Неудачным оказалось расположение войск Белорусского и Киевского военных округов. Их дислокация позволила противнику уже в первые дни войны осуществить глубокие охваты и окружить крупные группировки советских войск. При этом основная группировка была сосредоточена на юго-западе. Предполагалось, что западные военные округа (фронты) отразят вторжение противника за 12—15 дней; отмобилизованные за этот период армии перейдут в решительное наступление на юго-западном направлении, чему здесь благоприятствовала местность, выйдут в тыл главной вражеской группировки, отрежут Германию от румынской нефти. На западном направлении после планируемого отражения натиска немцев и при переходе в наступление ожидалось более сильное сопротивление группировки противника. Планам наступления Красной Армии уделялось значительное внимание. А оборонительные операции, которые должны были по всем нашим планам предшествовать наступлению, были очень плохо продуманы. Этот стратегический просчет советского высшего военного руководства стал роковым. Не были учтены такие очевидные и недавние уроки блицкрига в Западной Европе.
После войны Г.К. Жуков писал: «Самым крупным пробелом в нашей военно-политической стратегии было то, что мы не сделали надлежащих выводов из опыта начального периода Второй мировой войны. А опыт был налицо».
Сложившаяся весной 1941 г. обстановка настоятельно требовала внести изменения в группировку и дислокацию войск западных приграничных округов. Однако руководство страны из политических соображений сдерживало военное командование, не позволило ему принять своевременно необходимые меры по отражению явно готовящегося к нападению вермахта. Сталин требовал любой ценой не спровоцировать агрессию Германии против СССР. Поэтому принимавшиеся решения по стратегическому развертыванию вооруженных сил были половинчатыми и запоздалыми. Войска первого стратегического эшелона к началу войны не были приведены в полную боевую готовность. Это дало вермахту значительные стратегические преимущества и стало одной из главных причин поражений Красной Армии летом 1941 г.
Другой причиной столь тяжелых поражений было то, что в организации обороны, в военном строительстве были допущены крупные просчеты при переводе промышленности и вооруженных сил на военное положение. Враг стоял у ворот, а наша промышленность продолжала работать в режиме мирного времени. Затем, жесткая централизация власти лишила систему управления в вооруженных силах необходимой для нее гибкости, широкого, свободного использования творческой инициативы командного состава на местах. Это сковывало работу по подготовке войск к отражению агрессии. И наконец, к началу войны не были введены в действия новые, взамен устаревших, мобилизационные планы, не были заранее созданы органы стратегического управления Красной Армии.
Была и еще одна самая общая причина, которая не позволяла нам полноценно использовать имевшуюся у нас в достаточном количестве военную технику, осуществлять умелое управление войсками, пользоваться достижениями современного в ту пору военного искусства. Это — общая культурная и техническая отсталость СССР от стран Западной Европы, и прежде всего от очень развитой в военно-техническом и военно-стратегическом отношении Германии. Конечно, за годы советской власти было многое, очень многое сделано по ликвидации неграмотности населения, по повышению уровня технического образования, по воспитанию нового поколения мыслящей интеллигенции. И результаты были как будто впечатляющие. Но преодолеть за 20 лет многовековую отсталость и достичь уровня западной цивилизации было попросту невозможно.
« Трудно говорить о боеспособности Красной Армии, — указывал в цитировавшемся выше донесении военный атташе в Москве, — базой которой является страна, все еще фактически борющаяся с безграмотностью, отсталая с точки зрения технического оснащения».
И это, разумеется, сказалось на советских вооруженных силах: ведь требовалось в совершенстве владеть новой техникой и свободно, талантливо применять военную теорию на полях сражений, чтобы, не отступая, сражаться с таким врагом, как вермахт. Одной крестьянской смекалки, которая у нашего народа имелась в избытке, и готовности умереть за родину было явно недостаточно, чтобы успешно отразить натиск сильнейшей армии мира в «войне моторов». Понадобился тяжелый и кровавый опыт первых полутора лет, чтобы Красная Армия получила все необходимое для успешного ведения войны и научилась бить врага, овладев военным искусством на достаточно высоком уровне.
А тогда, в 41-м, имея в приграничных округах группировки, превосходящие немецкую армию вторжения по техническому оснащению (11 тысяч танков, 9,1 тысячи боевых самолетов, 39,4 тысячи орудий, что значительно превышало военную технику первого эшелона вермахта), советское командование не смогло реализовать это свое преимущество. С первых часов войны было потеряно управление войсками. Запоздалые директивы направляли частям и соединениям в районы, уже занятые противником. Потеря в первые же дни огромного количества военной техники, складов с боеприпасами, горючим, продовольствием резко снизили техническую и материальную оснащенность войск. Красная Армия в беспорядке отходила на восток. Таранные танковые удары, глубинные охваты и обходы крупных группировок советских войск противником приводили к многочисленным прорывам фронта, окружению и уничтожению основных сил действующей армии.
Почему так получилось? Безусловно, наша армия была достаточно боеспособной. Она ведь могла успешно воевать с Японией и Финляндией. Но наши военачальники плохо представляли себе характер войны, которую вела против нас Германия. Недооценивали опыт вермахта, стратегию «блицкрига»; не изучали особенности организации немецких войск и методов их действий. Неэффективно применялись главные средства войны — танки и авиация.
И вот в такой обстановке советское командование, стремясь переломить ход событий, предпринимало отчаянные попытки создать на ряде участков фронта устойчивую оборону. Но момент был упущен: из-за неверной оценки обстановки перед войной и в ее первые дни, а также по причине запоздалых контрмер советского руководства. Не хватало боеспособных частей, а отсутствие противотанковых и зенитных средств лишало оборону устойчивости; попытки перейти в наступление оканчивались провалом. Лишь в конце сентября удалось перейти на всех фронтах к жесткой и упорной обороне. Но к этому времени Красная Армия потеряла 72,7% (20,5 тысячи) танков, более 50% орудий и минометов, почти четверть самолетного парка, огромное количество боеприпасов и различных видов материального обеспечения.
Создание новых рубежей обороны требовало инженерного оборудования, которого не было (Сталин лично распределял по фронтам колючую проволоку!). Имевшиеся подготовленные в мирное время запасы были израсходованы в первый месяц войны. Не хватало противотанковой (потеряно 70%) и зенитной (потери — 35%) артиллерии. Потери войск были тоже очень велики. До 1 декабря 1941 г. в действующую армию из резерва Верховного Главнокомандования было направлено 97 довоенных кадровых дивизий, 194 дивизии и 94 бригады, сформированных в военное время.
Только глубокой осенью Красная Армия смогла создать достаточно прочную стратегическую оборону, остановить войска вермахта на подступах к Москве (глубина обороны — до 300 км) и несколько раньше у Ленинграда (глубина обороны — 150 км).
Положение СССР могло быть еще хуже, если бы он по-прежнему оставался в международной изоляции. Но этого не произошло. С вступлением Советского Союза в войну начала складываться антигитлеровская коалиция. С осени 1941 г. в нашу страну начала поступать из США помощь по ленд-лизу, которая вначале хотя и была невелика, но ценна уже тем, что поставлялось то, в чем крайне нуждалась РККА: самолеты, танки, зенитные пушки, взрывчатые вещества.
В этой сложнейшей обстановке остановить грозного врага удалось благодаря исключительной стойкости наших войск. Массовый героизм солдат, офицеров, «тех, кто командовал ротами», простых людей, проникшихся сознанием, что только небывалой самоотверженностью можно отстоять отечество — Россию. Немецкий историк П. Каррель, описывая ноябрьские бои под Москвой, отмечает эту черту русского солдата:
