Роми остановилась, прислушиваясь. Да, шаги позади… Так и есть, ее преследуют.

После большого перерыва она не пошла на лекцию, так как заметила в коридоре Клазиния с Фоймусом. Самострел лежал в расшитом стеклярусом мешочке для косметики, висевшем на поясе, и Роми решила: сейчас. Терять ей нечего.

Убедившись, что враги обратили на нее внимание, она изобразила испуг и устремилась к лестнице. Вообще-то, с некоторых пор она действительно боялась их – до мерзкого озноба, до дрожи в коленях. Это приводило ее в бешенство, на глаза наворачивались злые слезы, однако избавиться от унизительного страха Роми не могла. Все-таки удалось им этого добиться… Ладно. Когда они умрут, ее страх тоже умрет.

Лавируя в толпе на лестнице, Роми оглядывалась, но не могла понять, идут они за ней или нет. Лишь на площадке седьмого этажа – последнего из обитаемых – увидела их позади и бегом поднялась на девятый.

Сердце колотилось отчаянно и неритмично, из-за чего у нее порой перехватывало дыхание. Начальное ускорение оловянному шарику придает амулет, вставленный в корпус самострела, он же почти полностью гасит отдачу. Почти. Лучше держать оружие двумя руками.

Галерея плавно завернула вправо, и Роми очутилась в зале. Раньше это был читальный зал: вдоль стен стояло несколько ветхих стеллажей для книг, сильно попорченных личинками древоеда – видимо, из-за этого их тут и бросили. Другой мебели не было. Потолок вместо колонн подпирали аллегорические фигуры наук, вырезанные из светло-серого пористого камня. На полу лежал слой пыли, и в воздухе, в солнечных столбах, плавала пыль – Роми с трудом удержалась, чтобы не чихнуть.

Шаги приближались. Она достала из мешочка самострел, подняла двумя руками, целясь в пустой дверной проем. Пальцы вдруг стали неловкими, непослушными, и вдобавок усилился проклятый озноб. А попасть надо с первого раза, иначе она просто не успеет перезарядить!

Судя по звуку, по галерее шел один человек. Значит, Клазиний и Фоймус ищут ее порознь.

Роми дрожала все сильнее. Нельзя ей сейчас, ни в коем случае нельзя поддаваться панике… «Если я не убью – убьют меня». Она подумала о Клодии Перлоне, однокурснике, располосовавшем себе вены. Вспомнила, как два раба-уборщика, суетясь и охая, вытаскивали его из умывальной в коридор. Одежда у всех троих была заляпана кровью, на пол капала кровь. А безжизненно свисавшие руки Перлона, с закатанными до локтей рукавами, выглядели пострашней, чем ее обожженная рука.

Один из рабов побежал за целителем. Клодий лежал у стены, его круглое пухлое лицо с приоткрытым ртом заливала мертвенная бледность, но веки подрагивали. Потом его унесли на носилках. На полу остались темные сгустки. Потом пришли рабы с ведрами и тряпками, и спустя четверть часа не осталось ничего.

– За Клодия, – прошептала Роми, вновь поднимая самострел. – И за меня. И за Сибрелу. И за всех остальных!

В проеме появился Клазиний. Он был довольно красивым парнем, нравился девушкам, хотя Роми находила его отвратительным. Вот он заметил ее, и на его лице расцвела делано слащавая улыбка.

– Ой-ой-ой, какие мы храбрые! – Он медленно пошел ей навстречу. – Ну вообще, ну такого я еще не видел… Расскажи кому – не поверят! Да ты же не сможешь выстрелить! Ну-у, как ты меня испугала…

Дрожь почти исчезла. Роми молча, сосредоточенно целилась. Надо попасть с первого раза.

– Во номер, ты меня позабавила! Ты не смо…

Его отбросило назад. Самострел в руках дернулся. Оцепенев, Роми смотрела на неподвижное тело. Лицо Клазиния, еще несколько секунд назад такое самоуверенное, розовое, наглое, превратилось в кровавую маску с неразличимыми чертами.

– За всех… – прошептала Роми.

Сдвинув запирающий рычажок, откинула крышечку на корпусе самострела – металл нагрелся, стал почти горячим, – достала из мешочка оловянный шарик, втолкнула в отверстие.

Шаги. Это Фоймус. А может, кто-то другой?.. Роми отступила за ближайшую статую: стрелять в случайных свидетелей она не собиралась.

