Он нервничал, держал наготове меч, вздрагивал от шорохов. Дважды сворачивал не туда, но вовремя замечал отсутствие меловых крестиков и возвращался назад.

Увидав за очередным поворотом костер, Лаймо ощутил несказанное облегчение – и гордость: благодаря собственной смекалке он не заблудился! На Арса и Роми это произведет впечатление… Арса и Роми около костра не было. У огня сидел Паселей, время от времени подсыпая что-то из мешочка в булькающий котелок, в стороне лежал маг, до подбородка укрытый одеялами, хотя вечер был теплый.

– Где они? – остановившись перед стариком, прошептал Лаймо.

– Не знаю. Видишь, болеет он. Аж с тремя магами зараз схватился, по-своему, по-чародейному… Они на него насели, и еще с ними были воины, а тут Шертон откуда ни возьмись выскочил, отвлек их. Он тогда напустил волшебного тумана, и мы ушли. Шертон с девочкой до сих пор не вернулись, боюсь, в беду попали… Бирвот сказал, раньше чем через два дня силы к нему не вернутся – больно крепко ему от тех магов досталось. Я вот варю ему зелье для укрепления, как он велел. – Отложив мешочек, Паселей взял деревянную коробочку и сыпанул оттуда в котелок другого порошка. – А Нэрренират где? Она-то все может! Ежели чего, мигом их выручит.

– Золотой пыльцы наглоталась. – Лаймо устало опустился на землю.

– Что? – приоткрыв глаза, пробормотал маг.

– Она съела торговца, – обрадовавшись, что он в сознании, торопливо объяснил Лаймо. – Наверно, у него в желудке тоже был мешочек с золотой пыльцой, как у того, на дороге. Сейчас она лежит в гроте и грезит. Зрачки громадные… Господин Бирвот, она от этого не умрет?

– Она способна разговаривать? – Голос мага звучал тихо, как шелест травы.

– Да.

– Судороги, странные подергивания тела – что-нибудь такое было?

– Нет.

– Не умрет. Но очнется не скоро. Золотая пыльца действует долго, дня два-три… У меня нет сил говорить. Завтра.

Он погрузился в забытье. Паселей, озабоченно морща лоб, размешивал бурлящее варево, звякая ложкой о стенки котелка.

«Что же я-то теперь должен делать?» – зябко обхватив руками плечи, задался вопросом Лаймо.

Дверь за Раквуром, князем Чадны, закрылась. Толстая дверь из темной подгнившей древесины, скрепленная поперечными железными лентами, тронутыми ржавчиной.

Шертон остался в камере один. Под потолком медленно меркло окошко, забранное решеткой. Иногда там мелькали чьи-то ноги. Снаружи доносились голоса, птичий щебет, хнычущее верещание зильдов, пряный запах какого-то кушанья. Шертон уселся на пол, закинул руки за голову.

Оружие и амулеты у него забрали, одежду, ботинки и кошелек не тронули. По этому признаку он понял, что его рассчитывают завербовать. Если он проявит несговорчивость – убьют или продадут в рабство, тогда и остальное его имущество перекочует в карман победителя.

Разговор с пиратским князем подтвердил догадку. Отвечая на вопросы, Шертон сообщил, что он наемник, полгода назад его нанял для охраны маг из стороны холода. Нет, ему неведомо, куда маг направляется, мало ли какие дела у этих чернокнижников. Главное, не скупой, щедро платит. Девушка? С ней лучше поосторожней, ибо она посвящена жестокой и могущественной богине. Князь видел Знак у нее на левой руке? Если ее обидеть, случится беда.

Ему предложили принести клятву верности Раквуру и стать пиратом. Шертон обещал подумать. Властители вроде Раквура любят подстраховаться, и все эти клятвы верности – они, как правило, с подвохом. Произносятся они в присутствии мага, который тут же накладывает на тебя заклятье: если отступишь от своего слова, либо колдовская хворь тебя одолеет, либо на ровном месте поскользнешься и сломаешь шею. Ну, и другие варианты. Такое заклятье тоже можно снять – при условии, что успеешь избавиться от него раньше, чем оно сработает. То еще удовольствие.

