– Все, Толик, – говорю я ему, – отныне ты не Толик, а Ваня. В честь твоего знаменитого тезки, Сусанина. Опять завел нас в какуюто мокрую Схлопку.

– Все бы вам брюзжать, – беззлобно ворчит Анатолий, сворачивая установку и настраивая ее на отыскание нового перехода. – Вот выглянет солнышко, все засверкает, просохнет, будете радоваться жизни и говорить мне «мерси».

– Вряд ли, Ванечка, ты дождешься здесь нашего «мерси», – вздыхает Лена, оглядев окрестности безрадостным взором. – Чтото непохоже, чтобы этот дождичек кончился в ближайшие лет эдак пятьдесят.

– Нет, – возражает Петр. – Солнце здесь временами должно всетаки проглядывать. Иначе откуда возьмется столько влаги в этих тучах? Круговорот воды не должен нарушаться.

– Логика у тебя, Петр, железная, – отвечает Анатолий. – Только вот до ближайшего перехода километров триста с гаком. И придется идти все время под этим дождичком. Лена, помоему, сделала слишком оптимистичный прогноз. Сезон дождей здесь длится, наверное, не меньше столетия.

– Хватит резвиться, – говорю я. – Мы, конечно, не сахарные, но приятного мало. Особенно, учитывая триста с гаком. Веди, Сусанин. И ищи место посуше. Это будет твой последний шанс реабилитироваться.

– Кстати, Ванюша, – подхватывает Наташа, – если ты вздумаешь подсушить нас, как в прошлый раз, в лесном пожаре, мы быстренько уйдем назад, а тебя там оставим. Причем установку унесу лично я.

Смех смехом, а идти триста километров с гаком под непрерывным дождем – тяжелый вид спорта. Одна надежда, что дождь когданибудь кончится. Но, судя по состоянию небосвода, шансов на это не больше, чем встретить финиковую пальму в антарктической пустыне.

Движение замедляет густая трава, немилосердно путающаяся в ногах. До почвы не докопаться, она прикрыта плотным и толстым ковром травы, перенасыщенной водой. Этот ковер противно хлюпает под ногами. И дождь, дождь, дождь.

Эфир молчит во всех диапазонах. Неудивительно, какая цивилизация может развиться под таким водопадом. Разве что двоякодышащие негуманоиды. Ничего живого. Птиц не видно, и это тоже понятно. Дуры они, летать под таким дождем. Но не видно ни зверей, ни насекомых, ни пресмыкающихся или земноводных. И это мне не нравится. В такой густой траве и кустарниках может скрываться любая гадость.

Предчувствие редко обманывает меня. Когда мы проходим мимо группы кустарника, бдительный Вир успевает заметить в траве какоето движение. Гремит короткая очередь. Над травой на мгновение взметается лиловатозеленая змееподобная тварь. Ее тело глянцевито блестит, омываемое струями воды. Еще несколько минут тварь корчится в агонии и затихает. Это огромная, почти четырехметровая пиявка. Толщина тела около полуметра. От классической пиявки ее отличает только пара мощных когтистых лап в задней части тела. Видимо, ими она отталкивается, когда прыгает на жертву.

Раз здесь есть хищники, значит, должны быть и жертвы. Это – закон природы. Не могут же эти пиявки охотиться друг на друга. Но мое любопытство не простирается слишком уж далеко. С меня вполне достаточно этих «милых» червячков. Часа через три Наташа подлавливает в прыжке такую же пиявку и перерубает ее лучом лазера.

Темнеет. Надо устраиваться на ночлег. Ноктовизор есть только у меня, и я, при всем желании, не смогу обеспечить круговой обзор. Если здесь пиявки шастают среди бела дня, можно представить, кто здесь разгуливает по ночам.

Легко сказать: «устраиваться на ночлег». А как это сделать? Хотя мне приходилось ночевать в разных условиях, худших я представить себе не могу. Но в который раз мне приходится оценить мудрость и предусмотрительность своей подруги. Из своего ранца Лена извлекает два пакета. В одном оказываются легкие складные стойки, а в другом – большие куски тонкой, но очень прочной пленки. За несколько минут мы из одного куска пленки сооружаем навес, а вторым застилаем мокрую «губку» под ногами.

