В какой-то момент можно было подумать, что пираты сдались. Но вместо одного убитого малайца немедленно возникала целая дюжина других головорезов! Бандиты предприняли уже несколько атак. Татуэ размахивал секирой как заведенный, и каждый раз его удар достигал цели.

Мясорубка крутилась все быстрее. Силач то колол острием, то рубил четырехгранным лезвием всех без разбора нападавших. Внезапно он почувствовал удар по плечу и рука онемела. Лицо оказалось в крови — кто-то раскроил ему лицо от виска до подбородка. В ответ геркулес нанес удар такой сокрушительной силы, что секира застряла в черепе пирата, как топор в сучке полена. Татуэ дернул. Безрезультатно. Силач хотел оставить секиру и взяться за саблю. Он дернул изо всей силы еще раз, и тут петля рукава зацепилась за рукоятку. Атлет оказался в ловушке — мертвец прочно «держал» его! Ситуация складывалась ужасная, если не сказать безнадежная. Несколько бандитов набросились на смельчака. Татуэ оборонялся, как мог, свободной левой рукой. Ему удалось убить нескольких пиратов, но к нему уже бежали другие. Один из негодяев, угрожая силачу малайским кинжалом, — потрясающим оружием, чья зигзагообразная форма напоминала вымпел[137],— уже замахнулся и издал победный клич. Но Тотор, зорко следивший за другом, с удивительным хладнокровием поднял револьвер обеими руками, прицелился и выстрелил. Пуля попала прямо в голову и раскроила череп корсару.

— Браво, матрос, в самое яблочко! — похвалил Татуэ.

Волоча за собой труп пирата, Татуэ отошел от борта. Мальчик последовал за ним.

— Малыш, отрежь эту чертову петлю.

Гектор тотчас перерубил ткань саблей.

— Спасибо! Ты второй раз спасаешь меня от смерти.

Тем временем резня продолжалась. Повсюду лилась кровь. Матросы «Лиззи» отважно сражались, не уступая пиратам. Многие были ранены, но битва, похоже, подходила к концу.

Капитан Марион стоял недалеко от пушек и внимательно следил за происходящим.

— Боцман! Огонь!

Вилл только и ждал приказа. Он нагнулся к орудию, и через несколько секунд раздался оглушительный выстрел. Снаряд угодил в центр неприятельского корабля.

— Отлично, боцман! Продолжайте обстрел!

Вдруг послышался душераздирающий крик:

— Капитан! На помощь! Меня убивают!

Галипот дрался как настоящий дьявол с полудюжиной бандитов. Окровавленный китель разорвался. Пираты обступили кока сплошным кольцом, сумели ранить — бандитское лезвие задело его по щеке. Чувствовалось: молодой человек устал и сражается из последних сил.

В одно мгновение Андре оказался среди нападавших. Замечательный фехтовальщик за минуту расправился с бандитами. Истекая кровью на палубе, ни один из них уже не смог подняться.

Второй пушечный выстрел потряс шхуну от киля до кончика мачты. Это с бака стрелял Боб Хариссон. Его первый в жизни выстрел оказался очень точным: снаряд разорвался справа от фок-мачты и поразил около двадцати флибустьеров, собиравшихся залезть на «Лиззи». На боанга возникла страшная паника, усилившаяся из-за дыма, который заволакивал все пространство вокруг.

— Огонь по пиратам! — веселился боцман Вилл, вновь заряжая пушку.

— Что там? — спросил вернувшийся на свое место капитан.

— Дело принимает неплохой оборот. Из наших двух пушек я накормил бандитов по горло. Смотрите скорее, там начинается пожар!

На боанга забили в гонг[138]. Без сомнения, это был сигнал к отступлению.

— Похоже, мы выигрываем! — вытирая с лица пот, произнес Татуэ.

В гонг били все сильнее. Пираты быстро покидали палубу и бежали тушить пожар, который грозил уничтожить их корабль. Пользуясь передышкой, матросы заряжали карабины и стреляли вдогонку. Устав от нежданного и упорного сопротивления экипажа шхуны, флибустьеры были рады прекратить сражение. Однако такой поворот событий совсем не устраивал отважного бретонца. Он собрал вокруг себя матросов и скомандовал:

— На абордаж, друзья! Победа будет за нами!

