Долго, даже чересчур долго у нас был один-единственный сервер, хотя мы оба прекрасно понимали, что это надо скрывать. Надо создавать впечатление, будто у нас широкая инфраструктура. Когда наш компьютер отказывал, это воспринималось как вражеская атака или цензура, но правда была проста и неказиста: технические проблемы. Возможно, виной тому непрофессионализм, и уж точно – небрежность. Если бы вражеская сторона тогда знала, что ей противостоят два невероятно болтливых молодых человека с единственным древним компьютером, возможно, у них был бы шанс помешать расцвету WL. Или как минимум серьезно осложнить нам жизнь.
В 2009 году, когда последний раз вместе были на берлинском конгрессе «Хаоса», мы с Джулианом слушали там доклад о новой программе литературного анализа. Нам рассказывали, насколько легко определяется один автор различных текстов. Авторская уникальность заложена не только в почерке, но и в повторяющихся стилистических элементах и словах, в типовых грамматических конструкциях.
Я пнул ногой Джулиана. Мы переглянулись и громко расхохотались. Если бы кто-нибудь прогнал через такую программу наши тексты, он сразу бы понял, что за многочисленными сообщениями для прессы, анализами документов и за всей перепиской скрываются одни и те же люди, но под разными масками.
Также и количество наших добровольных помощниках было, мягко говоря, очень сильно преувеличено. Мы с самого начала заявляли, будто нас поддерживают тысячи добровольцев и сотни активных помощников. Нельзя сказать, что мы откровенно лгали, потому что мы имели в виду всех подписчиков нашей рассылки. В принципе, эти люди действительно однажды вышли на связь и заявили, что готовы поддерживать проект. Другое дело, что это были лишь имена, безо всякой активности.
В первые месяцы в WikiLeaks я этого еще не понимал. Порой мне казалось странным, что я редко встречаюсь с кем-то, кроме Джулиана, что почти не упоминаются другие люди, которые работали бы над теми же заданиями, что и мы двое. Вдобавок авторы прочих имейлов пользовались в WL тем же аккаунтом, что и Джулиан. Когда я осознал, как же мало людей на самом деле вовлечено в проект, то еще острее почувствовал свою незаменимость. Меня вдохновляла мысль, что малыми силами мы способны так много сделать.
В результате разоблачения «Юлиуса Бэра» мы столкнулись с Ральфом Шнайдером[1]. Шнайдер* был немецким архитектором, который – согласно нашей дополнительной информации – укрывался от налогов. После публикации этот Шнайдер* написал нам, что он, конечно, не прочь бы обладать несколькими миллионами и вложить их в швейцарский банк, но, очевидно, мы его с кем-то перепутали. Я испугался.
Данные о нем поступили от нашего источника. Человек, подкинувший нам документы, сам собрал информацию о некоторых клиентах и добавил ее к банковским бумагам, чтобы помочь нам во всем разобраться. Но именно с этим именем он ошибся. Он спутал немецкого архитектора Ральфа Шнайдера* с настоящим злоумышленником, носившим почти те же имя и фамилию. Это был его швейцарский коллега Рольф Шнайдер*. Раз уж мы опубликовали все документы, поступившие от нашего информатора, то должны были держать ответ и за его ошибки. Поначалу мы написали на сайте: «Согласно трем независимым источникам (не учитывая „Юлиуса Бэра“), данный документ, описание и некоторые комментарии – ошибочные или фальсифицированные. WikiLeaks проводит проверку».
Три независимых источника? Звучало неплохо. Но к сожалению, это была выдумка.
Почему же мы не стерли сразу это имя, ведь публикация доставляла неприятности невиновному человеку? А потому, что люди часто, находя свое имя на нашем сайте в негативном контексте, просили нас как можно скорее его убрать. Мы хотели вначале проверить информацию, а потом исправлять.
Возмущение Шнайдера* легко понять. Когда его клиенты искали в Гугле «архитектор Ральф Шнайдер*», то на первой же странице видели ссылку, где его имя было связано с финансовым мошенничеством. Он мог доказать, что наша информация неверна. Он написал: «Я не являюсь и никогда не был клиентом банка „Юлиус Бэр“. У меня нет дома на Майорке, нет счета на Каймановых островах, и я не живу за границей. Я уже поручил моему адвокату направить заявление в прокуратуру города <…> по факту клеветы».
Вообще-то мы не хотели ничего менять в оригинальных документах, ограничивались пояснениями. Но когда через год Шнайдер* вновь написал, потому что запросы о нем в Гугле по-прежнему вели к нам на сайт, я позаботился об обновлении страниц в архиве поисковика.
Подозрения против Шнайдера* были необоснованны. Но насколько я знаю, это был единственный случай в истории WL. Я сочувствовал этому человеку. Но что касается остальных жалоб, угроз и просьб, все это были лишь попытки скрыть собственные грязные дела. Люди вводили свое имя в строку поиска и находили ссылку на WikiLeaks. Тогда они писали нам возбужденные письма. Не брезговали ничем – ни угрозами, ни мольбами, ни даже попытками подкупа. Эти люди нас забавляли.
Например, мы опубликовали исковое заявление Рудольфа Эльмера. До 2003 года Эльмер был исполнительным директором банка на Каймановых островах, а в 2008 году подал жалобу в Европейский суд по правам человека на многочисленные нарушения Конвенции о защите прав человека. Многие считают, что именно Эльмер был нашим информатором в деле «Юлиуса Бэра». Как бы то ни было, потеряв работу в банке, он превратился в яростного борца против швейцарского закона о банках. Где-то в этой жалобе мельком упоминается, что в банке «Юлиус Бэр» консультировался Джон Рэйли*. Это известный инвестор, который на своем сайте с гордостью называет себя крупным спонсором социальных проектов и филантропом.
Через пару дней после публикации к нам обратился некий Ричард Коэн*. Его письмо начиналось панегириком WL, а после всех восторгов он признавался, что хочет пожертвовать нам деньги, но поскольку PayPal сейчас не работает, он решил организовать для нас отдельный фандрайзинг на Манхэттене. И дальше он вскользь замечал: дескать, когда-то «случайно» искал в WL сведения о своем инвесторе, и что бы вы думали, да, совершенно невероятно, но Джон Рэйли* мелькнул у нас на сайте в связи с этими ужасными налоговыми махинациями. Но при этом-то известно, что Рэйли* – выше всяких подозрений. Быть может, вкралась переводческая ошибка?
Его дружелюбный тон резко изменился, когда мы скупо ответили, что наши переводы в полнейшем порядке.
Он пригрозил нам списком адвокатов, судебных разбирательств и прочих мер, обещал уведомить антикоррупционную организацию «Трансперенси Интернешнл» и самого Господа Бога. Коэн* на целой странице расписывал, как мощный аппарат вскоре разорвет нас на кусочки, раздавит как муху и отряхнет с кончика своего сапога. Наш следующий ответ был еще короче: «Перестаньте тратить Ваше и наше время на этот идиотизм».
Признаюсь, иногда приятно представлять себе, как твой оппонент в ярости кусает подлокотник. Что поделать, меня в жизни тоже злили некоторые люди.
У нас развился хороший нюх на запросы, начинавшиеся похвалами. Все они заканчивались скверно.
На сайте мы публиковали все письма наших противников, все их славословия и проклятия. Едва мы им об этом сообщали, как их натиск быстро угасал.
Мы публиковали все, это даже не обсуждалось и отвечало нашему пониманию гласности и прозрачности. Как же иначе? А то нас обвинили бы в пристрастности. Мы публиковали все материалы, пусть они касались правых или левых, симпатичных людей или дураков. Мы отфильтровывали только совсем уж незначительные вещи. Безусловно, наши публикации временами заходили слишком далеко, ведь мы обнародовали и личные письма, затрагивающие жизнь непричастных третьих лиц.
К примеру, мы вывесили электронную переписку Дэвида Ирвинга, отрицателя холокоста. Этим мы косвенно сорвали его писательскую поездку по США. Когда предполагаемые места его выступлений стали широко известны, ни один из устроителей не захотел провоцировать массовые протесты противников Ирвинга. Помимо прочего, по имейлам было видно, что этот неоднозначный историк чудовищно груб в общении с собственной ассистенткой. Разумеется, это частное дело. Наверняка публикации были неприятны для самой сотрудницы. Кому хочется представать в образе жертвы? Но чтобы оставаться беспристрастными, мы должны были сделать прозрачность нашим твердым принципом.
