- Ты ешь это уже двадцать третье утро, - отвечает брат, и я не успеваю спросить, что это значит, как Андрюшка продолжает: - а второе яйцо, которое ты возьмёшь, будет протух-шим.

  Я подозрительно кошусь на опарыша. По лицу последнего опять растягивается эта не-здоровая улыбка. Слева тянет холодом, на меня уставились продукты.

  - Всё ты врёшь, - говорю я и теперь смотрю на выложенные в рядок яйца, так похожие на личинки опарышей, мать их. Я тянусь к паре яиц, зависаю над одной, потом думаю и выбираю их в рандомном порядке. На секунду думаю, что Андрюшка окажется прав.

  Под напряжённое молчание разогреваю сковороду, добавляю масло, осторожно разби-ваю первое яйцо, - глазунья, и только глазунья, - яйцо нормальное. Разбиваю второе - тоже свежее.

  И вдруг душа срывается в полёт, меня охватывает бесконечная лёгкость и напряжение утра спадает. Конечно, всё это игра. Андрюшка старается заставить меня поверить в его... сумасшествие, что ли, вот и придумывает ерунду.

  - Оба яйца свежие, умник, - я оглядываюсь.

  Глазки опарыша хмурятся. Он вскакивает и смешно семенит к сковородке. Смотрит на яичницу словно профессор на ход эксперимента.

  - Ты уверен? - почти шепчет он.

  - Началась денатурация белка, - усмехаюсь я. Слово умное. Услышал у учительницы биологии. Так называется процесс, когда белок в яйце сворачивается. - К тому же, запах. Чувствуешь этот прекрасный аромат яичницы?

  Андрюшка задумчиво прикладывает палец к виску, хмурится и отходит от плиты, бор-моча про себя невнятицу. Я могу расслышать несколько фраз:

  - ...новое качество динамической системы... ...малое изменение некоторых параметров...

  - Слушай, - мямлю я, снова чуточку пугаясь. Такие слова мой опарыш точно не знает. - В чём дело? Что ты творишь?

  - Пытаюсь вырваться из цикла, - немного резко отвечает Андрюшка и стреляет в меня совсем шизоидным взглядом. Постояв так секунду, он возвращается за стол.

  Я опускаюсь напротив, когда яичница уже готова и остывает на тарелке. До этой секунды мы не сказали друг другу ни слова. Под отрешённый взгляд опарыша я начинаю есть.

  Мелкий прикалывается, точно прикалывается, но почему тогда моё сердце настойчиво ковыряет пальцем страх?

  Вам было бы уютно сидеть в молчании с родным человеком, который глядит на тебя словно Т-инфецированный тип из "Обители Зла"? Вот и мне тоже, поэтому я заговорил.

  - Опарыш, - а брата я называл только так, иногда Дрюн, но никогда не брат и тем более братишка, - чего ты добиваешься? Чтобы тебя все считали психом? Так знай, я тебя уже таким считаю. Не перед тем спектакли показываешь.

  По лицу Андрюшки расплывается эта чёртова улыбка, появившаяся в арсенале ужимок опарыша этим утром. В сочетании с умными глазами подобное губорастягивание напоми-нало гримасы сумасшедших профессоров из фильмов о супергероях.

  - Ушлёпок, - произнёс он то ли серьёзно, то ли в шутку. А затем встал и с кукольным ли-цом двинулся в гостиную.

  - Погоди, я поем и достану тебя, - усмехаюсь. Желания доставать брата после завтрака нет никакого. Не потому, что я его безгранично люблю. Ха! Сколько люлей он от меня схлопатывал, это не счесть. Конечно, больше обидных, чем больных, но изредка случается и настоящая поножовщина. Никогда не забуду, как зимой, устав хлестать Андрюшку и терпеть его удары, схватил бревно и врезал младшему по лицу.

  Это уже потом, в следующую секунду я думал о последствиях. Когда же полено неслось в направлении челюсти опарыша, мною руководила смерть, превратившее тело в машину для убийства.

  Приложился я не сильно, но губы Андрюшке разбил. И сразу сердце сжимает страх. Когда опарыш предстанет перед мамой с окровавленной улыбкой, меня накажут, выпишут из паспорта и закопают живьём на заднем дворе.

