...Пойду я. Послезавтра за куклой-то зайду. Ладно?

– Ладно. Спасибо тебе, Настёна.

Петрович сидел, боясь пошевелить рукой, на которой лежали двойняшки.

Полосатый рейс

Еще вчера не думал, что буду смотреть «от корки до корки» «Полосатый рейс».

Сегодня смотрел. Смотрел и думал – почему я не смотрел его раньше с начала и до конца. Вернее я его смотрел весь. То ли в 62, то ли в 61 году. С тех пор помнил его весь. А потом уже не смотрел...

…Тогда мы пришли "на него" в соседнюю деревню. У нас света в деревне не было, а у них был. Дело было летом и билет стоил пять копеек. Выдавали маленькие синенькие билетики в правом углу которых было написано «Контроль». Там еще стояли номера и мы играли по номерам на шалбаны…

Места в билете не указывались, в зале стояли лавки… Нас местные пацаны всегда вытесняли с лавок и мы ложились прямо на сцену и так смотрели весь фильм… Лежа смеяться было неудобно…

В тот раз, что-то на потолке порвалось, на нас посыпалась какая-то - толи земля, толи шлак…

Мы смотрели кино и смеялись, смахивая с лиц прилипшую пыль…

Потом, когда включили свет, смеялся уже весь зал, глядя на наши чумазые лица…

А мы тоже смеялись и корчили рожи прямо на сцене, прыгая, высоко задирая колени и показывая всему залу руками "уши"…

Потом шли целый час домой и дорогой тоже смеялись…

Потом рассказывали дома, как всё было, и опять смеялись.

Мама с папой были молодые! И они смеялись!

Хороший фильм.

Смотрел, вспоминал всех нас, маму, папу, улыбался…

Было грустно!

Лошадка

Звонок телефона Михалыч услышал еще в сенях, неся ведра воды с колодца.

– Сейчас! – по привычке разговаривать с собой крикнул кому-то. – Сейчас! Охлади! Не рви аккумулятор!

Звонил институтский друг, с которым виделись коротко года два назад, потом раз-два мимоходом. Изредка перезванивались, интересовались делами общих знакомых, кое-что рассказывали о своих.

После того, как Михалыч уехал жить к себе на дачу, его жизнь полностью переменилась.

Незаметно перезнакомившись со всеми соседями, он случайно и неожиданно для себя, а тем более для родных, стал председателем дачного товарищества. Здесь, много лет назад, они с женой построили домик.

Должность так себе, но, к его удивлению, давала не только увеличение пенсии более чем в два раза, но и позволяла за счет «товарисчества» содержать двух звероподобных кобелей – его верных друзей, собеседников зимними вечерами, верных помощников на охоте.

Весна, лето и осень проходили в будничных, постоянных заботах, хозяйственных делах – своих и соседей. Зато зима была в его полном распоряжении, как и все строения на «вверенной территории». Жена оставалась в городе, окунувшись в заботы о детях и внуках – занималась с младшими, помогала с уроками старшим, водила в секции и кружки, заменяя гувернантку, а чаще домработницу в домах детей.

Трудно сказать почему, но вышло так, что ни баловства на «территории» не стало, ни скандалов, и незаметно Михалыч стал самым уважаемым и авторитетным «членом коллектива ударников лопаты и граблей».

–...Михалыч! Да – да, нет – так нет!.. Не обижусь. Не приютишь на день, два меня с внучкой? – приятель говорил осторожно, словно ожидая отказа.

– Юра! Какой вопрос? Буду рад. Подъедешь к проходной – звони, я подбегу или дежурным скажу, чтоб проводили ко мне. Рад буду!

– Может, что особенное купить в городе, по дороге?

– Ничего не надо! Возьми то, что вам с внучкой понадобится. А большего-то и не надо! Конечно… – Михалыч хмыкнул в трубку, – было бы неплохо пару бутылочек «Старки» года этак семидесятого… с синим штампиком нашего вокзального ресторана… А?.. Но… Где она? Где ресторан? Где мы?..

Девчушку-то как зовут?

– Настенька.

– Жду, Юра, тебя и Настеньку. В любое время, насколько вам нужно.

Михалыч поставил ведра на лавочку у печки.

