Тут я замечаю, что все еще держу в руках гитару, и вешаю ее на спинку стула. А Кристина никак не может прийти в себя от изумления.
– И часто вам приходится бывать в таких местах? Как же вы там работаете?
Магистр начинает ей чтото объяснять, а я поворачиваюсь к Лене и наливаю две рюмки коньяка. Беру ее руку в голубой перчатке и целую нежным долгим поцелуем, в который стараюсь вложить всю свою любовь и всю преданность своей повелительнице. Лена прижимается лбом к моему плечу и шепчет:
– Я люблю тебя.
Я молча кладу руку ей на горячее плечо, и мы выпиваем коньяк. На закуску припадаю губами к этому прекрасному плечу.
Еще долго мы сидим с Леной, взявшись за руки, глядя друг на друга, время от времени отвлекаясь на тосты. Концерт между тем кончился, и вновь свободное пространство заполнилось танцующими парами. Танцует Леночка так же превосходно, как и все, что она делает. Движения ее легки и грациозны, как у кошки. Иногда я танцую с Катрин, Кристиной или Жанной, но чаще, конечно, с Леной.
Возвращаясь после танцев на место, мы с Леной быстро находим руки друг друга, и они замирают гденибудь у меня или у нее на колене. Мы молча смотрим друг на друга и разговариваем без слов. Это то редкое состояние, когда так легко и четко читаются мысли.
Приходим мы в себя, когда замечаем, что остались за столом одни.
– А где все? – спрашиваю я.
– Пойдем, поищем, – предлагает Лена, – не забудь гитару.
На выходе из зала нас останавливает мужчина лет сорока.
– Лена, будь добра, представь нас друг другу.
Лена улыбается.
– С удовольствием. Андрей, это Олег Никитин, ведущий специалист Технического Сектора. Именно он а сделал Золотой Меч. Олег, это Андрей Коршунов, хроноагент экстракласса, мой лучший друг. Именно для него ты делал копию Золотого Меча, оригинал которого он добыл в бою.
– Знаешь, Андрей, я знал, что вы существуете, что вы – один из двух суперагентов, что, невзирая на короткий срок пребывания в Монастыре, вы успели уже и совершить несколько подвигов в реальных фазах, но я не знал о вас всего…
– Чего же вы не знали?
– А того, что я узнал только сегодня. Оказывается, мы с вами – современники, то есть выходцы из одной фазы.
– В самом деле?
– Да! В этом меня убедили песни Высоцкого. Ни в одной другой фазе он не написал «Спасите наши души» и «Песню о тревожном времени». Я сразу хотел подойти к вам, но побоялся помешать вам с Леной.
– Олег, я очень рад встретить здесь земляка и современника! Пойдем с нами, мы ищем своих друзей, я представлю вас. Судя по Золотому Мечу, вы – мастер, каких мало. Как вы сюда попали?
– Куда?
– Ну, не на бал, разумеется, а в Монастырь.
– Это долгая история. Полагаю, мы еще не раз встретимся, тогда и расскажу.
Мы обнаруживаем всю компанию в небольшом зале. Они сидят за столиком, уставленным кофейниками, чайниками, тарелочками, бутылками с коньяком и рюмками. При нашем появлении все прерывают горячий спор, а Андрей восклицает:
– Ну, наконецто! Мы вас заждались, я хотел было пойти и вывести вас из транса, да Кэт не позволила. Присаживайтесь к нам и помогите добраться до истины.
Мы втроем усаживаемся на диван. Катрин наливает нам кофе, а Фридрих, он тоже оказался здесь, подает рюмки с коньяком.
Андрей продолжает:
– Я утверждаю, что ЧВП – это всемирный носитель зла. Есть резон проверить на наличие ЧВП все фазы, где в какойто момент истории силы зла активизируются настолько, что начинают определять направление развития общества. Примеров сколько угодно: Аттила, Чингисхан, Тамерлан, Игнатий Лойола, Кортес, Иван Грозный, Бирон, Бонапарт, Гитлер, Сталин, Мао Цзэдун…
– Хватит, хватит! – протестует Магистр. – Всетаки сегодня Новый год! А через три дня праздник, День нашего Сектора. До этого дня – никаких дел, кроме экстренных. Кстати, Кристина, приглашаю вас принять участие в этом празднике.