Быстро ужинаем дарами семейства Кинбрусов и укладываемся спать под непрерывный шум дождя, барабанящего по прозрачной «крыше». На всякий случай, я назначаю дежурство по двое. И не напрасно. Ночью Наташа опять когото зарубила лазером.

Утром в траве мы находим гибрид крокодила, рака и скорпиона. Устрашающая пасть, усеянная двумя рядами пилообразных зубов, длиной более пяти сантиметров; две мощные клешни, способные перекусить берцовую кость, и длинный гибкий хвост с большим загнутым шипом на конце. Шип полый и открывается отверстием у самого острия. Существо лишено какихлибо покровов, вроде шерсти или чешуи. Глянцевая гладкая кожа лилового цвета с желтоватыми пятнами.

После детального знакомства с этим представителем местной фауны у меня остается еще меньше желания задерживаться в этой Фазе хотя бы на минуту сверх срока, необходимого, чтобы добраться до перехода. Но когда я представляю, сколько нам еще туда добираться, и сколько ночей здесь провести, у меня холодок бежит за ворот. Впрочем, это могут быть и струи дождя.

Завтракаем бутербродами с ветчиной и с маслом. Хлеб, которым нас снабдили Кинбрусы, имеет прекрасное свойство: он никогда не черствеет. Когда мы пьем кофе и вспоминаем добрыми словами гостеприимную биологическую Фазу, в шум дождя вплетаются непонятные звуки. «Укхх! Укхх!»

Мы переглядываемся, быстро допиваем, обжигаясь, горячий кофе, встаем и беремся за оружие. Звуки приближаются. Уже слышно, что их производит многоголосый хор и сопровождаются они мокрыми шлепками. Впечатление такое, что к нам приближается стая больших лягушек.

Как ни странно, мы угадали. Стена падающей воды мешает видеть ближе, чем на сто метров. И на этом расстоянии мы различаем лиловатозеленых зверей, действительно напоминающих лягушек. Они и движутсято полягушачьи: прыжками, отталкиваясь задними лапами. Только размером они с хорошую копну сена. Звуки, потревожившие нас, они издают при каждом прыжке. «Укхх! Укхх! Шлеп! Плюх! Укхх! Шлеп!» – несется все громче и громче. В поле зрения появляются все новые и новые «лягушки». Они прыгают в нашем направлении сплошной стеной.

Опускаю прозрачный щиток шлема с биноклем и разглядываю наших гостей (или хозяев?) подробнее. Выводы неутешительные. Передние лапы «лягушек» оснащены приличными коготками, напоминающими серпы. А когда они в прыжке открывают пасть и произносят свое «Укхх!», видны довольно крупные и острые зубки. Замечаю еще одну деталь. Если «пиявки» и крокодилоракоскорпион имеют гладкую кожу, то эти создания усыпаны бугорками, наподобие наших жаб. Только бугорки эти венчаются острыми шипами около пяти сантиметров длины и расположены довольно густо. Тут и возникает вопрос: а кто же здесь истинные хозяева? Эти «лягушки» хорошо бронированы и неплохо вооружены. К тому же передвигаются они большими стаями. На месте «пиявок» и других хищников я бы постарался поскорее убраться с их дороги.

Но нам убираться некуда. Слишком поздно мы обнаружили опасность. Придется принимать бой.

– Огонь! – командую я и даю длинную очередь из пулемета.

Стучат автоматы, сверкают лазеры. Передовая линия «лягушек» падает, но задние, не обращая на это внимания, перепрыгивают через тела и, не меняя скорости, продолжают двигаться к нам. Их так много, что нам может и не хватить патронов. А бластер использовать нельзя. Они слишком близко.

– Отставить очереди! – кричу я. – Экономьте патроны! Бить одиночными, прицельно!

Опускаю свой пулемет на землю и беру у Анатолия автомат. Они с Наташей работают лазерами. В этих обстоятельствах лазер эффективнее. Одной вспышкой луча можно захватить сразу трехчетырех «лягушек».

Примерно полчаса мы ведем непрерывный огонь. Кончается один магазин, опустошается и второй. Ни одна пуля не пропадает зря. А «лягушки» все прыгают и ухают, и за пеленой дождя не видно, сколько их еще будет. Сразу видно, что мозгов у них еще меньше, чем у тех лягушек, к которым мы привыкли. Те давно бы уже разбежались, а эти прут и прут. Только когда у меня наполовину опустошается третий магазин, уханье стихает, и движение прекращается. Атака отбита.