– Вот ты чё намывал-то! – обратился он к коту. – А я думал снег или опять дождь. Думал, морозец будет. А ты вон чё удумал – гостей. Молодец!

Вот слякоть! Никак не кончится. Где твои мыши только в такую сырость прячутся?.. Лежебока!

…Гости приехали через два дня после полудня. День светлый, теплый, сухой, как на заказ, был в разгаре когда, машина подъехал к дому. Из нее вышли Юрий и девчушка.

Серьёзная, по-детски большеглазая, в вязаной шапочке, курточке, джинсиках и сапожках, вся аккуратненькая и ладная: она располагала к себе. Подойдя, поздоровалась, представилась: – Настя. А вас зовут Владимир Михайлович. Вы здесь живете. Но я не знаю, как к вам обращаться…

– Ну… – Михалыч заулыбался, – называй… называй…

– Я буду называть вас дедом Володей. А как зовут их? – сказала она, кивнув в сторону вольера.

– Это Мамай, а тот Батый. Восточно-европейские лайки, – сказал Михалыч, поглядев на любопытствующих «друзей», стоящих, словно на дефиле, выставив свои белые манишки.

– Здравствуйте, Мамай и Батый! – сказала пигалица, повернувшись к ним и кивнув головой, – меня зовут Настя!

Машину загнали во двор, убрав с дороги и прошли в дом.

– Володя! Ты извини, что так получилось, но мне не к кому было обратиться с подобной просьбой. Надо побыть какое-то время вне сутолоки, вне этого… не знаю, как и сказать.

Юрий остановился в дверях, пропустив Настю.

– Но, ты представляешь, я абсолютно не готов к этому… Не знаю, что и как здесь, чем люди занимают себя. Неуютно как-то… Непривычно, что ли?..

Рули нами смело, по своему усмотрению, как считаешь нужным, а мы будем стараться быть полезными и не очень стеснять тебя. Ладно?

Михалыч сел на стул и стал смотреть, как Настя снимала с себя курточку и сапожки.

– Надо так надо! Я и сам, Юра, не знаю, как это… Давайте-ка сначала за стол. Поставим самовар и попьем чаю.

– Я подумал, что как-то принято на природе… шашлыки там, все остальное…

Мы привезли мясо, но я… Так ли всё?.. Возьми, прибери куда-нибудь продукты, – Юрий кивнул на пакеты, стоящие у двери.

– Шашлыки – это хорошо. Но сегодня уже поздно, пожалуй. У нас тут запах шашлыков, как боевой клич, может подтянуть к мангалу непрогнозируемое количество соседей.

Тут ведь много тех, кто зимует. И возраст примерно один. Да и жизнь приучила быть толерантными, – Михалыч хмыкнул. – Раньше проще говорили «приспособленцами».

«Последняя траншея» здесь у многих в жизни. Похоже, что и у меня тоже. Но гоню… гоню эти мысли. Тут, ведь, осенью, зимой гости не часты. Тем более в такую погоду. Сырь! – говоря, он выставлял на стол чашки и домашние угощения. – Вон на кустах почки уже набухли. Того гляди – лопнут. Что с погодой делается!.. Давайте к столу.

Настенька, выбирай себе стул или табурет и место по вкусу.

– А где я буду спать? – Настя встала посреди комнаты.

– А вон дверь. Там две кровати. Одна твоя, вторая – дедушкина.

Настя осторожно, как бы кого-то, опасаясь, прошла в комнату.

Кот пошел провожать гостью, изредка ударяя боком об её ногу.

– Садись, Юра, – махнул рукой. – …Сам не знаю как… Как-то вот приспособился… Может, потому, что сам деревенский, да и общага дает знать…

Да! Наша общага!.. Приспособился… Ни о ком не скучаю, а рад всем. Думал ли когда, что так будет? А думать бы надо было!

Да и обо мне никто, похоже, не скучает… никто … А и правильно…

Жена звонит, спрашивает, как дела. А как дела?.. Вот так вот… дела.

…Мы с тобой после института сколько лет не виделись? Поди, лет двадцать пять-тридцать?.. Видишь как!.. Заняты были. Строили жизнь.

Построили! Теперь здесь. И ты, и я! А… Всю жизнь живем – всю жизнь ошибаемся. А ошибаемся ли?..