Гуго хватает шпагу, и глаза его загораются.

– Я беру свои слова назад, лейтенант, вы умеете держать слово. Но вы совершаете ошибку.

– Увидим. Симон, открой дверь. Гуго, вы спускаетесь первым. Не бойтесь, я не ударю вас в спину.

Перед выходом мы с Гуго несколько задерживаемся, чтобы дать Симону время освободить двор. Гуго шепчет мне:

– Вы допустили большую ошибку, граф. Я – бретер и к тому же бывший учитель фехтования. Считаю, что вы должны это знать.

– Не беспокойтесь, Гуго. Я – настоящий, а не бывший лейтенант мушкетеров. Вы, наверное, забыли это?

– Ну, что ж, пусть свершится судьба.

Гуго действительно хорошо владеет шпагой, это показал первый же его выпад. Поэтому я решаю не искушать судьбу, а применяю технику, ему еще неизвестную. Во встречном выпаде, совместив защиту с нападением, я выигрываю темп и пронзаю Гуго горло. Все кончено за три минуты.

– Уберите вашего товарища и больше не попадайтесь мне на дороге! – кричу я в темноту и иду досыпать дальше.

Глава 16

Гденибудь на остановке конечной

Скажем спасибо и этой судьбе.

Но из грехов нашей родины вечной

Не сотворить бы кумира себе.

Б.Ш.Окуджава

Наутро мы отправляемся в дальнейший путь. Теперь наш отряд вместе со мной насчитывает уже двенадцать опытных бойцов. Это серьезная сила.

– Помоему, ночью во дворе ктото дрался на шпагах. Я сквозь сон слышал звон клинков, – говорит де Вордейль, когда мы выезжаем из ворот.

– Я ничего не слышал. Может быть, ктото из наших мушкетеров поссорился с кемнибудь из постояльцев, а может быть, вам приснилось.

– Все может быть, – улыбается маркиз.

Больше мы об этом не вспоминаем. К концу дня утомительного пути мы достигаем берега Коры и, проехав по нему пять километров, прибываем в «Зеленый Дятел».

Пока мушкетеры устраивают коней, а де Вордейль хлопочет насчет ужина и ночлега, я выясняю у слуги, где мне найти Питера Лачину. Тот показывает мне высокого человека с русыми волосами и бородкой, который сидит за столом у окна и задумчиво смотрит на реку. Момент подходящий. Но я решаю не искушать судьбу и подаю сигнал запроса связи. Мне тут же отвечает Сгремберг:

– Все чисто, Андрей. Двое ребят из отдела Ричарда постоянно наблюдали за ним.

Я подхожу к столу.

– Скажите, пожалуйста, паром работает только днем или можно переправиться и ночью?

Питер Лачина внимательно смотрит на меня и медленно, с расстановкой отвечает:

– Можно и ночью, но только за особую плату и без грузов.

– Здравствуйте, Питер. Я – Джордж Саусверк, лейтенант мушкетеров его величества. Мне надо переговорить с вами.

– Я к вашим услугам, господин лейтенант. Я ждал вас.

– Пойдемте на берег реки. Здесь слишком много глаз и ушей.

Питер согласно кивает, мы встаем и идем к выходу. На ходу я говорю де Вордейлю:

– Постарайтесь, чтобы моей беседе с этим купцом никто не помешал.

Обернувшись на выходе, я вижу, что де Вордейль о чемто договаривается с СенРеми, и успокаиваюсь. Нам никто не помешает, кроме… Кроме Маринелло!

На берегу реки мы останавливаемся, и я передаю Питеру конверт императрицы со словами:

– Одна высокопоставленная особа поручила мне передать вам это письмо.

Питер Лачина внимательно осматривает печать.

– Да, это личная печать княжны Ольги, – он благоговейно прикладывается к ней, как к реликвии.

– Странно. Письмо мне передала Нина Матяш. И насколько мне известно, она же и запечатывала это письмо.

– Кто такая Нина Матяш?

– Фрейлина государыни и ее самое доверенное лицо.

Я отвечаю машинально, а сам лихорадочно соображаю, как сообщить Питеру инструкцию, чтобы этого не узнал Маринелло. Тут меня осеняет, и я подаю сигнал.

– Слушаю тебя, Андрей, – отвечает мне Стремберг.

