За дверью – просторная светлая комната с широкими окнами, расцвеченная в те же голубоватосиние тона. У стены, за таким же четырехдисплейным компьютером, в удобном кресле расположился худощавый черноволосый мужчина лет сорока. Одет он в такую же, как и у меня, синюю рубашку, только вместо шорт на нем брюки фиолетового цвета, наподобие спортивных. Полнейшим диссонансом к его одежде был легкомысленный беленький шейный платок.

Как только мы входим, мужчина встает изза компьютера и идет нам навстречу.

– Ну, здравствуй, Андрэ! Я рад, что все кончилось и ты наконец здесь. Элен, почему так долго? Я заждался вас.

– Мы шли пешком, я посчитала, что для Андрея слишком много будет в первый день. Кстати, Магистр, немедленно верни мой платок!

– Только через выкуп! А в отношении Андрэ ты, как всегда, права.

– Я тебе покажу выкуп! – С этим криком Елена ловко срывает с шеи Магистра платок и без всякого перехода заявляет: – Приступай.

– Один момент, пока усаживайтесь.

Магистр широким жестом показывает на кресла возле низкого пятиугольного столика, а сам подходит к компьютеру. Его пальцы бегают по клавиатуре, один из дисплеев моргает, и на белой дверце, встроенной в стену, загораются сначала желтый, а потом зеленый сигналы. Магистр открывает дверцу и достает поднос с бутылками, стаканами и тарелочками. Что там конкретно, я разглядеть не успеваю. Елена взвизгивает от удовольствия.

– Магистр, как всегда, меня балует!

Она прямо на ходу хватает с подноса бокал, наполняет его из бутылки золотистым напитком и зацепляет пригоршню красных палочек. Затем она удобно устраивается в кресле и спрашивает, показывая на поднос, который Магистр уже поставил на столик:

– А это что такое?

Ее длинный, затянутый в перчатку пальчик указывает на куски черного хлеба, селедку, порезанную с луком, и четыре соленых огурца.

– А это, милая, не про твою честь.

Магистр подходит к небольшому, встроенному в бар холодильнику и достает… бутылку водки.

– Андрэ прибыл к нам из такого дела, что ему фронтовые сто грамм никак не помешают. – Его живые темнокарие, почти черные глаза быстро с участием глянули на меня. – Я правильно говорю?

Я молча опускаю глаза в знак согласия. Магистр очень верно догадался, что именно мне сейчас необходимо. Он разливает водку: мне полстакана, себе на два пальца.

– За тебя, Андрэ! Будем?

– Будем!

Мы выпиваем стоя. Магистр смачно закусывает огурчиком и усаживается в кресло, я следую его примеру. Елена опять подает голос:

– Магистр! А ведь этого напитка нет в номенклатуре линии доставки, и в каталогах синтезатора я его не встречала. Где ты берешь водку?

– Я все же немножечко Альфа, – обиженно бормоча Магистр. – Ну, Андрэ, поговорим.

Глава 2

А крановщик Сысков был с похмела

И свои чувства матом выражал.

Е.Евтушенко

Магистр задумчиво посматривает на меня, потирая средним пальцем левой руки переносицу. Чувствуется, что ему нелегко начать этот разговор. Он словно колеблется, как человек, размышляющий, бросаться в холодную воду или нет.

Вид его выражает не то что нерешительность, скорее – сомнение.

Я смотрю на него и молчу. Елена, уютно, покошачьи, с ногами расположилась в кресле и с интересом наблюдает за нами, не забывая при этом потягивать из бокала и закусывать каждый глоток красной палочкой. Молчание затягивается. Наконец Магистр кончает холить переносицу.

– Сколько раз я проводил такой разговор, и всякий раз самое сложное для меня – с чего начать. Так с чего начать?

Я пожимаю плечами: если бы мне знать, о чем пойдет речь.

– С самого начала, – подает голос Елена.

– Хорошо. Андрэ, примерно через триста лет после твоего времени будет совершено грандиозное открытие. Будет открыто, что на нашей планете, да и во всей обозримой Вселенной существует бесконечное множество параллельных миров. Эти миры нигде не пересекаются друг с другом, так как существуют в различных фазах времени, то есть в каждом из миров время течет самостоятельно. Мы называем эти миры фазами или реальностями…

– Или миром вообще, – вставляет Елена.