Все-таки Фоймус. Невысокий, расплывшийся, с хитровато-добродушной физиономией – впрочем, порой эта маска исчезала, уступая место другому выражению: глумливому, ехидно-жестокому.

Увидав тело приятеля, он издал удивленный возглас и шагнул было вперед, но остановился:

– Варий! Варий, ты чего?..

Роми выступила на открытое место. Она держала его на прицеле.

– Ты… – Поглядев на нее, на труп, снова на нее, Фоймус вдруг затрясся всем телом. Роми, ожидавшая, что он будет вести себя, как Клазиний, слегка растерялась. – Это ты?.. Убила?.. Нет-нет, убери это! Романа, опомнись! Мы же с тобой просто шутили… Ты что, добрых шуток не понимаешь?

Роми нажала на спусковой крючок. Фоймус на несколько шагов отлетел, ударился спиной о задрапированную в каменный плащ статую Алгебры и сполз на пол. В груди у него зияла кровавая дыра. Роми стиснула зубы: ей было нехорошо.

Везде тихо. Она обогнула трупы, не приближаясь к ним, вышла в галерею. Спохватившись, спрятала самострел в мешочек. Спуститься на седьмой этаж долго не решалась – вдруг заметят, наконец преодолела страх и сбежала вниз.

Поколебавшись, свернула в коридор седьмого этажа: теперь лучше по другой лестнице, которая находится в противоположном конце здания.

В галереях было пусто. Лекционное время. Попавшийся навстречу раб с коробкой вылепленных из глины макетов брел по своим делам, опустив глаза.

Вдруг ее внимание привлекли голоса старшекурсников, сидевших в оконной нише, то ли улизнувших, то ли изгнанных с лекции. Увлекшись беседой, те ее не замечали.

Ей показалось, что она уже слыхала эти голоса – когда ее били, накинув на голову мешок. Нахмурившись, Роми остановилась.

Сунула руку в мешочек на поясе. Замерла.

Нет.

Этих парней она раньше не видела, и у нее не было уверенности, что они участвовали в нападении. Бывают ведь похожие голоса… Она не хотела убивать невиновных.

Так и не вытащив оружие, она крадучись прошла мимо, спустилась на четвертый этаж, добежала до туалетной комнаты и там упала на низкую деревянную скамью у стены. Ее опять начало знобить.

– Вам плохо?

Она вздрогнула. Вопрос задала пожилая рабыня в мешковатой застиранной тунике, бесшумно выплывшая из подсобки.

– Да. Плохо. Из-за этого я не смогла пойти на лекцию, – запинаясь, ответила Роми. – У меня месячные.

Последнее было правдой.

– Вам нужна теплая вода? – деловито спросила рабыня.

Роми помотала головой.

– Проводить вас к целителю?

– Нет. Спасибо. Я просто посижу здесь.

Женщина ушла. Пустая комната, облицованная зеленой глазурованной плиткой, действовала на Роми успокаивающе. Хорошо, что рабыня ее видела: алиби. Она дождется окончания лекции и потом, вместе со всеми, пойдет в жилой корпус.

Титус коротал время, гуляя по проспектам и бульварам Верхнего Города. Солнце перемещалось по сиреневому небосводу медленно и неохотно, словно старалось оттянуть его окончательную разлуку с Роми. Проголодавшись, он зашел в кафе. Взял пинту виноградного вина, запеченные в тесте мясные деликатесы и на десерт горячий шоколад. Кафе оказалось очень дорогим. Афарий слегка оторопел, когда увидел счет, начертанный каллиграфическим почерком на веленевой бумаге, однако сумел сохранить невозмутимый вид, расплачиваясь за ужин золотом Эрмоары.

И вновь пошел гулять, безучастно разглядывая нарядные паланкины, позолоченные капители колонн, украшенные драгоценными камнями скульптуры в нишах. Давным-давно, в детстве, Верхний Город представлялся ему недосягаемой обителью полубогов – теперь же Титус привык к его роскоши и ничему не удивлялся.

В голове теснились грустные, сумбурные мысли. Он не мог не думать о Роми! В который раз он повторял самому себе, что его влечет всего лишь ее внешняя оболочка, – тонкие черты лица, изящное строение тела – а душа, напротив, отталкивает, но это не помогало. Возможно, после близости с ней влюбленность сошла бы на нет… Но есть еще старая стерва Эрмоара. Конечно, пожилая дама не сможет завязать его узлом, не говоря уж о том, чтобы выполнить остальную часть своей угрозы, однако устроить и ему лично, и Ордену массу неприятностей – это более чем в ее силах. Лучше не связываться.