И первый хотел прыгнуть на неприятельское судно. Но пираты уже сняли крючья, отвязали веревки и цепи. Уцелевшие после этой бойни гребцы навалились на весла, и боанга начал удаляться. Разгневанный Марион, приказав зарядить пушки, решил преследовать заклятого врага:

— Полный вперед!

Необходимо было развернуть шхуну по ветру, и капитан отдал новую команду:

— Лево руля!

Рулевой взялся за руль, но тот прокручивался. Матрос забеспокоился:

— Капитан! Руль не слушается, наверное, порван штуртрос[139].

Шхуна не двигалась с места, покачиваясь, как обломок на волнах. С отплывавшего боанга до Мариона донесся ироничный голос, который с жутким акцентом прокричал:

— До свидания, Марион… Первый раунд[140] за тобой, но скоро мы встретимся снова!

Снова предательство. — На реке Флай. — Пираты и людоеды. — Шестьсот против девятнадцати. — Лизет. — Нападение. — Оборона. — Гранаты. — Слишком много бандитов. — Отступление. — Трагедия. — Увечье артиллериста. — Подвиг человека-пушки. — Пожар на борту. — Загадочное исчезновение детей.

Цепь, пеньковый или кожаный канаты и штуртрос — все это жизненно важные органы корабля. Именно они приводили в движение рулевое управление. Штуртрос крепился двойным узлом за середину колеса. Концы его, проходя через различные блоки, тянулись к бортам. Таким образом с помощью штурвала судно могло принимать любые положения. Разрыв штуртроса тут же лишал корабль управления, и он, став игрушкой ветра и волн, мог в любой момент перевернуться, налететь на рифы или сесть на мель.

Именно такое несчастье грозило «Лиззи». Когда капитан приказал преследовать объятый пламенем боанга, вахтенный крикнул рулевому:

— Штуртрос порван!..

Единственным желанием для распалившихся в бою моряков было догнать и разгромить неприятеля. Можно понять, какое разочарование они испытали, узнав о собственном бессилии. Но еще сильнее оказалась их ярость, когда боцман возмущенно крикнул на весь корабль:

— Штуртрос не порван, а перерублен… да, просто разрезан! На «Лиззи» есть предатель, который хотел отнять у нас победу!

— Не может быть! Здесь все честные моряки! Это несправедливо!

Но доказательство было налицо.

Капитан, еще бледнее Вилла, вслушивался в каждое слово матросов, стараясь подметить косой взгляд, подозрительный жест, хоть что-нибудь, что могло бы навести на след скрытого врага. Этот невидимый предатель вызывал его смертельную ненависть. Увы, — ничего, что помогло бы обнаружить преступника!

Время торопило. «Лиззи» относило в море. Необходимо было как можно скорее починить рулевое управление и пуститься вдогонку. На море подобная процедура занимала около четырех часов. Наконец с большим трудом штуртрос заменили. Но, когда шхуна была готова к отплытию, наступила ночь.

Марион предполагал, что боанга, сильно пострадав от пожара, должен был направиться в устье реки Флай. При впадении в океан она разливалась на множество рукавов, образуя огромную дельту с островами и островками.

Пираты выбрали удачное для них, труднодоступное место, чтобы скрыться от посторонних глаз и зализать раны. К счастью, капитан прекрасно знал эти места и надеялся найти бандитов.

Через двадцать четыре часа «Лиззи» стояла у малой земли. Продвигаясь по возможности бесшумно, чтобы не потревожить птичий базар[141] в прибрежных зарослях, парусник смело вошел в узкий длинный рукав. Рукав вел к большому острову Кивай, сплошь поросшему коричными[142] и мускатными[143] деревьями и саговыми пальмами[144]. Впереди виднелось около сотни лодок местных жителей. Как и в те далекие времена, когда Луи д’Альбертис предпринял научную экспедицию в эти края, доброжелательные туземцы с удовольствием торговали с белыми.