– Ну, это жаргон. Есть миры, практически не отличающиеся друг от друга, как бы дублирующие сами себя, за исключением некоторых деталей. Например, ты заметил, что в той реальности, из которой ты сейчас вернулся, памятники Пушкину и Юрию Долгорукому в Москве поменялись местами. Заметил ты и некоторые другие отличия, кроме главного, которого ты не знал. Эта реальность отставала от твоей на пятьдесят лет.

– Значит, я действовал не в своем мире?

– Совершенно верно. Поэтому я и сказал тебе тогда, что на ход ВАШЕЙ истории твои действия не повлияют.

– Вот оно что. А я все время гадал, как же может такое быть, почему ход войны складывается более благоприятно, а мы в своем времени ничего об этом не знаем. Получается, что я работал не на свой, а на чужой мир.

– Андрэ, для нас и для тебя теперь все миры свои, а не чужие. Это – наша Земля, наши люди. Если у твоего соседа горит дом, ты же не будешь сидеть сложа руки, а бросишься на помощь, даже если будет опасность самому обгореть при этом.

– Хорошо, а почему вы не попытаетесь подправить нашу реальность, ведь и у нас все идет далеко не лучшим образом?..

– А будущее у вас еще более безрадостное. Поэтому в вашей фазе сейчас работают наши люди именно с целью избавить ее от пагубных последствий, вызванных ошибками как прошлого, так и настоящего.

– А почему бы не исправить эти ошибки в прошлом?

– А потому, что в прошлое вторгаться нельзя…

– То есть Бредбери всетаки был прав насчет раздавленной бабочки?

– Нет, раздавленные бабочки здесь ни при чем. Все гораздо сложнее и гораздо хуже. Вторжение в прошлое состоявшейся реальности со стопроцентной вероятностью вызывает схлопывание времени, или “схлопку”, как мы его называем, в результате которой время замыкается на себя, образует временную петлю, или кольцо, в котором оказывается данная реальность. Мы можем наблюдать прошлое любой реальности с целью выяснить источники той или иной деформации в историческом развитии, но вторгаться в прошлое мы не можем.

– Понятно, но не очень. Непонятно также, каким образом сосуществуют на одной планете бесчисленные миры, не только не пересекаясь, но и так, что их обитатели и не подозревают о существовании друг друга.

– Ну, это объяснить проще.

Магистр какоето время молчит, потом встает и начинает прохаживаться по комнате, как профессор перед аудиторией.

– Легко сказать, проще… хотя… Положение точки в пространстве описывается тремя координатами, и если у двух точек хотя бы одна из координат отличается, то положение точек в пространстве не совпадает. Так?

–Так.

– Добавим к триаде пространственных координат четвертую – время. Я говорю очень упрощенно, тебе предстоит узнать все это на более высоком уровне. Так вот, пусть у точек совпадают все три пространственные координаты, но не совпадает четвертая, временная, будут ли точки накладываться?

– Нет.

– Более того. Эта четвертая координата не просто вектор. – Магистр подходит к компьютеру. – Представим синусоиду, – на дисплее возникает с детства знакомая кривая, – пусть это будет твое время…

– А почему – синусоида? Что, время может принимать отрицательные значения?

– Это для простоты изложения, так это будет выглядеть на плоскости, в пространстве будет иначе. Ось абсцисс – наши пространственные координаты. Время каждой реальности может отличаться от других по амплитуде… частоте… и фазе. – При этих словах на дисплее появляются разноцветные синусоиды, постепенно заполняющие весь экран. – Теперь понятно, как в данной точке пространства может оказаться бесконечное множество непересекающихся миров?

– В общих чертах…

– Ну а если быть более точным, то эти синусоиды надо развернуть в пространственные спирали, а по каждой из них будут двигаться, опятьтаки с разными скоростями, триады пространственных координат… – Картина на дисплее изменяется соответствующим образом. – Я доходчиво объясняю?