— Ваше Величество.
Девушка резко обернулась — так, словно была захвачена врасплох.
Она стояла позади, пришедшая непонятно как и непонятно откуда — а может, и вовсе не пришла, а соткалась из теней и лунных бликов. То же самое платье из красного бархата, тот же самый невозмутимый взор глаз цвета темного грозового неба (а сегодня, быть может, и еще темнее), та же таинственная полуулыбка на тонких устах. Ничем не схваченные волосы потоком беззвездной бездны лились по спине и плечам.
Слегка улыбнувшись, лесная гостья вновь склонилась в изысканном реверансе.
— Где ты была? — вдруг выпалила Абель, тут же сама смутившись своей несдержанности, а еще вернее, любопытства — и краем сознания подивилась этому. И, чтобы как-то оправдаться, девушка быстро добавила: — Я ждала… довольно долго…
Край губ женщины дернулся в едва заметной усмешке.
— Всему свое время, Ваше Величество, всему свое время.
— Но… но… но как? — Ей же нельзя выходить! Или… вопрос и ситуация в целом привела Абель в странное смятение — смятение, которое и она сама, наверное, не смогла бы толком объяснить.
— Присаживайтесь, Ваше Величество.
Кинув быстрый взгляд на лесную гостью, девушка, помедлив, опустилась во столь знакомое уже кресло и, откинувшись на его спинку, попыталась прогнать ощущение, которое неизменно возникало у нее в присутствии ведьмы — ощущение какого-то неудобства, смущения. Юная королева чувствовала себя девочкой, самой настоящей маленькой девочкой — не знающей и не умеющей того, что знает и умеет эта женщина. И, быть может, никогда не узнающей.
«Я научусь!»
Мысль эта вспыхнула в голове у Абель, точно факел посреди ночи, — дикая, пламенная и яростная. Вскоре она охватила собой и остальные мысли, и они обратились в прах, оставив за собой лишь этот пылающий костер. Жгучее желание это затрепетало в ее груди, и, казалось, юная королева может прямо сейчас бросить все, только чтобы учиться, заложить саму душу, только чтобы учиться…
— Вы готовы слушать, Ваше Величество?
Девушка слабо кивнула, словно бы это желание выжгло последние силы, что у нее оставались — а быть может, так оно и было. Но в следующий миг тягучий, точно горячая карамель, голос ведьмы освежил ее душу мягким ливнем после жаркого дня.
— Итак… когда-то, в одном королевстве… королевстве, обширно раскинувшемся на прекрасных плодородных землях — там о голоде или неурожаях слыхом не слыхивали уже много-много лет, золотые розы покрывали целые поля, простой люд был улыбчивым и счастливым, а правители — мудрыми и справедливыми. В этом-то королевстве и жил один граф, владелец богатого имения со своим садом и виноградником в пару милях от столицы, — граф этот был уже немолод, жена его покинула этот мир за много лет до начала нашей повести, и единственной отрадой этого графа была его дочь. Марианна, так звали девушку, была просто прелестна и могла бы усладить любой взор — своей тонкой талией, изящной миниатюрной фигуркой, нежным румянцем, очень часто загорающемся на бледных щеках; льняными локонами цвета солнца, большими небесными глазами в обрамлении пушистых ресниц — глазами, которых почти никогда не касалась тень туманной облачности; и, наконец, нежной, мягкой улыбкой, то и дело вспыхивающей на чувственных устах и придающей всему облику девушки вид весьма мечтательный. Но я вовсе не хочу сказать, что при такой внешности она была глупа. Нет, отнюдь нет. Марианна очень много читала, постоянно пополняя свои и без того обширные знания, была проницательна, разумна и несомненно искренна во всем, что говорила и делала. Я знаю, — с неожиданно озорной улыбкой добавила ведьма, видя, как ее юная слушательница, до сего мига жадно внимающая чарующему голосу и мечтательно улыбающаяся, откинувшись на спинку кресла, вдруг резко распахнула глаза, словно вынырнув из ледяной воды, — возможно, звучит слишком хорошо, чтобы быть правдой. Однако это — правда, а правда отнюдь не всегда, на самом деле, бывает горька. И не всегда же бывает и сладка…
Абель, не пропускающая ни единого слова или вздоха, вздрогнула.
«Правда? Но, я думала, ты рассказываешь мне выдуманные истории!»