– Настоятельно советую, – поддерживает Магистра Жиль. – Это довольно интересное зрелище. Такого не увидишь нигде, ни в одном Секторе до этого просто не додумаются. Предпосылок нет, специфика работы не та… Знаете что, хватит все о работе и о работе. Новый год всетаки. Вот, Андрей пришел с гитарой. Пусть споет, а мы послушаем и подтянем, если сможем.
Общество предложение Жиля поддерживает, и я берусь за гитару. Пою «Песню о друге», «Дом хрустальный», «Я не люблю» и еще несколько.
Когда я останавливаюсь, чтобы промочить горло чашкой чая, Магистр задумчиво говорит:
– Вот это, я понимаю, поэт! Вдоль дороги – лес густой с Бабами Ягами, а в конце дороги той – плаха с топорами.
– Он как будто с вами работал, – поет Кристина своим голоском. – Ведь это про вас: вдоль дороги все не так, а в конце подавно.
– А меня больше всего поразили другие строчки, – говорит Фридрих. – Это ведь как хорошо надо знать хронофизику, это не просто поэтический образ: впервые скачет время напрямую, не по кругу.
– Кэт, – шучу я, – проанализируй, пожалуйста, мою с Олегом фазу на предмет наличия в ней ЧВП.
– Зачем это? – вскидывается Магистр.
– Ну, раз Высоцкий в числе сотрудников Монастыря не зарегистрирован, значит, он – агент ЧВП.
– У вас и без того ЧВП хватает, – ворчит Магистр.
– То есть?
– Приходи послезавтра, покажу. А что до Высоцкого, то он – гений, а гениям свойственны озарения, выходящие за рамки его эпохи. А что до вашей с Олегом фазы, то тут еще вопрос: удастся ли умыться нам не кровью, а росой? Он, похоже, и это предвидел.
– Что, неужели так серьезно?
– Серьезней некуда. Послезавтра, я сказал, послезавтра! Олег, забери у него гитару, а то он забыл о своих обязанностях.
Олег берет гитару. Его репертуар состоит в основном из песен Окуджавы. «Последний троллейбус», «Солдатик», «Баллада о закрытых дверях» словно возвращают меня домой. Ну, а «Песня Верещагина» производит на компанию убийственное впечатление.
– А вы знаете, что уже утро? – спохватывается Жиль. – Нука, Андрей, спой чтонибудь в заключение такое, чтобы в душу запало.
Я молча беру гитару и задумываюсь. Надо спеть чтото особое. Вдруг решение приходит само по себе.
– Небо там, впереди, подожгли,
Там стеною закаты багровые…
Олег подхватывает:
– Там чужие слова,
Там дурная молва,
Там ненужные встречи случаются…
Последний куплет все слушают затаив дыхание.
– Там и звуки и краски не те,
Только мне выбирать не приходится.
Очень нужен я там, в темноте,
Ничего – распогодится!
Припев поет уже вся компания. Потом Магистр предлагает:
– Эту песню надо сделать гимном нашего Сектора. Она как нельзя лучше отражает специфику нашей работы. " Только мне выбирать не приходится, очень нужен я там, в темноте, ничего – распогодится!"
Все соглашаются, и мы, еще раз выпив за Новый год и поздравив друг друга, начинаем расходиться.
Когда мы приходим к Лене, она по линии доставки вызывает несколько пакетов с соками. Я тем временем снимаю пиджак и галстук и располагаюсь в кресле.
– Хватит накачиваться кофе и коньяком, – заявляет Лена и, налив два стакана сока, усаживается ко мне на колени.
– Ну что, милый, доволен ли ты праздником?
– Сверх всякой меры! – отвечаю я, обнимая ее за талию и целуя в шею. – А откуда ты знаешь эту песню?
Лена отстегивает и сбрасывает с плеч голубую мантию.
– Из твоего подсознания, дорогой. Эта песня почемуто прочно там запечатлелась. А когда я ее расшифровала, то долго не могла прийти в себя: она словно про нас написана, особенно… – она вдруг замолкает.
– Что особенно?
– Ничего, так, к слову пришлось, – отмахивается Лена и, поставив на стол пустой стакан, принимается осыпать меня поцелуями.
Я отвечаю тем же, начав со лба, глаз, ушей, спускаюсь к плечам. Достигнув границы декольте, нащупываю сзади застежку. Руки Леночки тем временем освобождают меня от рубашки, и она прижимается ко мне грудью, нагая по пояс. Я расстегиваю пояс платья и, подхватив Леночку на руки, отношу ее к шкуре у камина.