– Ну, мы, положим, не одни, нас двое. А двое, это уже боевая единица. Вспомни, как мы разделались с отрядом наёмников.
– Что наёмники! Мы ничего не знаем ни о самом Моге, ни о силах, что стоят за ним. Ничего не знаем ни о Пространстве, ни о Времени, в которых они обитают.
– Андрей, ты же военный человек! Ты что, и в бою был такой расчетливый?
– Представь себе. Потому и выжил. Нерасчетливые, которые считали: главное завязать бой, а там всё будет ясно; погибали в первом же, самое позднее, во втором бою. А мы с тобой, как я понял, погибать не собираемся.
– Но там на вас работала разведка, наземные посты наблюдения. Ты видел врага издалека, почти наверняка знал, как он отреагирует на те или иные твои действия. И врагто был такой же человек как и ты, оснащенный примерно таким же оружием и такой же техникой. А здесь налицо сплошная неопределённость.
– Тем более нет резона бросаться в неё, очертя голову. Весь мой жизненный и боевой опыт восстаёт против того, чтобы соваться в воду, не зная броду.
Лена смотрит на меня, прищурившись, и с улыбкой говорит:
– Чтото это на тебя не похоже, Андрюша. Помнится, когда перед твоим полётом на сверхскоростной машине, тебя предостерегали, что возможно вмешательство ЧВП, ты ответил совсем подругому. Ты мол знаешь, что вмешательство возможно, а, значит, готов к этому.
– Опять неудачное сравнение. Там я должен был действовать в обычных условиях, с точки зрения пространственновременных и физических законов, на обычной машине. И если бы произошло чтото, не укладывающееся в рамки этих понятий, я бы знал наверняка: сие дело рук ЧВП. А сейчас…
Я только машу рукой и наливаю рюмку бренди. Лена подставляет свою. Мы поднимаем рюмки, киваем друг другу, медленно выпиваем и, не спеша, закусываем. Разлив по чашкам крепкий, горячий чай и отрезав по куску торта, Лена спрашивает:
– А что ты ждёшь сейчас?
– Если бы знать, что? Во всяком случае, ничего хорошего я не жду. Я бы ни на секунду не задумывался, если бы знал, что там нас будет ждать могущественный противник, но мы будем действовать с ним на равных; в одинаково привычных для него и для нас условиях. Но вот в этом у меня как раз и нет никакой уверенности.
– И какие же кошмары встают перед твоим воображением?
– Ну, к примеру, что ты скажешь о неэвклидовом Пространстве? Как ты будешь ориентироваться и действовать в таком Мире? Пусть Пространство будет евклидовым, но в нём три его координаты не движутся вдоль четвёртой, временной, а она, эта четвёртая, занимает вместе с ними такое же главенствующее положение. Каждый твой шаг будет переносить тебя в совсем другую точку пространствавремени. Или представь себе Пространство пяти, шести, семи, словом, многомерное. Ну, да ладно, это слишком трудно вообразить, хотя это не означает, что выход в такие Пространства исключен. Представь, что нас ожидает обычное, знакомое нам Пространство, с обычными временными характеристиками. Но в этом Пространстве не действуют известные нам и привычные физические законы. Такие, как закон всемирного тяготения, законы Ньютона, закон Архимеда, закон Ома и другие. Точнее, действуют, но не так, как мы привыкли, а подругому. Проще сказать: там действуют другие законы. Или Мир, в котором действуют совсем другие законы термодинамики. Или закон сохранения действует либо с оговорками, либо с точностью до наоборот. Представила? Вижу, что не очень. Но попробуй представить себе, что для «моговцев» эти Миры так же привычны, как этот Мир привычен для нас. А теперь ещё раз напряги своё воображение и представь, как мы им будем противодействовать, если они чтонибудь захотят предпринять против нас. В принципе, им и предприниматьто ничего не надо будет. Мы там и шагу ступить не сможем.
Лена трясёт головой, словно отгоняя жуткие видения, навеянные моими словами. Я успокаивающим жестом кладу руку на её запястье.
– Не бери это слишком глубоко в голову. Я по твоему примеру несколько сгустил краски. Но вероятность того, что нас может занести в любой из этих гипотетических Миров, хоть и весьма малая, но всё же существует.
– А ты не допускаешь, что нас может занести в такой Мир, который мы сейчас, при всей своей фантазии, даже представить не можем?
