадь и, может быть, даже ту необыкновенную девочку на ковре-самолете.

Много дней ничего не происходило.

А потом, наконец, произошло.

Сначала мимо окна стремительно пролетела маленькая девочка. Она летела гораздо выше и гораздо быстрее, чем тогда, в первый раз — почти у самых верхушек самых высоких лип. Ковер-самолет бешено раскачивался в воздухе.

За девочкой по дороге гналось настоящее чудовище!

Оно было похоже на подметальную машину, только ехало гораздо быстрее. На крыше чудовища стоял городовой из Полиции Обыденности. Внезапно раздался треск, и в воздух взметнулось что-то вроде длинной серебристой змеи. Змея развернулась в сеть, едва не поймав девочку на ковре. Невнятно выругавшись себе под нос, городовой приготовился к следующему выстрелу.

Внезапно ковер взмыл еще выше, описал огромную дугу, чиркнул по вершинам деревьев на другой стороне улицы и понесся прямо на Отто. Он подскакивал и дергался из стороны в сторону так резко, что казалось, девочка вот-вот упадет.

Отто распахнул окно и, рискуя вывалиться наружу, высунулся по пояс и принялся размахивать руками.

Маленький коврик быстро терял высоту. В последний момент, когда казалось, что столкновения с землей не избежать, девочка заметила Отто и направила свое летающее средство прямо в открытое окно.

Отто отскочил вбок, к кровати.

Ковер влетел в комнату.

Отто поспешно задернул шторы и выключил ночник. Комнату затопила темнота — хоть глаз выколи.

— Помоги! — раздался голос откуда-то с пола. — Здесь паук!

На лету девочка сбила мобиль с пауком и драконом и запуталась в нитках.

— Он не настоящий, — сказал Отто, опустился на колени возле девочки и стал снимать у нее с лица пауков и змей.

Глаза постепенно начали привыкать к темноте.

Девочка серьезно смотрела на Отто.

А за окном по улице ехала машина-чудовище; ночное безмолвие прорезал зловещий голос:

— …она могла спрятаться на любой из этих крыш. А может, разбилась. Видели, как мчалась? Видели мальчишку у окна, мистер Шесть? Что он там делал? Нигде свет не горит?

Дети притихли. Наконец, шум мотора стих вдали.

— Ты цела? — спросил Отто.

— Кажется, да, — ответила девочка. — Где мой ковер?

Отто поднял скомканный ковер-самолет, валявшийся посреди комнаты. Девочка выхватила коврик у него из рук, принялась разглаживать и рассматривать, поднеся к самому лицу.

Сначала Отто показалось, что на коврике нанесен простой крапчатый узор из синеватых и коричневых пятен. Потом он разглядел, что рисунок состоит из крохотных бабочек всевозможных форм и размеров.

— Ну как, цел? — спросил он, немного погодя.

Девочка не ответила. Только ощупывала да осматривала коврик, дюйм за дюймом.