- Всё есть, - говорю. - Можем ехать.

  А к нам уже бежит Серый и машет руками.

  Он нашёл парня лет двадцати восьми в оранжевом мать его Рено. Не мог другой цвет подобрать. Из-под потёртой шляпы водилы торчали немытые кудрявые волосы. Морщинки в уголках губ и глаз смеялись, зато взгляд мне не понравился. Подленький какой-то.

  На переднее сиденье забираюсь я.

  - Далеко вам надо, люди молодые!? - весело прикрикивает парень.

  Прежде чем назвать адрес, ощущаю неприятный запах затхлости в салоне, да и от водителя несло нечистотами, и среди благоуханий чувствовался запах вчерашней вечерней пьянки.

  Я называю адрес и хмуро отворачиваюсь к окну.

  - Далековато, конечно! - восклицает шофёр, заводя машину. - В старое доброе время со старыми добрыми пробками плелись бы не меньше четырёх часов, сейчас домчим за минут тридцать. Устраивайтесь поудобнее!

  Мы выплываем на пустынную проезжую часть. Некоторое время едем молча, из магни-толы льётся неизвестная мне группа. Ничего не имею против, очень похоже на рок, если бы не гадские для нынешней ситуации слова:

  Время ошарашено носится,

  Время как жвачка не тянется,

  Время не растрачивают те, кто

  Знают то, что временем надо платить.

  Полагаю, Стёпка хмур как и я, а Серый вдруг задаёт вопрос:

  - Это же с кем вы сейчас воюете?

  Во дурак.

  - Что значит чьих? - усмехается водитель. - Парень, да ты с Чукотки приехал? Хотя и там знают с кем мы воюем. С фашистами ж.

  - Так мы ж сними уже в сороковых отвоевали ж?

  Вот идиот. Я терпеливо прикрываю глаза.

  - Ребят, да вы что, из другого мира?! - восклицает водитель, внимательно поглядывая на дорогу. Шутки шутками, а попал он в яблочко.

  - Не обращайте внимания, - вдруг говорит Стёпка. - Это мой брат, он немного больной на голову.

  - Ааааа, то-то я вижу, видок у него глуповатый! - восклицает шофёр и поглядывает в зеркало заднего обзора.

  Не представляю, какое лицо сейчас у Серёги, но едва сдерживаю улыбку. Уголки губ всё же немного растягиваются.

  - А чо это я? - бубнит Сергей. Ох, лишь бы он понял сценарий, а то сейчас, похоже, его самолюбие всё испортит. Но Стёпка затыкает рот брату следующей фразой:

  - Они на нас снова напали. Я же тебе говорил сто раз.

  - Всё верно! - кивает шофёр, поворачивая на неизвестную нам улицу. - А что же вы его одного отпустили такси ловить? Сейчас время такое, что умных-то обманывают. - С этими словами водитель как-то чересчур добро косится в мою сторону.

  - А мы рядом стояли, - тут же отвечает Стёпка. - Вы лучше расскажите ему, кто с кем воюет, он любит это слушать.

  Вот Стёпка. Вот молодец.

  И вдруг Серый подхватывает:

  - Да, я люблю! Очень люблю!

  Только делает это слишком уже дурацким голосом, как будто резко превратился в маль-чика-дауна. Переигрывает.

  - Да что там рассказывать. Третью Мировую они развязали, фрицы эти опять, - ворчит водитель. - Надо было тогда Сталину в Берлин всё-таки войти и снести их к чертям собачьим.

  В салоне некоторое время висит пауза, а шофёр то и дело поглядывает в зеркало заднего обзора, да на меня иногда слишком уж любвеобильным взглядом. Может, ждёт, что мы продолжим. А мы и не знаем как.

  Но Серёга продолжает подыгрывать, и очень неплохо.

  - Так они ж мелкие, - говорит он. - Россия вон какая большая, а Германия совсем маленькая.

  - Маленькая, да удаленькая, - ворчит водила. - Они там наплодились как кролики. Вся Россия залезет. И вооружение нехилое. Да они потом всю Европу всколыхнули. По принципу: идём на Россию, кто не с нами, тот против нас. Вот многие и подписались, чтобы на них не нападали.

  - А как же Америка? Они такое потерпели? - возмутился Серый.

  - А что Америка? Ей главное - не с ней воюют. Она и спряталась. Все от нас отвернулись, - продолжал глаголить водитель. - Китайцы, вроде бы друзья друзьями, а сразу на сторону оппозиции встали. Всем наша огромная территория нужна. Китай, говорят, уже тайгу забил. Вы думайте что хотите, ребятки, а я подозреваю, что Россия доживает последние дни.