– Почему не допустить? Конечно, допускаю. Мне, знаешь ли, очень не понравились слова Мога о том, что он пользуется этой Фазой для сокращения пути между далеко отстоящими друг от друга Мирами. Ну, примерно, как НульТранспортировкой. Что это за путь?
– Путь. Дорога, – задумчиво произносит Лена, – Ну, знаешь, Андрей! Помоему, это слишком уж сложно. Да и не много ли задач мы пытаемся взвалить на свои плечи?
– Не оставить ли коечто за скобками? Ты это хочешь сказать? Нет, Ленок. Мы с тобой уже решили, что здесь нам на чьюлибо помощь рассчитывать не приходится. Отсюда вывод, все скобки придётся раскрывать нам самим. Чего бы это нам ни стоило, и что бы за этими скобками ни стояло.
Мы опять надолго замолкаем. Свечи догорают и гаснут одна за другой. Лена подходит к окну и присаживается на подоконник. Подняв голову, она несколько минут смотрит в бескрайнее звёздное небо.
– Ты представляешь, какая может нам открыться картина, когда мы раскроем все эти скобки? – тихо спрашивает она.
Не отвечая, я наливаю в бокалы вина и тоже подхожу к окну. Отдаю один бокал Лене, а с другим усаживаюсь у её ног на пол. Прижавшись щекой к её колену так же тихо говорю:
– Боюсь, что никакая картина нам не откроется, а встанет перед нами масса новых вопросов и целый ряд новых скобок. И никто, никто не поможет нам раскрыть эти скобки и ответить на эти вопросы.
– Кроме нас самих.
– Да. Кроме нас самих. Но ты хорошо сказала: нас двое, а двое, это уже боевая единица.
– Верно. Это один в поле не воин. А двое, это – двое. Вы втроём почти батальон в дым разнесли. Так это вы, всётаки, за чужие интересы дрались. А представь, если за свои, за свои жизни? Вдвоём, Андрюша, мы очень много можем сделать. Особенно сейчас, когда мы приняли решение: работать без оглядки на тылы. Потому как их просто нет у нас с тобой, этих тылов.
Лена отпивает глоток вина и вновь поднимает взгляд к звёздному небу.
– Путь. Дорога, – снова повторяет она, как заклинание, непонятные слова, – Мне кажется, что ты, Андрюша, заблуждаешься. Мне кажется, что стоит нам раскрыть первые скобки или ответить на первый вопрос, и перед нами откроется нечто такое, что мы сейчас даже представить себе не в состоянии. Перед нами сейчас ворота в какойто неведомый Мир. И мы стоим перед выбором: войти в него или остаться здесь. И идти страшно, и оставаться бессмысленно.
– Когда стоит выбор между страшно и бессмысленно, я всегда выбираю страшно. Бессмысленно, оно потому и бессмысленно, что лишено всякого смысла. А ты как? – я глажу Лену ладонью по тёплой ноге.
– Зачем эти риторические вопросы, Андрюша? – отвечает Лена, не отрываясь от созерцания звёздного неба.
– Ты сказала, что перед нами сейчас ворота, – прерываю я её созерцание, – Вряд ли, Ленок. Мироздание не такая простая вещь, чтобы гостеприимно распахивать свои ворота. Скажи спасибо, если перед нами какаянибудь боковая калитка. Но даже над этой калиткой горит надпись. Помнишь Данте?
– Оставь надежду всяк сюда входящий, – медленно произносит Лена, попрежнему не отрываясь от звёздной россыпи.
– Но у него есть и другие слова: «Здесь надо, чтоб душа была тверда; здесь страх не должен подавать совета». Если Старый Волк прав, а я склонен считать, что он прав; то нам не миновать противостояния с этим Могом и его присными. Тогда ктото из нас любой ценой, слышишь, любой ценой должен будет вернуться в Монастырь и рассказать всё, что мы узнаем. Разведданные должны быть доставлены по назначению в любом случае. Иначе сама разведка теряет смысл. И получится та же самая бессмысленность. А выбирать между двумя бессмысленностями нет смысла.
Лена треплет меня рукой по волосам:
– Я поняла. Ты предлагаешь поступить так, как вы сделали с Сергеем Николаевым. Хорошо. Время покажет. Но… Ты рассуждаешь так, словно мы уже приоткрыли эту калитку и готовимся пройти через неё.
