После спуска спасательной шлюпки № 3 никто из ее пассажиров, а это в основном были пассажиры I класса, не хотел удаляться слишком далеко от «Титаника»: вблизи огромного судна все чувствовали себя более или менее в безопасности, никто не верил, что оно может затонуть; в конце концов, можно будет вернуться в свои каюты. Но время шло, очертания судна как бы уменьшались, огни исчезали, а носовая часть погружалась в воду. Только теперь гребцы налегли на весла. Стали искать фонарь, но его нигде не было, как не было ни питьевой воды, ни спирта, ни сухарей. В шлюпке не было ничего, чем можно было бы поддержать силы в случае, если придется надолго остаться в океане. С обеспечением спасательных шлюпок провиантом, водой и другими необходимыми вещами, такими, как компасы, фонари, сигнальные ракеты, положение было катастрофическим. Ни одна из них не должна была быть спущена на воду без штатного имущества. Тем не менее большинство шлюпок покидали судно без спасательного снаряжения и без шлюпочной команды, способной к активным действиям. Даже в шлюпке № 3, хотя в ней, по британским источникам, было 15 членов команды, никто грамотно не умел обращаться со шлюпкой и понятия не имел о навигации. Двое из них даже не смогли управиться с веслами и быстро их потеряли, поэтому все попытки идти на веслах ни к чему не привели и пришлось просто лечь в дрейф. Огромным счастьем для всех было то, что океан в ту ночь был на редкость спокойным. Что было бы при сильном ветре и сильном волнении? Об этом никто не хотел даже думать.

Элизабет У.Шют в своих воспоминаниях очень ярко описала несколько драматических часов, проведенных в шлюпке № 3:

«Рядом со мной сидели мать с дочерью (миссис Хейз и миссис Дэвидсон). Миссис Хейз оставила на «Титанике» мужа, а миссис Дэвидсон — отца и мужа. Когда мы оказывались вблизи других спасательных шлюпок, они выкрикивали их имена и спрашивали: «Вы там?» «Нет», — был один и тот же страшный ответ. Но эти две героические женщины не теряли мужества и, забыв о своем собственном горе, предложили мне сесть поближе к ним, чтобы было теплее. В тот момент я хотела только одного — чтобы на мне было теплое бархатное платье, оставшееся висеть в каюте. Когда я одевалась, я с минуту смотрела на него, раздумывая — не надеть ли, но потом надела легкую юбку. Я знала, что тяжелая одежда уменьшит эффективность спасательного жилета. Если бы я только могла предположить, каким спокойным будет океан в ту ночь, и не была бы так уверена, что должна умереть, я оделась бы получше ради того, чтобы жить, а не ради того, чтобы умереть. Спасательные жилеты помогали нам сохранять тепло, но ночь была пронизывающе холодной, и становилось все холоднее и холоднее. Перед рассветом, в самый «черный» и самый холодный час, показалось, что помощь к нам уже ниоткуда не придет. Когда мы удалялись от «Титаника», небо было таким бездонным, ясным, я никогда не видела столько падающих звезд. Поэтому все осветительные ракеты, которые пускали с тонувшего судна, были едва заметны. Свечение неба только подчеркивало черноту воды и нашу заброшенность. Другие шлюпки удалились от нас. Теперь нам оставалось только ждать рассвета, который многие уже не надеялись увидеть.

Два странных человека прыгнули в нашу шлюпку буквально перед самым ее спуском и теперь не переставая чиркали спичками, чтобы закурить трубки. Я боялась, что спичек не останется, а они нам могут понадобиться, и попросила их прекратить «расточительство», но эти два человека продолжали свое занятие. Я не знаю, кто они были. Было слишком темно, чтобы их разглядеть. Когда начало светать, произошло нечто такое, что стало уже не до них. Кто-то спросил: «Который час?» К счастью, спички еще оставались. Было четыре утра…

Звезды медленно гасли, и на их месте появлялось розоватое зарево нового дня. Потом я услышала: «Огонь! Судно!» Я не могла, я боялась посмотреть в ту сторону, куда повернулись все, пока у меня оставалось хоть малейшее сомнение. Я смотрела в противоположную сторону. Всю долгую ночь я слышала: «Огонь!» И каждый раз оказывалось, что это на одной из спасательных шлюпок кто-то зажег кусок бумаги или что-то еще, что могло гореть. Поэтому и теперь я не могла сразу этому поверить. Наконец я повернулась и увидела судно. Оно стояло и светилось огнями. Крепкое и спокойное, оно давало нам надежду на спасение. Миссис Дэвидсон предложила сделать факел из своей соломенной шляпы. Ведь судно, пришедшее на помощь, могло нас не заметить и потопить. Но, слава Богу, оно оставалось неподвижным…»

