Как-то в гостиной, выдернув Андрюшку из мечтательных полётов, когда он сидел на софе, уставившись в никуда, пустив из уголка рта слюнку, я обнял его и зашептал утешительные слова. Просил прекратить так вести себя, иначе все вокруг начнут считать его психом. Я сказал ему:

  - Я люблю тебя.

  А он ответил:

  - Иди нафиг. Не мешай мне!

  И убежал.

  В конце апреля на рисовании он изобразил картину, ничего не значащую для остальных, но заставившую меня биться в ужасе. Тема: я и моя семья. Андрей нарисовал шестерых. Отца, мать, себя, меня и двух существ, которых братишка никак не мог видеть. Но с ними встречался я. Две фигуры в костюмах с очень длинными ногами, откляченными задницами, без лиц, только губы.

  Никто не спрашивал Андрея, зачем он нарисовал монстров, даже я. Школа и родители привыкли к странностям Андрея. Думаю, отец и мать однажды посовещались и пришли к выводу: он наш сын, мы будем любить его и таким. Я же не обмолвился словом с братом потому, что боялся. Слишком хорошо запомнился серый пластмассовый нож. Если приложить силу, то им можно проткнуть шею, ну или воткнуть в живот например.

  Однако ночью мне приснился сон, изменивший моё мнение. Я шёл по осенней улице. Не знаю, почему осень. Ржавые воды текли по асфальту, на людях сидели плащи, всё как весной, только солнца не было. Прохожие быстро снуют туда-сюда, задевая меня сумками, плечами, и вдруг впереди я вижу фигуру, двигающуюся мне навстречу. Длинные ноги, откляченный зад. Только одета Тварь в плащ и шляпу, а белёсые пальчики сжимали зонтик, раскинувшийся над существом. Оно приблизилось ко мне и залезло во внутренний карман плаща.

  Сейчас монстр достанет пушку и убьёт меня. Но вместо пистолета существо достало не-большую пластиковую карту и протянуло мне. А потом Тварь заговорила, сверкая кривыми жёлтыми клыками:

  - Бифуркационный период вашего брата истёк.

  Я смотрю на карточку, но ничего не вижу и просыпаюсь. Через день, взяв рисунок, я ткнул им в брата и чётко спросил:

  - Андрей, объясни мне, где ты видел этих чудовищ, которых ты записал нам в семью?

  Братишка в это время решал математику, и у него, скажу, неплохо получалось. В последние месяцы Андрей улучшил отметки в школе до круглого отличника. Кажется, будто в него поместили сразу всю программу за четвёртый класс.

  - Нигде, - пожал плечами Андрей.

  - Тогда, почему ты их нарисовал?

  - Мне про них рассказали, - ответил брат.

  - Кто?

  - Стёпка!

  ******

  Я заперся в кладовке. Сидел и ревел там, спрятав лицо в коленях. Как же мне было страшно, грустно и одиноко. Я ничего не понимал, но казалось, будто я очутился в одной из шизогонических реальностях, по которым бродил летом.

  Перед сном, когда свет в доме потух, я тихо спросил Андрюшку:

  - Почему ты вспомнил Стёпку?

  - Иногда я его слышу, - ответил брат из темноты. - То, что во мне живут сорок девять меня позволяет многое видеть и слышать. Я слышу других бифуркаторов.

  Я не знал, что ещё спросить. Разговор было страшно продолжать уже на этом этапе.

  - Ты слышишь Стёпку? - спросил я.

  - Какого из двухсот пятидесяти одного?

  Меня обдало холодком.

  - Он ещё жив? Прошло уже восемь месяцев.

  - Он сильный бифуркатор. Самый сильный, потому что умный. Он очень старался выйти из своего бифуркационного дня.

  - Так он умер?

  - Ну пока жив, но фактически, - ответил Андрей.

  Я захлопал мокрыми ресницами, не понимая, почему плачу. То ли от грусти, то ли от ужаса. Ноги и руки похолодели, спрашивать больше ничего не хотелось, но я продолжал:

  - Передай ему, что он мой лучший друг.

  - Нет, - отвечал Андрей. - Тебе не понравится его реакция.

  Теперь мне ещё страшнее.

  - Он меня ненавидит?

  - Наверное, он сейчас всех ненавидит, - вздохнул Андрей. - Он сейчас в таком состоянии, когда сложно любить. Тёмка, он умирает. И ему очень плохо. Представь, если бы твой мозг раздирали на каждую клеточку по отдельности.