  Я тогда умолял его не рассказывать маме, но разве утаишь разбитые губы? В потасовках у Андрюшки есть один плюс и один нещадный минус. Он никогда не плачет. Я считаю это плюсом. Признаюсь, ни разу не заставал брата со слезами на глазах, наверное, лет с шести. Даже когда удар бревна полопал губы опарыша, - а случилась эта резня меньше года назад, когда мелкому было вообще девять, - он ошарашено застыл как кукла и уставился на меня. Злость как рукой сняло. Во дворе снег, куртка опарыша порвана, шапка уже в углу сарая, лицо красное от натуги, вспотевшие волосы застыли в стойке бушующего пламени и рот открыт в изумлении, а с губ только кровь капает.

  Мне становится дурно. Понятно, что драка закончилась, и вот я уже отбросил полено, обнимаю опарыша, готов купить ему весь МакДональдс, а он только глазами моргает:

  - Это ты меня сейчас бревном огрел! - щебечут его алые губы.

  - Только не говори маме, умоляю, - я чуть не плачу.

  - На колени! - властным голосом наезжает опарыш, и с губ красные капельки брызгают в мою сторону.

  Я никому никогда даже под страхом смерти не признаюсь, что в тот день встал на колени перед малым. Только бы он поддерживал нашу версию событий: поскользнулся, упал, очнулся - гипс.

  И когда я постоял на коленях и выполнил ещё кучу унизительных приказов, мы верну-лись домой, и опарыш с порога заявляет ошарашенной маме:

  - А Артёмка меня бревном бил.

  Вот и его минус. Андрюшка готов был настучать обо мне родителям в любой момент, остаётся только поймать меня на месте преступления. Со временем я понял, не надо у него просить прощения, обещать невероятно важные для мелких мальчишек подарки, лучше уж сразу отправлять его к маме, а самому идти в комнату за секирой.

  Поэтому никогда, ни в каких авантюрах я с опарышем не участвовал и вообще старался пересекаться с мелким только при необходимости, например, в детской. А уж если родите-ли когда-нибудь сподобятся выделить мне комнатку под чердаком, я вообще забуду о таком понятии как брат! Брат? Чтооо вы! Кто это? Из какого языка это слово?...

  **

  Из воспоминаний прошлого и фантазий меня вырывает шуршание замка входной двери. Я уже почти закончил скромную утреннюю трапезу, как в мою жизнь вместе с утренней жарой и ярким солнцем врывается мама.

  Она напоминает мне Ненси из первого Кошмара Вяземской Улицы, только чуточку старше. Красивая, строгая и практичная. Впрочем, оба моих родителя славятся практичностью, иначе не жить бы нам в двухэтажном коттедже в элитном посёлке с ванильным названием "Искра Радости" на окраине Саратова. Можно обкакаться от няшности.

  - Доброе утро крейсеру "Аврора", - здороваюсь я.

  - Уже обеденное время. Андрюшка встал? - с ходу спрашивает мама.

  - Раньше меня, - отвечаю.

  - Поел?

  - Не имею ни малейшего представления, - говорю и открываю было рот, чтобы объяснить маме о съехавшей крыше опарыша, но вовремя торможу. Посмотрим, как он поведёт себя перед родителями.

  Та тем временем расфасовывала продукты в холодильник. Она остановилась на секунду и каркнула привычным оглушающим голосом - мне в ухо будто льдину воткнули:

  - АНДРЕЙ!?

  - Да, мама! Ел! - доносится откуда-то из глубины дома голос опарыша. Мама открывает было рот, но мелкий добавляет: - Два бутера с сыром и один с колбасой, а запивал сладким чаем!

  Удивлённая мама чуточку призадумалась, но на её губах заиграла забавная улыбка.

  - А может я!...

  - Не надо, я пока не хочу есть! - перебил голос Андрея.

  - А ты знаешь, что я хочу предложить!? - теперь мама смотрела азартным взглядом куда-то в потолок, внимательно прислушиваясь к звукам из комнаты.

  - Ты хочешь предложить баранину с горошком! - отвечает Андрей.

  Мама весело хмурится и смотрит на меня.

  - И ведь угадал.

  Моя яичница к тому времени иссякла, и я выдуваю второй бокал сока.

  - Привыкни, твои дети - тролли, - пожимаю плечами.

  - Ох, - мама качает головой и выкладывает в раковину мясо. - Дождётесь вы у меня.