– Есть переход! – взволнованно говорит Анатолий.
Порядок движения обговорен нами заранее. Я иду первым. За мной идет Лена, за ней – Наташа. Анатолий идет последним и несет с собой установку. Закрепляю на поясе приборы, снимаю пулемет с предохранителя и досылаю патрон. Пулемет держу в готовности для стрельбы.
– С нами Время!
С этими словами я шагаю в сиреневую рябь перехода.
ГЛАВА 6
Выучи намертво, не забывай
И повторяй как заклинанье:
«Не потеряй веру в тумане,
Да и себя не потеряй!»
В.С.Высоцкий
Тусклый серый свет и ничего, кроме него. И тишина. Даже не мертвая, а какаято еще не родившаяся. Вот если бы удалось смешать свинец с молоком и залить этим коктейлем все вокруг, даже воздух, вот тогда и получилось бы то же самое. Горизонта не видно. Его просто нет. Всюду, до самых границ видимости, простирается свинцовомолочная муть, пронизанная тусклым сероватым светом. И светто исходит не разберипойми откуда. И не сверху, и не со стороны, и не снизу. Он – впечатление такое – исходит отовсюду. Словно светится сам воздух… Воздух ли? Хотя я дышу. А пока дышу, надеюсь, что это всетаки воздух. А может быть, свет исходит от поверхности? Назвать эту плоскость землей язык не поворачивается. Насколько достает взгляд, не видно ни бугорка, ни канавки. Впрочем, и под ногами поверхность твердая и ровная, как стекло. Хотя, нет, не как стекло. Структура какаято мелкозернистая. И ни малейшего движения воздуха.
Пока я изучаю показания приборов, из сиреневого марева, висящего за моей спиной, выходит Лена. Она держит наготове бластер. Но стрелять здесь не во что и некуда. К выражению тревоги на ее лице примешивается недоумение. К такому она явно не была готова. И ей здесь не нравится. Как и мне, впрочем. Хотя приборы показывают полное отсутствие вредных излучений и ядовитых примесей в воздухе, по крайней мере, известных нам. Показывают они также полное отсутствие какойлибо биомассы (кроме нас с Леной), а также какихлибо аномалий в гравитационном и темпоральном полях. Искатель перехода тоже ничего не обозначает.
Из марева появляется Наташа, и сразу за ней Анатолий. Сиреневое марево начинает интенсивно вибрировать. Оно и понятно. Переход был открыт с той стороны, а теперь воздействие осуществляется с этой. Установкато хотя и висит за плечами у Анатолия, продолжает работать. Надо прекращать это, так и до Схлопки недалеко. Делаю знак рукой, и Анатолий выключает установку. Марево схлопывается в точку и исчезает.
У Наташи и Анатолия растерянный вид. Они ожидали всего, но только не такого. Были готовы ко всему, но только не к этому. Не произнеся ни слова, мы занимаем «круговую оборону»; каждый просматривает свою сторону «горизонта». Но везде одно и то же. Я еще раз бросаю взгляд на приборы. Они попрежнему не показывают ничего угрожающего. Но и без всяких приборов я ощущаю какуюто зловещую эманацию, скрытую угрозу, царящую в этом непонятном Мире.
– Время мое! Куда же мы попали? – говорит наконец Лена.
Эти первые произнесенные нами здесь слова звучат удивительно глухо. Словно в барокамере с пониженным давлением. Не думаю, что я услышал бы их, если стоял в нескольких метрах отсюда. Но приборы показывают нормальное давление.
– Вопрос хороший, – отвечаю я. – Только, надеюсь, ты не ждешь на него такого же хорошего ответа?
Наташа правую руку держит на автомате, а левой ладонью берется за щеку и качает головой:
– Лена, я хочу домой! – жалобно шепчет она.
Эта ее выходка несколько разряжает напряженную атмосферу. Мы все коротко смеемся и тут же умолкаем. Слишком уж дико и неестественно звучит здесь смех.
– Ну, куда пойдем? – спрашивает Лена.
– Схлопка знает, – отвечаю я. – У меня искатель ничего не показывает. А у тебя, Толя?
– Тоже ничего.
– На месте оставаться нет резона. Так мы ничего не выстоим.
– Вопрос только, куда?
– Помоему, нет никакой разницы, куда. Пойдем туда, – я показываю прямо перед собой.
– Вряд ли там будет чтото другое, по сравнению с тем, что мы видим здесь, – замечает Лена.
– Мне тоже так думается, – соглашаюсь я. – Но вариантов у нас маловато. Разве что остаться на месте и ждать дальнейшего развития событий. Но одно Время знает, с какой скоростью они здесь развиваются и развиваются ли вообще.
