Миграция плавучих деревень уже началась, и по мыльному серому океану ползли на юг подгоняемые штормовым ветром острова – такое увидишь только на Рубиконе. До пролива Сойхо, который вел в безопасное Спящее море, пока еще никто не добрался. Возле входа в пролив прятался среди скал бот «Конторы Игрек», и трое патрульных, чтобы скоротать время, устроили тотализатор. Играли на плитки протеинового шоколада из личных пайков: и азарт есть, и начальство по шее не надает.

Командир группы Римма Кирч поставила на красно-бело-желтый домберг (так назывались эти громадины, не похожие ни на дома, ни на айсберги) – раз у его обитателей нашлись деньги на краску, то и с двигателями полный порядок. Саймон Клисс, сотрудник Отдела по связям с общественностью (в патруль он напросился добровольцем, у него были на то причины), выбрал тускло-бежевую глыбу, ощетинившуюся поломанными усами антенн. А стажер Роберт Кайски долго размышлял и наконец остановился на плавучей деревне, которая ничем не выделялась среди прочих.

Все шло к тому, что шоколадки достанутся Роберту, это раздражало и Римму, и Саймона. Стажер сознался, что сравнил ходовые качества домбергов и выбрал самый перспективный, это еще больше накалило обстановку: сам, что ли, не понимает, что не положено ему быть сообразительнее старших?

Кирч старалась не показывать недовольства, все-таки игра есть игра, но Саймон неплохо ее изучил: когда она вот так сопит и смотрит исподлобья, настроение у нее взрывоопасное. Крепко сбитая, коренастая, с неистребимым румянцем на широкоскулом курносом лице, она своими повадками напоминала деловитых и неприхотливых зверушек из одного детского мультсериала (было дело, Саймон этих мультиков до одури насмотрелся и с тех пор подумать о них не мог без содрогания). В «Конторе» Римма работала уже шесть лет и была на хорошем счету – в отличие от Клисса, который так и не стал здесь своим, словно у него на лбу написано, что он чужак, словно все вокруг чувствуют, что у него есть Тайна.

Саймон выглядел не сказать чтобы представительно: щуплый, несмотря на регулярное отбывание повинности в спортзале; темные волосы в углах лба и на макушке начинают редеть; узкие настороженные губы постоянно чуть искривлены в усмешке (Клисс считал, что она придает ему вид вальяжного интеллектуала), а бледно-голубые глаза то прячутся в прищуре, то, осмелев, блуждают по лицам и предметам – ищущий, беспокойный, ускользающий взгляд.

Саймон и Римма невзлюбили друг друга еще с тех пор, как Кирч назначили наставницей стажера Клисса. Их не примирило даже совместное штрафное отмывание седьмого отсека на «Гиппогрифе», грязного и запущенного, как внутренние полости рубиконских домбергов. Они возились там больше месяца, так ничего толком и не отмыли, потом Кирч понадобилась руководству для какой-то операции, Клисса затребовал начальник Отдела по связям с общественностью, и обоих амнистировали. А наказаны они были за то, что провалили ответственное задание – в послужном списке примерного оперативника Кирч это был первый провал, и нетрудно догадаться, кого Римма считала виновником неудачи! Также она не могла простить Саймону того, что больно скоро он избавился от роли «салаги»: раз – и стал пиарщиком, штатным интеллектуалом, и теперь уже не ты на него посматриваешь сверху вниз, а совсем наоборот… Но вслух она, понятно, об этом не говорила.

Сейчас их взаимная неприязнь упала почти до нулевой отметки: очень уж досадил обоим умник Роберт с его расчетами. Тот уже и сам не радовался своему выигрышу.

– Не понимаю, как эти штуковины не тонут, – пробормотал он нерешительно – молчание товарищей на него давило.

Кирч, с ногами забравшаяся в командирское кресло, презрительно и сосредоточенно смотрела на экраны, всем своим видом показывая, что болтовня стажера интересует ее в последнюю очередь. Зато Саймон отозвался – не потому, что пожалел Роберта, просто он кое-что знал о домбергах и мог блеснуть эрудицией, что и ожидается от специалиста по связям с общественностью.

– Еще как тонут, по три-четыре штуки за сезон. Это по официальным данным, на самом деле их больше гробится.

