Он замолчал. Из динамиков терминала доносился еле слышный плеск волн, омывающих бока ихлетаков.

– Это прошлое, – Тина повернулась к Полю. – Теперь и ты другой, и набережную за это время могли реконструировать до неузнаваемости.

– В Элакуанкосе редко что-нибудь меняют, особенно в старых кварталах. Она где-то есть – знаешь, как иголка в ковре, на которую можно случайно наступить.

Из-за истории с домбергом баллов Саймон потерял немерено, однако в этот раз начальство вспомнило о том, что он не оперативник, а идеологический работник, и после коротенького восстановительного курса Кирч, Зойг, Сабрина и Роберт отправились драить седьмой отсек, а кое-кто – в творческую командировку в Нариньон! Как говаривал покойный шеф (тьфу, мерзкое отродье, убитое другим таким же мерзким отродьем), каждому свое.

В третьеразрядном отеле Саймон чувствовал себя как в раю. Словно ему пришлось жить среди насекомых, подчиняться их непонятным законам, притворяться такой же полезной для роя особью, как все остальные, а теперь он из темных извилистых нор выполз на свет, где люди распоряжаются собой как хотят, где есть настоящий кофе и бисквиты, и еще много всякого, что у насекомых не поощряется.

В медотсеке «Гиппогрифа» Саймону повезло разжиться упаковкой плунгала, та сама в руки попросилась, и теперь ему было хорошо. Укрывшись, как за баррикадой, за столиком в углу, он с критической усмешкой оглядывал зал гостиничного ресторана. Отдельные экземпляры внушали опасения: тучный бритоголовый шиайтианин с закрученными, как бараньи рога, хромированными церебропротезами или киборгесса в грязновато-белом манто, под которым угадывались дополнительные искусственные конечности, но в большинстве публика подобралась выносимая, низы среднего класса.

Сколько Саймон повидал таких вот недорогих, не слишком чистых отелей и ресторанов – не перечесть. Как будто время сместилось, и он снова преуспевающий эксцессер, и «Перископ» никуда не делся… Он понимал, что это иллюзия, но изо всех сил за нее цеплялся: может, если поверить до конца, он перескочит отсюда в параллельную реальность, где нет ни Тины Хэдис, ни Лиргисо, ни «Конторы Игрек» и мириады случайностей сложились в иную мозаику?

Подошла официантка в поношенном серебристом трико, белом переднике и чепце с оборками. Исторические мотивы: считалось, что Рубикон хранит верность культурным традициям земного Средневековья.

– Салат из зелени, – заказал Саймон. – И супчик, только чтоб никакие мясные какашки там не плавали.

Тонкое жесткое лицо киборгессы в манто брезгливо скривилось, у этих тварей слух нечеловечески острый.

– Я вегетарианец, – Саймон повысил голос. – Трупов млекопитающих не ем! Еще кофе, чтоб натуральный, не гадость, и пирожных, какие у вас там получше. И стакан минералки для желудка. Ну, все, давай!

Официантка невозмутимо удалилась, а он развернул скрипучее вихляющееся кресло так, чтобы видеть телеэкран. Там королевский чиновник в официальном парике с локонами разорялся насчет того, что сырье на Рубиконе воруют все кому не лень, недавний инцидент в Стылом океане это подтверждает, пора положить конец безобразию, захлопнуть дверь перед носом у любителей легкой наживы. Королевские Вооруженные Силы нашли и подняли со дна выброшенные Лиргисо контейнеры с дерифлом – тридцать с лишним тонн ценнейшего сырья на сумму около шести миллиардов галактических кредитов, и эта цифра иллюстрирует, какой ущерб наносят экономике Рубикона обнаглевшие расхитители природных богатств.

Саймон ухмыльнулся: стало быть, дерифл не достался ни Лиргисо, ни «Конторе», приятная новость… Небось та группа, которую Маршал посылал за контейнерами, пополнит ряды горемычных уборщиков седьмого отсека!

