– Что надо? – Спросил кузнец.

– Закончил работу? – В свою очередь вопросом на вопрос ответил Родгар.

– Какую?

– Над клинком.

– Тебе то, что?

– Значит, не закончил, это хорошо, вовремя мы успели. И где он?

– Ты-то кто таков и какое тебе дело до моей работы? – Возмутился Горазд.

– Дело то, что это мой клинок, и коль ты не успел никаких глупостей наделать, то я тебе сейчас подскажу, как сделать так, чтобы и ты и твоя деревня жили дальше. Ты сделаешь всё, и мы тихо уйдём, забрав только лишь клинок. Не сделаешь… – Он продолжать не стал, только пожал плечами, а в его глазах мелькнул зловещий огонёк.

– И что ты предлагаешь мне сделать?

– Нанести вот этот узор на клинок, – Родгар достал из-за пазухи свиток и, развернув, протянул Горазду, – потом как положено его закалить и отдать мне.

Кузнец взял в руки кусок тонко выделанной кожи с нанесённым на неё орнаментом, начал рассматривать. Рисунок в точности повторял, тот, что он нанёс на вторую сторону клинка, да только вот непонятные буквы были другими, а ещё он повторял тот рисунок, который он уже начал наносить на другую сторону, но и здесь буквы были другими. Это не понравилось Горазду. Ведь тот орнамент, что он наносит на клинок, не он придумал, он его просто видит, а значит это воля того, Белого, или может воля Богов. А вот этот, который принёс человек, пробравшийся в деревню тайно, среди ночи, да ещё и очень похожий на разбойника, этот рисунок, понимал Горазд, никак нельзя наносить на клинок.

– Нет, ответил Горазд, я этого наносить не стану.

– Как знаешь, – ответил Родгар, – Как знаешь, твоё решение, это твоё решение. Я тебе предложил, ты отказался, а я не привык упрашивать, не ты так кто-нибудь другой это сделает.

Он оттолкнул кузнеца, шагнул к горну, выхватил оттуда раскалившийся меч, и резко развернувшись, так, что даже сбил лежавший возле наковальни инструмент, вонзил клинок в тело кузнеца. Горазд не ожидал такого, он охнул, его глаза округлились, кузня наполнилась едким запахом жжёного мяса, клинок охлаждался, но не в воде, как положено, а в крови сделавшего его кузнеца.

– Вот и закалили, – пробурчал себе под нос Родгар, – а остальное доделает кто-нибудь другой, это не последний кузнец на свете.

Ядрей, спавший, позади горна, проснулся от тишины, до сих пор слышалось мелодичное постукивание, дед Горазд трудился над гравировкой, а сейчас всё затихло. Он приподнялся на лавке, повеяло холодом.

«Наверное, Горазд пошёл воздухом подышать, – подумал парень. Но двери с тихом скрипом закрылись, и в помещении послышался тихий, не разборчивый разговор. – Интересно, кто это к деду пришёл среди ночи?»

Сон совсем пропал, Ядрей поднялся и тихонько выглянул из-за горна, картина представившаяся парню, повергла его сначала в ужас, а потом волна необычайной ярости захлестнула парня, он вскочил, выхватывая свой кинжал, бросился на незваного гостя, тот не успел среагировать, и удар кинжала пришёлся как в бок, сзади и немного снизу. Спасло Родгара только то, что силу удара парень не рассчитал, и клинок остановился, увязнув в кольцах кольчуги, только лишь слегка оцарапав тело.

Это была совсем маленькая царапина, она не могла причинить вреда такому большому и сильному человеку, каким был Родгар. Но этой царапины оказалось достаточно для того, чтобы клинок вкусил крови, попробовал её солоноватый привкус и опьянел. Точно так, как было высечено на его лезвии. Этого оказалось даже больше чем достаточно. Потому, что он только лизнул, только пригубил этот пьянящий напиток, и жажда его стала мучить ещё сильнее. А ещё он навсегда связал себя с тем, кто впервые дал ему попробовать этот дурманящий напиток. И теперь он никогда не напьётся и никогда не забудет своего благодетеля, он будет с ним всегда и везде, как бы ни старались их разлучить, и будет просить, нет требовать удовлетворить его жажду, дать напиться вдоволь.

Родгар вывернулся, схватив парня за шиворот, второй рукой вырвал оружие у него из рук.

– Ты кто таков? – Ядрей только рычал, его глаза были наполнены ненавистью, – а, можешь не отвечать, ты его ученик. Вот ты и доделаешь работу, которую не захотел доделывать этот безумный старик.

Сказав это, Родгар бросил парня на пол, достал из кармана несколько кожаных ремешков, связал ему руки и ноги, после чего выволок на улицу и закинул на коня, впереди седла. Потом вернулся в кузню, выгреб лопатой из горна горящий уголь и бросил на крышу, расчистив её от снега. Крыша тут же начала разгораться, а заметившие это воины Родгара бросились в спящие дома, грабить и убивать.

До самого утра не смолкали в деревне крики ужаса, и стоны, уже пылали все хижины, воины сгоняли на окраину леса скот, нагруженные, награбленным добром повозки и взятых в плен молодых парней с девчатами. Стариков убивали на месте, женщин в возрасте насиловали и потом тоже убивали, а малых детей, просто бросали в огонь пылающих хижин. Родгар сидел на своём коне и безучастно наблюдал за происходящим. Он взял в этой деревне всё, что ему было нужно, и даже немного больше, теперь судьба деревни его не волновала.

Наблюдал за происходящим и Ядрей. Его глаза заливали слёзы, он видел, как гибнут его родные, как мучаются его младшие сёстры и братья, как издеваются над стариками и насилуют женщин, как кидают в огонь пылающих хижин малых детей. Слёзы ручьём вытекали прямо из его сердца, а вместо них оно наполнялось ненавистью и жаждой мщения.

С рассветом грабёж и убийства закончились, закончились и слёзы у Ядрея. В сердце поселилась пустота. Он больше не мог плакать, но он точно знал, что теперь он может убивать. Убивать всех тех, кто уничтожил его род.

Путь по лесу был долгий, да ещё и с поклажей за плечами, так, что пока четвёрка добралась до места, уже наступали сумерки. Макар, как и в прошлый раз на поляну не пошёл, остановился ровно перед болотами, сложил свою ношу на землю и развернулся идти назад.

– Макар, может, всё-таки поможешь добраться до места? – Остановил его Семён.

– Нет, там мерин остался, лес кругом, может зверь на него выйти, задрать. Что я тогда без коня делать буду? Вот до сих пор проводил и будет. Ровно через неделю, коль не явитесь обратно, сюда принесу хлеб.

– Ну, как знаешь, спасибо тебе и на этом.

Парни отправились дальше, а Макар вернулся в деревню. Лагерь они разбили быстро ещё до полного наступления темноты, соорудили на скорую руку ужин и легли спать. Сон у всех четверых был тяжёлый, им снились кошмары. Парни часто просыпались то от того, что привиделось во сне, то от испуганного крика соседа по палатке. Спокойнее всех эту ночь перенёс Смён, он уже ночевал в этом месте и в тот раз ему тоже снились эти сны. Жестокие и страшные, но в отличие от других сны как-то были связаны именно с ним. Он видел себя, то совсем маленького, то подростком, а то уже взрослым, зрелым мужчиной. Если детство он мог как-то связать с собой, то вот что касается взрослого возраста, так он просто ещё не дожил до тех лет, в которых являлся сам к себе во сне.