– Почему их строят такими неуклюжими?

– Да кто ж их строит? – Саймон издал ехидный смешок – реванш за уплывающую шоколадку. – Ага, их тут целая корпорация проектирует и выпускает, чтоб такие, как ты, гляделками хлопали!

Роберт смотрел непонимающе, и Клисс добавил:

– Это панцири здешних морских животных, приспособленные под жилье. Там селятся отбросы, которым некуда деваться, – и крыша над головой, и море прокормит. Правильнее называть их не плавучие деревни, а плавучие трущобы.

– Они сами виноваты, что так живут, – холодно и веско бросила Кирч.

Саймон про себя чертыхнулся: вот умеет же влезть в разговор, когда ее не спрашивают! Видно, решила напомнить, кто здесь командир… Он сам собирался это сказать, но, поскольку Римма его опередила, сказал другое:

– Когда я работал в «Перископе», у нас была практика для новичков – слетать на Рубикон и заснять тонущий домберг, типа учебная работа.

– А, ты же раньше был журналистом и снимал экстремальное кино…

– Темнота, не журналистом и даже не папарацци, – вздохнул Саймон, немного обескураженный невежеством Роберта. – Бери выше, я был эксцессером! Мы сами создавали эксцессы и снимали эксклюзивные документальные фильмы, а здесь у нас был даровой полигон.

– Вы их, что ли, специально топили?

– Вот же стажер… Их и топить не надо, они сами тонут. Высмотришь, какой готов, и туда, и снимаешь. Главное – вовремя оттуда смыться. Глянь-ка, твоя лошадка отстает!

Домберг Роберта замедлил ход, другие его обгоняли; впрочем, домберги Саймона и Риммы тоже еле ползли. Их было здесь не меньше трех десятков, и на каждом живет несколько сот человек, и это всего лишь передовой отряд той армады, которая скрывается за взбаламученным горизонтом, – все хотят добраться до Спящего моря до наступления сезона бурь, все отчаянно цепляются за свое никчемное существование. Ежегодное нашествие. Неудивительно, что рубиконские спасательные службы домбергами не занимаются: тонут – и пусть себе, естественная регуляция численности населения, как в животном мире.

– И зачем нас сюда послали? – Роберт окинул взглядом экраны (на одних было море с караваном плавучих деревень, на других – асфальтово-серые скалы и пролив Сойхо, на третьих – небо, похожее на скисшее молоко). – Здесь же нет ничего особенного.

Римма выразительно засопела (ох, как раздражала Саймона эта ее анималистическая привычка, но критиковать вслух манеры профессионального киллера – оно может выйти боком), а потом едко прошлась насчет «салаг», перед которыми командование забыло отчитаться. Клисс помалкивал. Роберт не знал, зачем в этой морской глухомани нужен патруль, и Кирч, скорее всего, тоже не знала, зато он был в курсе. Он знал много такого, чего ему знать не полагалось, и за одну эту осведомленность его могли расстрелять, не говоря уж о Тайне, но иначе он, прирожденный эксцессер, просто не мог, это сильнее его, это сродни одержимости.

Есть тут кое-что особенное. Дерифл. Вещество органического происхождения, жизненно важное для некоторых негуманоидных рас вроде кудонцев или синиссов, те готовы платить за него сумасшедшие деньжищи. Месторождения дерифла залегают под морским дном на абиссальных равнинах, обнаружить их можно двумя способами.

Первый – традиционный: бурить и брать пробы. По дну рубиконских океанов ползает энное количество глубоководных разведочных роботов, принадлежащих местным компаниям, изредка они что-нибудь находят.

Второй способ отдает мистикой, зато он куда продуктивней. Есть люди, которые видят всякую потустороннюю чертовщину, в «Конторе» таких называют «сканерами». Следствие мутации. Вообще-то, мутантов надо уничтожать, «Контора Игрек» именно этим и занимается, но «сканеры» – особая статья: их берут живыми, чтобы использовать в интересах дела, ведь они способны разглядеть то, чего ни один прибор не обнаружит. Хотя бы те же самые дерифловые каверны: обычно около них роятся стайки бесплотных, не существующих в нормальном мире созданий, а «сканеры» эту нежить видят – вот тебе и месторождение, никакой поисковой автоматики не надо.