  - Как-то очень пессимистично звучит, - грустно отзывается Стёпка.

  - Смотрите реальности в лицо, - отвечает водила и бросает короткий взгляд на моего друга в зеркало заднего обзора. - В школе, если вы ещё учитесь, вам-то небось поют, что мы победим, но европейцев, кажется, это совсем не волнует. Хотя, Москву, думаю, оставят. Оставят нас жить на клочке территории не больше Латвии, а остальное заберут. Бурятия с тайгой узкоглазым отойдёт. Может, ещё за Владивосток поборются, да там, поди, США нарисуется вдруг в друзьях, да себе всю Камчатку заберёт, правда, не знаю, что они там будут делать. Мне интересно, как наш юг делить будут. Вот это пугает. Не наделают же там массу анклавов.

  - Это получается, что Китай будут самыми большими? - интересуется Стёпка.

  - Вероятно. Они ж там наплодились как кролики. Мы, ребят, собственно, уже подъезжа-ем. Три тысячи с вас готовьте.

  Три тысячи? Виду я не показываю, но ужасаюсь от названной суммы. За такие деньги можно от Саратова до Самары доехать в нашей реальности. Предполагаю, что друзья тоже возмущены, но Серый уже шелестит полами куртки. Незачем спорить с невинным человеком.

  А невинный человек тем временем внимательно изучает в зеркале действия Сергея, а потом вновь смотрит на дорогу и продолжает словесный понос:

  - Не представляю, зачем вам музей сдался. В такое-то время. Туда сейчас и не ходит, поди, никто.

  - Нас там родственники ждут, - тихо отвечает Стёпка.

  Забрызганное Рено съезжает к тротуару, и говорливый таксист выключает двигатель.

  - Возьмите деньги, - просит Серёга, и бледная рука друга появляется в поле моего зрения.

  - И зачем вам нужен этот музей. Сейчас в музеи вообще никто не ходит, - говорит водила, забирая деньги. - Пусто там... - потом он замирает и хмуро поглядывает на купюры. - Вы мне чего дали?

  - Деньги, - неуверенно произносит Стёпка.

  - Мне нужны настоящие! - шофёр швыряет купюры назад. - А не какие-то бумажки, сделанные под не пойми какую валюту.

  Стёпка вздыхает и отчётливо слышу шёпот друга:

  - Этого я больше всего и боялся.

  - Я не понимаю, что здесь происходит? - бормочет Серый, собирая купюры. - Это един-ственные деньги, которые у нас есть.

  Водитель откидывается на сиденье, хмурится и зло глядит на дорогу. Разговорчивый балагур с его лица исчез, уступая место разгневанному карлику. Недалеко от машины пару мальчишек помладше меня тащили через маленькую площадь металлическую сетку от кровати, редко поглядывая в сторону нашего автомобиля. В салоне повисла тонкая тишина, разрывающаяся лишь шёпотом динамиков, в которых теперь играла группа Любэ.

  - Меня такой расклад совсем не устраивает, - говорит таксист и поворачивается в мою сторону. - Предлагаю обмен. - Глаза водилы вдруг сверкают, губы улыбаются, я вновь вижу усмешку сумасшедшего профессора. И она вновь напоминает двадцать третье июля. - Двоих из вас я отпускаю, а кого-нибудь одного вы оставляете. - Рука таксиста ложится мне на голову, и он ласково треплет волосы на макушке. - Мне нужны работнички. Уж мы-то поработаем.

  У меня сердце останавливается от ужаса, и ноги сводит. Острое оружие оппозиционеров давит из внутреннего кармана на грудь. Но если я даже успею надеть смертоносную штуку, то полмашины же разнесу.

  Ещё пять секунд и я обкакался бы от страха, если бы не Серый. Проблема решилась мускулами. Парень нападает на шофёра, хватает за шею и кричит всякие нехорошие слова. Если вырезать всю ту ругань, которую нам запрещают говорить родители, получится что-то типа:

  - Ах ты, сволочь паршивая! Ты чего тут удумал!?

  Поражённый шоком я медлю лишь секунду, а потом открываю дверь машины и вываливаюсь наружу. Позади хлопают двери. Мы выходим почти одновременно. Сначала Стёпка, потом Серый, которому водила успевает врезать по носу, а потом и сам таксист. Разница в доли секунды.