Раквур согласился с тем, что его гость должен день-другой подумать. Отсюда Шертон сделал вывод, что троица чаднийских магов еще не оправилась в полной мере после ментальной схватки с Бирвотом и тех ранений, которые он сам нанес им в рукопашной драке.

Захватили его с помощью колдовства. Пока он разбирался с мечниками (среди них попалось два бойца высшей пробы), кто-то из магов ударил в него заклятьем. Он до сих пор ощущал покалывание в мышцах и ломоту в спине, во время беседы с князем ему несколько раз приходилось делать усилие, чтобы не скривиться от боли.

Мучило его не это. Роми. Проигнорировав приказ, она полезла в драку и за компанию с ним оказалась в плену. К рискованным ситуациям Шертон давно уже привык, но раньше он попадал в неприятности в одиночку, а теперь ему есть кого терять.

«Пошлятина…» – сквозь зубы пробормотала Роми.

Ее заперли в просторной полутемной комнате, задрапированной коврами. Оранжево-шоколадно-красные мелафские ковры с коротким ворсом закрывали пол, стены, потолок, снизу доверху окутывали круглые толстые колонны. Ни одной пяди оголенного пространства. Даже дверь была обита ковровой тканью, из-за этого Роми не сразу определила ее местоположение. На полу лежали бархатные подушки, вдоль стен стояла низкая резная мебель.

Окно тут было только одно, квадратное, три фута в поперечнике, перекрытое мелкоячеистой деревянной решеткой. Вначале Роми решила, что без труда расшатает ее и выломает, но решетка оказалась прочная – каменно твердое полированное дерево. Выходило окно в галерею, которая протянулась прямо по крыше смежной постройки. За плоскостью крыши виднелся кусок внутреннего двора. Дальше поднималась крапчато-серая стена соседнего здания, с такими же квадратными зарешеченными окошками.

Роми потрогала шишку возле виска. С тех пор как она очнулась, у нее постоянно болела голова, но еще хуже было сознание проигрыша. Стоило вовремя вспомнить наставления Арса и драться, не заботясь о том, красивы или нет используемые приемы! Сейчас ее переполняла досада на себя и тревога за Арса.

Чаднийскому князю Раквуру, который самолично явился допросить ее, Роми сказала, что о Шертоне мало что знает, они едва знакомы, сама же держит путь в сторону зноя, где ее должны принести в жертву богине, и в качестве доказательства продемонстрировала Знак на руке. Раквур послал за чародейкой, суровой костистой женщиной с распухшей скулой и покрасневшими глазами. Видимо, чародейке досталось в схватке с Бирвотом и Арсом, она еле переставляла ноги, держась за стенку, и на всех, даже на своего повелителя, поглядывала с ненавистью.

Повинуясь Раквуру, она больно стиснула шершавыми пальцами запястье девушки и долго всматривалась в Знак. Ее жесткие, черные с проседью космы неприятно щекотали кожу Роми. Наконец она буркнула:

– Не знаю, что это, князь. Не татуировка. Знакомой мне магии я в этом Знаке не чую, но есть тут нечто непонятное, потустороннее… Оно совсем слабое и не сулит нам беды. Сомневаюсь, что это Знак какой-то там богини, девка водит тебя за нос. Мне надо отдохнуть, князь.

– Иди, – разрешил Раквур.

Неприязненно сверкнув глазами на Роми, чародейка ушла.

– Ты мне соврала, – с угрозой отметил князь. – Ни одна девка не может заморочить мне голову!

Он схватил ее за плечи и притянул к себе. Роми скривилась от отвращения. Князю Чадны это не понравилось, он ударил ее по лицу – так, что она отлетела, врезавшись в колонну.

– Ты будешь так на меня смотреть?!

«Лучше получить по зубам, чем целоваться с тобой», – подумала Роми. Вслух она не сказала ничего. Раквур, в первый момент производивший впечатление прилизанного театрального красавца, обладал внушительной мускулатурой, и она понимала, что не одолеет его в драке.

– Я не люблю, когда на меня смотрят с такой рожей! Запомни, не люблю! – крикнул он, брызгая слюной. – Или ты будешь со мной ласкова, или я отдам тебя своим парням!

Тут дверь распахнулась, в комнату ворвалась полная черноволосая девушка в съехавшей набекрень алмазной диадеме. Ее платье сплошной звякающей чешуей покрывали золотые подвески.