Пассажиры в большинстве случаев были очень недовольны профессиональной подготовкой тех членов команды, которые оказались с ними в спасательных шлюпках. Резкая критика в их адрес прозвучала в беседах с журналистами. Появились письменные свидетельства. Особенно много упреков команде было высказано в Нью-Йорке при даче показаний следственному подкомитету сенатора Смита.

Вот выдержка из показаний миссис Дж. С. Уайт, которую сенатор прямо спросил, что она видела после столкновения «Титаника» с айсбергом и что хотела бы сказать по поводу дисциплины и поведения офицеров и членов команды. Миссис Уайт рассказала о пережитом в шлюпке № 8, где, кроме 24 женщин, находились только четверо членов команды: командир шлюпки матрос Т.Джоунс, стюарды Кроуфорд и Харт и повар одного из ресторанов:

— Все эти мужчины оказались в шлюпке под предлогом, что они — гребцы. Человек, который греб рядом со мной, размахивал веслом во все стороны. Я сказала ему: «Почему вы не вденете его в уключину?» «А разве оно должно быть там?» — спросил он. «Конечно». — «Я никогда до этого не держал весла в руках». Затем я говорила с другим мужчиной, и он тоже мне сказал: «Я никогда не держал весла в руках, но думал, что смогу грести». И это были люди, с которыми нас в ту ночь высадили в море, тогда как все великолепные парни, которые действительно могли бы быть для нас защитой, остались на палубе. В нашей шлюпке было двадцать две женщины (по американским источникам —  24, по британским — даже 35. — М.Г. ) и четверо мужчин. Нельзя сказать, что кто-нибудь из них знал, как управлять шлюпкой, за исключением одного, который был на корме и командовал нами. Офицер, посадивший нас в шлюпку, категорически приказал идти в направлении огня, высадить пассажиров и как можно скорее возвращаться. Имелся в виду огонь, который все видели вдали. Я его видела отчетливо. Он был удален миль на десять, и мы гребли, а потом поняли, что добраться до него невозможно. Единственное, что мы могли сделать, — это вернуться и удостовериться, не можем ли мы помочь остальным, поскольку у нас в шлюпке было только двадцать шесть человек. Мы повернули и поплыли обратно. Мы не могли найти другие шлюпки, только «слышали» их. Единственную возможность что-нибудь увидеть вокруг давал мой электрический фонарик. Фонарь же, который был в шлюпке, оказался неисправным… Мы были на второй шлюпке, покинувшей судно, и не видели ничего, что происходило потом. Мы слышали крики тонущих… Все женщины в нашей шлюпке гребли, миссис Мэри Янг не останавливалась ни на минуту, миссис Свифт тоже все время гребла, пока мы не оказались около «Карпа-тии». Мужчины грести не могли, они вообще не имели понятия, как это делается. Графиня Ротис стояла у штурвала. Что бы с нами было, если бы не женщины! Командир шлюпки, матрос, отдавал приказания, но мужчины оказались совершенно беспомощными, они не знании, что делать. Один из них сказал матросу: «Если не замолчишь, в шлюпке станет на одного человека меньше!» И все мы были в их руках! Мне самой пришлось уладить два или три конфликта между ними и успокоить их.

Единственным мужчиной в шлюпке № 8, который оказался вне беспощадной критики миссис Дж. С. Уайт, был матрос Т. Джоунс, менявший на руле графиню Ротис. В интервью английскому журналу «Сфера» Джоунс отозвался о графине очень одобрительно: «В нашей шлюпке была женщина, настоящая женщина… Когда я увидел, как она держится, и услышал, как спокойно и решительно говорит с остальными, я понял, что в ней больше мужества, чем в тех мужчинах, которые были с нами». Но американский писатель Уолтер Лорд в этой связи не удержался от скептического комментария: «В ходе американского расследования, возможно потому, что оно не направлялось печатью, Джоунс высказался менее элегантно: «Она слишком много говорила, поэтому я отправил ее на руль».