Но не успела она и рта раскрыть, как лесная гостья плавно поднесла палец к губам, мягко улыбаясь.
«Всему свое время, Ваше Величество, всему свое время…» — слова, выжженные огненными буквами, моментально, как напоминание, вспыхнули в сознании юной королевы. Что ж, да — как бы нам порой не хотелось приблизить то или иное событие, это невозможно — ведь все в этом мире происходит именно тогда, когда и было предрешено, ни секундой раньше и ни секундой позже — и только тогда, когда сам человек готов к этому.
И, если Абель и хотела что-то сказать, все это кануло в реку Забвения в ту секунду, когда вновь полился мягкий и обволакивающий голос ведьмы.
— И вот однажды, в тот год, когда Марианна вступила в нежный возраст восемнадцати лет, произошло событие, навсегда переменившее ее жизнь — в лучшую ли или худшую сторону, судить Вам. Дело в том, что недавно скончались король и королева, столь нежно любившие друг друга и столь возлюбленные своим народом — говорят, они и скончались в один день. На престол взошел их сын, юноша, надо признать, довольно легкомысленный, охоту с развлечениями всегда предпочитающий любым государственным делам. Практически сразу после восшествия на престол молодой король, которого, кстати, звали Эдуард, пустился в путешествие по стране, прихватив с собой почти что весь двор. Простой народ, да и лорды, радушно привечали его: добрая память о его родителях навеки укоренилась в их сердцах и все надеялись, что он станет таким же мудрым, сильным и справедливым. Великим королем. Кроме того, в обаянии и харизме этому юноше отказать никак нельзя было… Да и везде, где он останавливался, раздавалась музыка, пение и пляски, представления и маскарады — что, разумеется, тоже не могло не понравиться люду…
Итак, в одну из недель король пожелал остановиться в имении старого графа, отца нашей Марианны, — и по этому случаю был организован шумный праздник, а вернее, бал, самый настоящий бал-маскарад.
— И там он встретил Марианну? — выпалила Абель.
Едва заметная усмешка заплясала на тонких устах женщины.
— Вы весьма проницательны, Ваше Величество… но подождите. Не ускоряйте и без того заранее известные события… — Она помолчала немного, а затем продолжила: – Да, он встретил на том маскараде Марианну, прекрасную деву в платье цвета снега и жемчуга и золотой маске, почти полностью скрывающей ее лицо и удивительно шедшей к густым локонам цвета солнца и счастья. И, несомненно, она поразила его сердце, — лесная гостья вновь примолкла, прикрыв на миг глаза и заставив юную королеву едва ли не ерзать в кресле от удивления (весьма не по-королевски). — Нет, я не могу сказать, что Эдуард воспылал к ней любовью — скорее уж, пламенной страстью. Он протанцевал с девушкой весь вечер, заставив других дам кусать от возмущения локти едва ли не в буквальном смысле. Но что им оставалось делать? Лишь издали испепелять более удачную соперницу взглядом, полным ненависти. И, если бы взглядом можно было убить, Марианна лежала бы уже мертвая у ног короля… Но, к счастью, этого совершить нельзя… — Ведьма странно, крайне странно улыбнулась, будто бы говоря: «Им нельзя…» — Ну а после бала, когда начался пир, Эдуард отвел девушку в сторону. Он говорил о своей любви к ней, о пожаре, пылающем в его груди и плавящем изнутри, говорил о том, что у нее будет все, что она только пожелает и о чем другие могут только мечтать, если согласится вступить с ним в связь… Клялся, что она и отец ее будут до самой смерти купаться в золоте и что он даже готов попрать все законы, мыслимые и немыслимые, и взять ее в жены… А, надо добавить, перед самым маскарадом отец наставлял девушку, чтобы она соглашалась, соглашалась на все, упирая на то, что этим она обеспечит себе безбедную жизнь до самой смерти… себе и ему…
— И что?.. Марианна согласилась? — не утерпев, воскликнула Абель, едва ли не хлопнув в ладоши и не спуская с бесстрастного лица ведьмы пытливого взгляда ярко-голубых глаз. Она видела, видела все: и старого жадного графа, и прелестную юную девушку, и жизнерадостного и жизнелюбивого, однако падкого на красоту и веселье короля… И картинка эта в голове требовала немедленного разрешения.