– Нельзя ли перед передачей письма адресату внедрить в Питера Лачину нашего агента? Я не рискую раскрывать ему секрет конверта, может подслушать Маринелло.

– Хорошо, мы это сделаем, но поясни, ради Времени, в чем тут фокус. Или ты думаешь, мы чтонибудь поняли, из той тарабарщины, на которой ты любезничал с Ниной Матяш?

– Если вскрыть печать, содержимое конверта сгорит. Письмо надо вскрывать, надрезав конверт.

– Гм! Эта Нина – умная и изобретательная особа. Еще что?

– Мы можем блокировать какуюнибудь личность от внедрения в нее агента ЧВП?

– Трудно, но можно. В данный момент твой собеседник блокирован. Кого ты еще предлагаешь блокировать?

– Двух гвардейцев, которых я дам в сопровождение Питеру Лачине.

– Будет сделано. Действуй дальше.

– Господин Лачина. Куда и когда вы поедете дальше?

– Завтра утром через Кору переправят два воза с товарами, которые я якобы ожидаю. Мы сразу же отправимся через Мазовию в Гомель, где меня встретит князь Холмский. С ним я доеду до Суздаля. Или передам письмо ему, если он даст мне новое поручение.

– Ясно. До Гомеля вас проводят два моих гвардейца.

– Зачем это?

– Епископ Маринелло приложит все усилия, чтобы заполучить это письмо, и не остановится ни перед чем.

– Мои попутчики – надежные люди.

– Ни на кого нельзя полагаться в данном случае.

– Почему?

– То, что нельзя купить за деньги, можно купить за большие деньги, а этого Маринелло не пожалеет. Тот человек, который сегодня утром спас вашу жизнь, ночью может или придушить вас, или просто выкрасть письмо. Смотря, сколько ему заплатят.

Питер задумывается.

– Пожалуй, вы правы.

Разговаривая таким образом, мы доходим до зарослей ивняка на берегу реки. Внезапно там трещат ветки, слышится возня, сдавленные крики, плеск воды. Я выхватываю револьвер, у Питера Лачины так же оказывается в руках пистолет. Но мы опоздали. В зарослях все стихает, а из них выбираются три моих мушкетера и вытаскивают какуюто личность.

– Их было шесть, лейтенант. Четверых мы закололи, один бросился в воду, а этого мы взяли.

Они бросают пленного к нашим ногам.

– Ваша милость! – вопит тот. – Пощадите! Ради спасителя!

– Поздно ты о нем вспомнил, – говорю я, приставив дуло револьвера к его лбу, – но я дарую тебе жизнь, если ты честно ответишь на три моих вопроса. Учти, ответы я знаю, и, если ты вздумаешь лгать, твои мозги испачкают эту траву. Ты человек де Ривака?

– Да.

– Он здесь?

– Нет.

– Где он?

– В Млене, в гостинице «Перл».

– Так. Дайте ему пятьдесят плетей, и пусть убирается к черту.

В трактире мы снова садимся за стол у окна. Питер делает знак слуге, и тот приносит нам ужин.

– Кто такой этот де Ривак? – спрашивает меня Питер, когда мы остаемся одни.

– Самый опасный человек в округе. В его распоряжении четыре отряда головорезов. Он – один из первых помощников епископа Маринелло. Это он организовал охоту за мной и письмом, которое я вам передал.

– Значит, дальше он будет преследовать меня?

– Нет. За вами будут охотиться его люди. Сам де Ривак останется здесь. У него будет достаточно хлопот со мной и моими делами.

– Спасибо и на этом, – улыбается Питер Лачина.

Мы выпиваем, молчим немного, потом я спрашиваю:

– Так кто вы такой, Питер Лачина?

– То есть?

– Ведь вы не тот, за кого себя выдаете. Никакой вы не купец. Вы – военный и весьма высокого ранга. Вас выдает выправка, властность в жестах, голосе, взгляде… И то, как вы выхватили и держали пистолет.

– А кто вы такой?

– Граф Джордж Саусверк, лейтенант Серебряного полка мушкетеров гвардии его величества императора Лотарингии Роберта VII.

– Нет. Вы ведь не француз, не нормандец, не гасконец, не…

– Я – англичанин, более того, я – шотландец.

– Вот, вот! Почему же вы в Лотарингии, а не в Англии?

– Я служу императору Роберту и не делаю из этого тайны. Моему слову верят друзья и враги. А вот как быть с вами?