— Встретимся через полчаса в ресторане «Цаика» в Лидербахе, чтобы обсудить ситуацию. Всем отделом К-2, - сказал он Остерманну. — Если вы приедете раньше меня, закажите мне, пожалуйста, карпаччо и курицу карри.

— А мне пиццу! — крикнула Пия с пассажирского места.

— С тунцом и сардинами, — добавил Остерманн. — Все понятно. До встречи.

Довольно долго они ехали молча, каждый занят своими мыслями. Боденштайн вспоминал, как когда-то его бывший шеф во Франкфурте, старший комиссар Менцель, часто и с удовольствием, собрав всю команду, упрекал его в том, что Оливер недостаточно гибок и не умеет работать в коллективе. Несомненно, он был прав. Боденштайн терпеть не мог впустую тратить время на обсуждение создавшегося положения, на споры о подведомственности и глупую демонстрацию власти. Не в последнюю очередь именно по этой причине он с удовольствием перебрался в Хофхайм, в отдел, в котором числились пять сотрудников. Как и прежде, он придерживался мнения, что несколько поваров могут основательно испортить кашу.

— Вы тоже примете участие в этих двух комиссиях? — спросила его Пия в этот момент. Боденштайн быстро посмотрел на нее.

— Все зависит от того, под чьим руководством, — ответил он. — Но все равно это совершенно бесперспективно. О чем, собственно говоря, в действительности идет речь?

— Об убийствах трех стариков, молодой женщины и одного мужчины, — размышляла Пия вслух.

Боденштайн наверху Бергерштрассе нажал на тормоз, пропуская на «зебре» группу молодых людей, переходящих улицу.

— Мы задаем неверные вопросы, — сказал он и задумался, какое отношение Катарина Эрманн имеет к Риттеру. Обоих что-то связывает, это ясно. Возможно, она знала его и раньше, когда Томас еще работал у Веры Кальтензее.

— Интересно, поддерживает ли она еще дружеские отношения с Юттой Кальтензее? — спросил Оливер.

Пия сразу поняла, о ком он говорит.

— Почему это важно?

— Откуда у Риттера информация о родном отце Роберта Ватковяка? Это явно семейная тайна, о которой знают лишь немногие.

— А как тогда об этом может знать Катарина Эрманн?

— Она как-никак была настолько близка с семьей, что Ойген Кальтензее передал ей доли участия в фирме.

— Давайте поедем к Вере Кальтензее еще раз, — предложила Пия. — Спросим ее, что было в ящике и почему она солгала нам в отношении Ватковяка. Что мы теряем?

Боденштайн молчал, потом покачал головой.

— Мы должны быть очень осторожны, — сказал он. — Даже если вы терпеть не можете Риттера, я не хочу рисковать получить шестой труп только потому, что мы задали необдуманные вопросы. Вы совсем не правы в том, что Риттер ходит по острию ножа.

— Этот тип считает себя не менее неприкасаемым, чем Вера Кальтензее, — возразила Пия горячо. — Он ослеп от жажды мести, и ему подойдет любое средство, чтобы только навредить семейству Кальтензее. Презренный человек! Он изменяет своей беременной жене с этой Катариной Эрманн. Сто процентов!

— Я тоже так думаю, — сказал Боденштайн. — Тем не менее в качестве трупа он нас мало интересует.

Когда Пия и Боденштайн прибыли в «Цаику», самый большой наплыв посетителей, который всегда бывает в обеденное время, уже завершился, и ресторан опять опустел, за столиками сидели лишь несколько бизнесменов. Сотрудники отдела К-2 собрались за одним из наиболее больших столов в углу оформленного в средиземноморском стиле зала и уже были заняты едой. Только Бенке сидел рядом с кислой миной и пил воду.

— У меня тоже пара хороших новостей, шеф, — начал Остерманн, когда они сели за стол. — По ДНК-профилю, который был установлен по волосу на трупах Моники Крэмер и Ватковяка, компьютер выдал результат, где значится один и тот же следообразующий субъект. При обработке старых дел наши коллеги из ФУУП проанализировали и сохранили следы. Так вот, тот субъект имеет какое-то отношение к нераскрытому до сего времени убийству в Дессау 17 октября 1990 года и к опасному причинению телесных повреждений в Галле 24 марта 1991 года.

Пия заметила голодный взгляд Бенке. Почему он ничего себе не заказал?