Чиновника сменил журналист, который начал рассказывать о вчерашнем визите Лиргисо на банкет участников Королевского фестиваля. Об этом Саймон уже знал. Странный визит. Лиргисо объявился там, когда его никто не ждал. В вечернем костюме, но рубашка была неприлично расстегнута, и нарисованная на лице черно-синяя полумаска производила жутковатое впечатление. Это установленные в зале видеокамеры успели заснять, а потом он одним махом вывел из строя всю электронику и заодно пережег проводку, так что помещение погрузилось в полумрак – по счастью, там было несколько декоративных хемилюминесцентных светильников.

Утихомирив с помощью телекинеза охрану, Лиргисо разразился речью, изобилующей трудными для понимания метафорами и нападками на человеческую расу. Он говорил о том, что люди насквозь лживы и поверить на слово можно кому угодно, только не человеку; о преданных и поруганных чувствах, втоптанных в грязь, как облетевшие лепестки лярнийского луноцвета; о том, что, если общество его отвергает, ему больше нет дела до того, что о нем подумают, и тем хуже для общества; и снова о том, что люди бессердечны, трусливы, коварны, никогда не выполняют своих обещаний, другой такой подлой расы в Галактике не сыщешь.

Потом стал оскорблять гостей, да в таких иносказательных выражениях, что лишь по тону, полному издевки, можно было догадаться об их уничижительном смысле. Потом ему показалось, что один из представителей рубиконского королевского дома отпустил шепотом неуважительное замечание в его адрес. В лицо обидчику полетела тяжелая салатница со всем содержимым (разумеется, опять телекинез), и после этого Лиргисо исчез.

Некоторые из гостей утверждали, что он нетвердо стоял на ногах и временами пошатывался – возможно, кто-то из охраны успел его ранить, но на его речи это никак не отразилось, и пятен крови на полу не обнаружили.

Принцу Филиппу и получившим травмы охранникам была оказана медицинская помощь, а эксперты и психологи теперь гадают, как все это понимать. Привлеченные для консультаций лярнийцы ничего определенного сказать не смогли (или, может, не захотели), только один из сотрудников могндоэфрийского посольства объяснил, что узоры макияжа Лиргисо символизировали душевную рану, страдание и гнев, – и это все комментарии, каких удалось добиться от чертовых энбоно.

А Саймону Клиссу вменили в обязанность обратить это происшествие на пользу «Конторе» – пусть всем станет ясно, от каких напастей защищает Галактику «Подразделение Игрек». Ну, это мы в два счета, материал благодарный: залепил салатницей в физиономию особе королевских кровей – считай, нанес оскорбление всему Рубикону, и о человечестве говорил, как оголтелый расист, и электронику во дворце попортил (то же самое он может сделать где угодно); и еще стоит ввернуть, что «Контора Игрек» дерифл не ворует, а ее агенты оказались в районе месторождений только потому, что выслеживали там Лиргисо.

Клиссу удалось убедить начальство в том, что для создания обличительного опуса ему надо побывать в Нариньоне, потолкаться среди людей, подышать одним с ними воздухом – и вот он здесь. Командировочных выдали – кот наплакал, зато он вырвался с «Гиппогрифа» и может осуществить задуманное.

Официантка принесла обед. Саймон ел торопливо, поглядывая искоса на толстого шиайтианина с блестящими рогами-протезами. На желтокожего дьявола Хинара, пилота и подручного Лиргисо, этот инвалид не похож, а все равно неприятно, что он сидит так близко. Хинар тоже шиайтианин. Ублюдок. Разве можно мстить человеку за то, в чем он не виноват?

Девять лет назад Саймон Клисс чуть не свихнулся, мейцановое отравление – это не шутки. Хорошо, ученые как раз синтезировали новое лекарство, а то бы так и помер. Он ведь не ведал, что творил перед тем, как его арестовали. Он тогда угнал боевую машину, летал над курортными островами и стрелял во все, что двигалось, а Хинару в это время приспичило позагорать на пляже. Но Саймон ни в чем не виноват, он сейчас даже вспомнить тех событий не может и знает о них с чужих слов. Якобы из-за него Хинар попал в больницу с лучевыми ожогами и теперь якобы имеет право предъявить Саймону Клиссу счет. На самом деле эти разрозненные кусочки реальности – пляж с одуревшими от жары бездельниками, машина в небе, огонь из бортовых бластеров – случайно оказались рядом, и никто не докажет, что они между собой связаны, и на месте Саймона вполне мог быть кто-нибудь другой, кто угодно.