  - Не надо. Спасибо. Давай спать! - я прекращаю разговор и отворачиваюсь, но Андрей не унимается.

  - Он будет жить ещё. Он будет так мучиться по меньшей мере месяц. Он чаще других любит говорить со мной. Спрашивает о тебе.

  - Что ты ему отвечаешь? - напряжённо говорю я.

  Братишка не отвечает долго.

  - Когда ты менял меня на него, ты думал, что поступаешь правильно? - спрашивает Андрей, и моё сердце бьётся чаще.

  - А ты считаешь, что я совершил ошибку?

  - Не знаю.

  - К тому же, я очень хотел оставить там Серёгу. Я не хотел бросать в бифуркаторы Стёп-ку. Это всё Серый виноват.

  - Если б ты оставил там Серого, Стёпка всё равно не обрадовался бы, - отвечает Андрей. - Но он тебя понимает. Он понимает твой выбор. Понимал...

  - Понимал? А сейчас что?

  - Сейчас ему очень-очень плохо. У него ничего не болит, он просто почти сошёл с ума. Он не может спать, ему постоянно что-то шепчут в голове. Сейчас Стёпка ведёт себя очень неадекватно. Месяц бессонных ночей изменят кого угодно, поверь.

  - Ты... скажи ему, что я сожалею, - тихо произношу.

  - Не думаю, что ему это поможет, - отвечает Андрей.

  На этом разговор закончился.

  В мае Андрюшке стукнуло одиннадцать. К тому времени братишке стало ещё хуже, и мы уже рассматривали вариант госпитализации мелкого. Я называл это по-другому: отправить в психушку.

  Как ни странно, брат контактировал с внешнем миром только в школе. Дома он вёл себя отрешённо, будто аутист. Как-то я застал на кухне маму, кормящую Андрея с ложки. Сам брат смотрел перед собой, будто спал с открытыми глазами, и лишь периодично открывал рот. Пюре иногда стекало с уголков его губ, и матери приходилось пользоваться тряпкой.

  Мама плакала.

  На день рождение Андрюшка немного оживился. К нам вернулся прежний мальчишка. Игривый, весёлый. На праздник пришло не много народа, в основном - родственники и пара одноклассников, которые ушли через час. Родители надарили Андрюшке много по-дарков, но братишка не радовался им. Смотрел на игрушки равнодушно, как в апреле на выкопанные стёклышки.

  Я затеял игру в прятки. Участвовали ещё близнецы папиной сестры, старше Андрея на год. Я водил. Досчитав до пятидесяти, я направился искать ребят. Проходя мимо заветного окна, заметил мрачный силуэт братишки в центре заднего двора.

  Я немедленно спустился, побежал к нему, смешно скандируя:

  - Не самое лучшее место, чтобы спрятаться, да?

  Когда Андрюшка обернулся, я отпрянул. В вечернем мраке глаза братишки сверкнули холодным гневом, кулаки зажаты. Думаю, ещё секунда, и он бросился бы и загрыз меня, столь свирепым выглядело его лицо. Но вдруг взгляд прояснился, и он огляделся.

  - Ты... не успел спрятаться? - неловко спрашиваю.

  - Я... ой... - Андрей улыбнулся, пожал плечами. - Я спрятался, просто увлёкся голосами и как обычно ушёл за ними. Давай сначала.

  Мы не начали сначала. Вдвоём отыскали близнецов, на том и закончили. Я всю ночь га-дал, за чьим же голосом братишка пошёл, как на зов блуждающего огонька?

  Просветление праздника ограничилось одним днём. Назавтра Андрюшка снова ушёл в себя, на сей раз ещё глубже. Через пару дней после дня рождения я обнаружил на столе записку от Андрея, и слова меня совсем не порадовали:

  Бифуркационный период истекает... Тёмка, ты тварь... Я всё равно достану тебя... Надо было добивать Серёгу... Бифуркаторы сильнее, если выше рангом... Боги тоже жестоки... Потому что бифуркационный период истекает... Жди меня... Я буду жить всегда... Пламенный привет от Стёпки...

  Я не испугался. Нет. В те дни страх стал для меня привычным состоянием. Иногда я молился, чтобы этот кошмар поскорее закончился. Наверное, поэтому, когда через неделю после дня рождения Андрюшку сбила Рено, я даже немного обрадовался.