— Еще что-нибудь? — Боденштайн взял перечницу-мельницу и поперчил карпаччо.

— Да. Я выяснил кое-что про рубашку Ватковяка, — продолжал Остерманн. — Рубашки этой марки производятся на мануфактуре и исключительно для специализированного магазина товаров для мужчин на Шиллерштрассе во Франкфурте. Директор магазина была очень любезна и предоставила мне копии счетов. Белые рубашки 41-го размера были проданы между 1 марта и 5 мая в количестве 24 штук. Среди прочих… — он сделал эффектную паузу, чтобы обеспечить себе полное внимание всех присутствующих, — …Аня Моорманн 26 апреля купила пять белых рубашек 41-го размера на счет Веры Кальтензее.

Боденштайн перестал жевать и выпрямился.

— Так, тогда она должна нам их показать. — Пия придвинула Бенке свою тарелку. — Угощайся. Я больше не могу.

— Спасибо, — пробормотал он и менее чем за минуту съел оставшуюся половину пиццы, как будто ничего не ел несколько дней.

— Что с соседями Гольдберга и Шнайдера? — Боденштайн посмотрел на Бенке, который уплетал за обе щеки.

— Я показал мужчине, который видел машину, три различных логотопа, — сказал тот. — Он ни секунды не колебался и указал на машину Новака. Кроме того, уточнил время. Без десяти час он вышел с собакой, после того как закончился какой-то фильм, который шел на канале АРТЕ. Когда он вернулся в десять минут второго, автомобиля уже не было, а ворота въезда были закрыты.

— Коллеги из Келькхайма задержали Новака без четверти двенадцать, — сказала Пия. — Он мог свободно поехать после этого в Эппенхайм.

Зазвонил мобильник Боденштайна. Оливер посмотрел на дисплей и, извинившись, вышел из-за стола.

— Если мы завтра так и не продвинемся вперед, нам повесят на шею еще двадцать коллег, — Остерманн откинулся назад, — а я этого очень не хочу.

— Никто этого не хочет, — парировал Бенке. — Но мы ведь не можем выудить преступника из шляпы.

— Но сейчас у нас уже больше отправных точек, и мы можем задавать более конкретные вопросы. — Пия через большие окна наблюдала за шефом, который, прижав к уху мобильник, ходил взад-вперед по парковочной площадке. С кем он разговаривал? Обычно Боденштайн никогда не выходил из помещения, чтобы поговорить по телефону. — А что-нибудь еще удалось узнать про нож, которым была убита Моника Крэмер?

— Ах да. — Остерманн отодвинул свою тарелку и стал рыться в захваченных с собой документах, пока не нашел одну из запирающихся цветных пластиковых папок, которые являлись важной составной частью его системы архивирования. Несмотря на то что Остерманн со своей прической в виде «конского хвоста», в ретро-очках и своеобразной одежде хотел казаться нарочито небрежным, он был, тем не менее, человеком ярко выраженной структуры. — Орудием убийства является «Эмерсон Карамбит» с фиксированным клинком и рукоятью скелетного типа, копия индонезийского дизайна. Тактический боевой нож для самообороны. «Эмерсон» — американский производитель, но нож можно заказать в различных интернет-магазинах. Эта модель на рынке с 2003 года. На нем был серийный номер, который уничтожили.

— Таким образом, Ватковяк как убийца полностью отпадает, — сказала Пия. — Я боюсь, что шеф был прав, говоря о профессиональном киллере.

— В чем я был прав? — Боденштайн вернулся за стол и принялся за остатки своей остывшей курицы карри. Остерманн повторил информацию о ноже.

— Оʼкей, — Оливер вытер салфеткой рот и серьезно посмотрел в лица своих сотрудников. — Послушайте, с этого момента я жду от вас вдвое большей отдачи! Мы получили от Нирхофа один день отсрочки. До сего времени мы ловили рыбу в мутной воде, но сейчас у нас есть пара конкретных следов, которые…

Опять зазвонил его телефон. На сей раз он ответил не отходя в сторону и какое-то время слушал собеседника на другом конце провода. Его лицо помрачнело.

— Новак исчез из больницы, — сообщил он коллегам.

— Его должны были сегодня во второй половине дня еще раз оперировать, — сказал Хассе. — Наверное, он запаниковал и сбежал.