– Вот уж попали, так попали! – вздыхает Лена и прячет бластер в кобуру.
Я ставлю пулемет на предохранитель, чтобы подстраховаться от случайного выстрела, и иду вперед. Наша команда идет следом: Наташа, Лена, Анатолий – замыкающим. Я замечаю, что стрелка компаса болтается весьма произвольно. Интересная ситуация. Как же в таком случае держать направление? Ориентиров нет абсолютно никаких. Остается полагаться на внутренний компас хроноагента. Но и на него в данном случае надежда слабая. Не исключено, что мы, сделав приличный круг, вернемся на то же самое место. Чтобы подстраховаться, достаю маркер и пытаюсь сделать пометку на стеклоподобной поверхности под ногами. Безуспешно, маркер не оставляет никаких следов. Поняв мой замысел, Анатолий вынимает спичечный коробок и выкладывает из спичек заметный крест. Мы отправляемся в путь.
Через четыре часа я останавливаюсь и объявляю привал. Мы подкрепляемся сухим пайком: бутербродами, приготовленными Наташей. Запиваем трапезу несколькими глотками воды и обмениваемся мнениями. Обстановка ни на йоту не изменилась. Это наводит на невеселые мысли.
– Толя, ты за характеристиками поля следишь?
– Слежу постоянно. Да что толку. Впечатление такое, что поля здесь вообще нет.
То, что за четыре часа мы не обнаружили никаких флуктуации темпорального поля, наводит на еще более невеселые мысли. Установка Ручкина способна открыть межфазовый переход при наличии какойлибо, пусть даже самой незначительной, нестабильности в темпоральном поле. Такие колебания, флуктуации, присутствуют даже в самых стабильных Фазах. А здесь, Анатолий хорошо сказал, темпорального поля словно и нет. А раз его нет, то нет и его колебаний. А если нет колебаний, то нам отсюда не выбраться так просто, как мы сюда вошли.
К концу дня (по часам) мы преодолеваем несколько десятков километров. Но вокруг все та же картина. Свинцовомолочная краска, отсутствие горизонта (не говорит ли это, что мы идем по абсолютной плоскости, а не по поверхности сферы?), прозрачный сероватый свет, льющийся неизвестно откуда, и та же мелкозернистая стеклообразная поверхность под ногами. Кстати, звуки наших шагов совершенно не слышны. Температура воздуха и этой поверхности всюду стабильная, двести девяносто четыре градуса по шкале Кельвина (плюс двадцать один по Цельсию).
После ужина даю команду отдыхать и распределяю дежурства. Первым дежурит Анатолий. Наташа сразу засыпает как убитая. А Лена какоето время наблюдает, как дым от моей сигареты совершает какието странные колебательные движения. Он не рассеивается в неподвижном воздухе. Сначала поднимается вверх, затем опускается вниз, снова поднимается вверх и так без конца, только с угасающей амплитудой.
– Не кажется тебе, – говорит она, насмотревшись на дым, – что все это, – она обводит вокруг себя рукой, – здорово напоминает ловушку. Знаешь, есть такие стеклянные сосуды. Мышка по наклонной планке поднимется за приманкой, планка переворачивается, и мышка поймана. Сама она из этого сосуда выбраться не может.
– Слишком уж ты, Ленок, мрачно на вещи смотришь. Мы с тобой всетаки не мышки, а хроноагенты. И не из таких ловушек находили выход.
– Гм! А ты уже бывал в таких ловушках? Или знаешь хроноагентов, которые бывали?
– Иди ты в Схлопку! Спи, подруга. Утро, как говорится, вечера мудренее.
– Дайто Время, чтобы это утро мудрости наступило.
Я хочу возразить, но Лена отворачивается и засыпает. А ведь она права, Время побери! Все это здорово напоминает западню, куда мы сунулись наобум Лазаря. Вот «наступит утро», и куда мы пойдем? Что предпримем? Да и что можно предпринять в таких условиях? Мы сейчас как на самолете, который идет в сплошной облачности многокилометровой толщины. Да вдобавок все приборы отказали, и радиосвязи нет. Одно Время знает, что ждет летчика через двадцать минут такого полета, и куда он летит вообще. Он с равным успехом может выйти гденибудь из облачности, но может и в землю врезаться на полной скорости. Но у летчика, потерявшего ориентировку, всегда есть выход из положения. Пусть и не самый лучший. Он может, в конце концов, выброситься с парашютом. А нам выбрасываться не с чем и некуда. Положение, как говорится, хуже губернаторского.
